Его другая - Элла Александровна Савицкая
— Если хочешь, можем вернуться.
— Нет, нет, все нормально, — часто мотает головой, продолжая упрямо идти вперёд, — пока не хочу возвращаться.
Понимаю. Я и сам не горю желанием присоединяться к празднику. Но Ани явно мёрзнет. Не думаю, что обычно её выпускают гулять в такое время. Вечером девушки по улице не шастают. В отличии от некоторых. Кое-кому и в пивбар наведаться после десяти это нормально. Да и в клуб тоже.
Скидываю с себя куртку и набрасываю Ани на плечи.
Большие глаза удивлённо распахиваются.
— Зачем? Ты же замерзнешь, Давид!
— Всё со мной будет в порядке. А ты простуду схлопочешь, потом к врачу ехать в областной центр.
К лицу Ани приливает краска, но за полы куртки она все же хватается, натягивая её посильнее.
— Спасибо тебе.
— Грейся!
Мы снова проходим несколько метров молча, а потом я вспоминаю, что она задавала какой-то вопрос.
— По поводу учёбы — все в порядке. Сложно, конечно, но это последний курс. Не удивительно, что нас гоняют больше обычного.
— Ужас, не представляю, как ты справляешься, — улыбается она.
— Да, как и все. А ты сама не надумала поступать?
— Нет, что ты, — смеётся, — об этом даже речи идти не может.
— Почему?
— У нас скоро свадьба.
— Можем отложить.
Ани резко останавливается. Секунду назад улыбающиеся глаза смотрят на меня с неподдельным ужасом.
— Отложить? Ты передумал на мне жениться?
Я тоже притормаживаю. Без куртки холодный воздух кусает кожу, но я этого даже не чувствую. Сосредотачиваюсь на её испуганных глазах.
— Нет, Ани. Просто если ты хочешь получить профессию, то я не против. Мариам, к примеру, очень хочет стать юристом. Зубрит вон днями и ночами, чтобы поступить в университет. И я уважаю её решение. Поэтому и говорю, что если тебе не хочется в восемнадцать лет посвящать себя семье, то я вполне это понимаю.
Ани выглядит растерянной. Опускает глаза вниз, съеживается вся, и несмело пожимает плечами.
— Но я умею всё, что мне нужно. Прекрасно готовлю, шью. Я столько детской одежды пошила для наших будущих детей, ты бы видел. Выбрала нейтральные цвета, потому что ещё не знаю кто будет. А если я поступлю, то не смогу полноценно заниматься домом.
— Поэтому я и предлагаю отложить.
Хоть на улице и темно, но не заметить того, как её лицо буквально на глазах бледнеет, невозможно.
— Но я не понимаю зачем? Родители не потянут мою учебу. А я и не готовилась к поступлению. Да и в принципе даже не думала о таком. Знала, что закончу школу и мы сразу с тобой поженимся. А за время учебы…
— За время учебы ты получишь новые знания. Возможно, познакомишься с кем-то, кого не знаешь с детства. Кто будет не просто другом, а…
— Зачем мне с кем-то знакомиться? У меня есть ты, и это не просто дружба. Но если ты передумал, или нашёл другую девушку… — на последнем слове её голос садится, как если бы она старалась спрятать образовавшийся в горле ком.
Выдохнув, крепко сжимаю её плечи.
— Я не передумал, Ани. Если ты не хочешь учиться, значит поженимся.
Вместо ответа её блестящие глаза расстреливают меня в упор.
— Ты влюбился в кого-то?
Сжимаю челюсть, внутри всё отчего-то канатами стягивает.
— Нет. Не влюбился.
Не заметить её выдоха облегчения невозможно.
— Просто родители этого не поймут, — продолжает она, — Они же так ждут нашей свадьбы. Внуков. И твоя семья тоже. Я не хочу ничего откладывать. Правда, Давид.
— Ладно, я услышал тебя, — успокаиваю её, убирая руки в карманы и отступая на шаг. — Как считаешь нужным.
— Правда? Всё в порядке?
— Да. Не бери в голову. Думал как лучше для тебя.
— Мне и так хорошо.
— Ну и отлично. Пойдём домой?
— Давай, а то тебе должно быть очень холодно.
Холодно. В районе грудины буквально замораживает, но вряд ли причина тому прогулка без куртки.
Гости расходятся ближе к двенадцати. Нам с отцом, как я и думал, стелят на полу, а Мариам с матерью занимают кровать в гостевой спальне.
Уснуть мне не удаётся от слова совсем. Мало того, что неудобно, так ещё и отец с Артушем на кухне продолжают беседовать. Решаю, что раз уж сна у меня все равно ни в одном глазу, то можно пойти перекурить. Встаю и стараясь не наступать на скрипящие доски, отправляюсь в коридор.
— Твои хозяйки сегодня превзошли сами себя, — пока обуваюсь, слышу хвалебную интонацию в голосе отца, доносящегося из-за приоткрытой двери.
— Да. Если бы не Ани, Гаянэ бы это всё три дня готовила, — с гордостью отвечает Артуш. — Помощница наша.
— Воспитали достойно!
— Да. Сына ещё бы, а то Ани приходится делать ту работу, которую я мог бы взвалить на парня, если бы он у меня был. Но Бог не дал.
— Ищи во всем плюсы! Зато Ани умеет то, чего другие девчонки в её возрасте не смогут сделать.
— Только жалко смотреть на неё порой, — с горечью тихо произносит хозяин дома.
Обувшись, я кладу ладонь на дверную ручку, но дверь не открываю. Невольно прислушиваюсь.
— Почему?
— Да зачахла она здесь с нами. Я сегодня посмотрел на руки твоей Мариам и аж сердце заболело. У моей они в мозолях, растертые от рыбы, стирки, работы по дому. Во всём матери безропотно помогает. Я уже так жду, когда она наконец в город с Давидом уедет. Нам вдвоём проще было бы. Что нам двоим надо? Кусок хлеба и стакан молока. А её и накормить надо и одежду какую-никакую купить. Девушка всё же, дочка единственная. Не в лохмотьях же ей ходить.
— Ну потерпи немного, — отвечает отец, — Сейчас забрать мы её не можем. Что люди скажут? Без свадьбы вместе жить не дело. Да и Давид сейчас занят сильно окончанием университета. Сам понимаешь, ему работу нужно получить прежде, чем семьей обзаводиться.
— Нет, что ты? Я её сейчас и не пущу. Потом не отмоюсь от молвы. Всё должно быть по закону. Отпускать буду только под руку с Давидом, и с кольцом на пальце.
— А пока пусть ещё поможет вам. Тебе же легче.
Шумный выдох отца Ани разносится по кухне, а потом слышится звук выливающейся из бутылки жидкости.
— Да. Ну, давай. За детей наших, — произносит Артуш. — Чтобы счастливы были.
— За это давай! Они у нас вон какие вымахали. Внуки будут загляденье, — смеётся отец, а я прекращаю слушать.
Дернув за ручку, выхожу из дома. Опускаюсь на крыльцо и поджигаю сигарету. Глубокий вдох, дым проникает в легкие. Травит, пока я запрокидываю голову
