Цена измены - Елена Алексеевна Шолохова
Их студенческие пьянки, бывало, заканчивались внезапной страстью. Со своей бывшей подругой Дементьев вот так и познакомился – после такой ночи. Но Мышка…
Ладно бы Дашка или Юлька. Да кто угодно… Но её Дементьев и как девушку едва ли воспринимал. Мышка с ним в постели – это анекдот какой-то. Тем не менее трусов на себе он не обнаружил. Хотя на ней белье углядел, когда приподнял одеяло. Это немного обнадеживало. Может, до секса у них и не дошло? Ведь это же Мышка! Ну какой с ней секс?
В то утро неловкого разговора удалось избежать – он ушел в душ, а когда вернулся, Мышки уже не было. Ну а потом все они разъехались на лето, а к осени он уже и забыл про это недоразумение.
* * *
Дипломную работу Дементьев писал у Гречман. Пожилая профессорша дипломников почти не брала, хотя к ней рвались многие. Но к нему она благоволила, вот и сделала исключение.
Как оказалось, не только ему. Но ещё и Инне Немирецкой. Темы дипломных работ у них перекликались, так что Гречман назначала обоим одновременно. Иногда в пустой аудитории после пар, а иногда вообще у себя дома.
Присутствие Инны его нервировало. Он едва мог сосредоточиться и с трудом отвечал на вопросы. Зато четко улавливал каждое ее движение, причем даже не глядя на нее. Вот она что-то пишет, вот накручивает на палец светлый локон, вот поворачивается к нему. Когда она на него смотрела, он вообще деревенел.
Аромат ее духов был приятным и ненавязчивым, но Дементьеву казалось, что ему нечем дышать.
Тяжелее всего было, когда профессорша оставляла их наедине. Тогда от напряжения в аудитории трещал воздух.
Как-то Гречман заставила их спорить между собой, отстаивать свою точку зрения. Сначала из этой затеи ничего не выходило. Оба, старательно не глядя друг на друга, что-то высказали без особой убежденности. Но слово за слово – и всё-таки они втянулись. И так в итоге увлеклись, что потом Дементьев переживал, не был ли в пылу слишком груб.
Однажды кто-то сунулся в аудиторию, распахнул дверь, и сквозняком смело со стола её записи. Он без всякой задней мысли свесился со стула, собрал её бумаги и положил перед ней на стол. Случайно поймал её взгляд и увидел, что она улыбнулась. Ему. Краешком губ, но от её улыбки повеяло не просто вежливостью, а теплом. И сердце ёкнуло. Сжалось в комок, замерло на несколько секунд, а потом понеслось галопом.
Тогда или чуть позже Дементьев осознал, что у него к ней вовсе не неприязнь и не ненависть, а что – сам пока не понимал. И даже не пытался анализировать. Просто ждал этих занятий с каким-то нервным нетерпением. А когда Гречман заболела и целых три недели не назначала им встреч, он весь извелся.
Потом случайно встретил Инну в фойе, и сердце дернулось и задрожало точно так же, как тогда, когда она улыбнулась ему. В другой раз он уже не ждал случайностей, а специально высматривал её, проверяя по расписанию, где и какие пары в её группе.
Потом Гречман, слава богу, поправилась и возобновила их занятия. Только вот находиться рядом с Инной стало ещё сложнее. Раньше ему мешала злость, а тут – попробуй пойми что.
Это была какая-то адская смесь: и тянущая тоска, и что-то сильно похожее на восхищение, и, чего уж, острое влечение.
Он дошел до того, что фантазировал о ней в ду́ше, как подросток. Но не мог себя заставить даже заговорить с ней вне этих занятий. Да и что он мог сказать? Что мог предложить? Прекрасно ведь понимал, что между ними пропасть. Любой подкат к ней будет выглядеть пошло и тупо. Надо просто проветрить голову, говорил он себе, переключиться. Но прежние приемы не срабатывали. На других не то что не тянуло, а отталкивало.
Дементьев с ума сходил, когда видел Инну с кем-то из мужчин, будь то её компания, сокурсники или преподы. И это её ещё никто не трогал при нем. И все равно от ревности пекло в груди невыносимо.
Как-то раз он торопился к Гречман, она им назначила прийти вечером. Взлетел на четвертый этаж старого корпуса и в коридоре в отдалении увидел двоих: Инну и какого-то препода. Они просто разговаривали – о чем, он даже не слышал. А потом этот чертов препод повел её куда-то, приобняв за талию.
Жар ударил ему в лицо, будто он сунул голову в раскаленную духовку. Кровь хлынула вверх, бешено пульсируя в сонной артерии, в висках, в барабанных перепонках. Дементьев ворвался в аудиторию. Но Гречман на месте не оказалось. То ли задерживалась она, то ли вообще забыла.
Пару минут он сидел один в пустом помещении. Сидел, стиснув челюсти, сжимая-разжимая кулаки. Потом вскочил. Да пошло оно всё! Устремился к двери, и тут в аудиторию вошла, почти вбежала Инна. Налетела на него. Или он на неё.
Наверное, у него и в самом деле помутился тогда рассудок. Иначе как объяснить, что он спустя секунду впился в её губы, нагло, жадно, бесстыже, так, как даже и не мечтал. В первый момент она застыла, оторопев. А потом… потом ответила на поцелуй.
Закрутилось у них все стремительно даже по студенческим меркам. Перед Новым годом Инна познакомила Дементьева с родителями. Пригласила на званый обед к себе домой.
Как он тогда готовился! Отгладил идеальные стрелки на брюках, надел кипенно белую рубашку и даже галстук нацепил. Хотел ещё постричься, а то оброс. Заглянул к Мышке, но с удивлением узнал, что она больше не живет в общежитии и вообще ушла в академ. Съездил тогда в парикмахерскую на рынке – там стригли без очереди и недорого. Там же, на рынке, купил розы для матери Инны.
Но обед обернулся катастрофой. Нет, ему Алла Арнольдовна ничего не сказала, даже поблагодарила за букет и проводила к накрытому столу. Но затем позвала за собой Инну в другую комнату. В гостиной тихо бубнило радио, да и отец Инны из вежливости о чем-то с ним пытался говорить. Но потом Дементьев, спросив, где уборная, вышел в коридор. И там уж отчетливо услышал голос Аллы Арнольдовны:
«Ты кого к нам привела? … Ты в какой подворотне его нашла? … После его ухода только проверять, всё ли на месте… Я даже слушать не желаю
