Прости грехи наши… Книга первая - Елена Дмитриевна Фетисова
Василий вздрогнул от собственных мыслей. И тут же представил, как они вернуться с Анной в село. Одинокие с опустошенными, выжженными горем душами… Сплетни, как паутина опутают их жизнь. Змеиный шепот сударушек будет слышаться в след: «Анька-пустышка обрубила Крушининский род…».
Васька замотал неприкрытой лохматой головой: «Нет, нет, только, не это!». Такого позора Василий пережить не мог, и еще одна мысль не давала покоя Василию: несмотря на глупые подозрения, он боялся потерять Анну – единственно любимую им женщину. Жизнь без нее теряла смысл.
«Пусть будет, как она желает!» – наконец, решил он.
– Счастливый ты, Васька! Наследника домой везешь, смеялся водитель, умело управляясь с баранкой.
Василий скосил глаза на маленькое тельце, закутанное в одеяло, и тут же, будто обжегся, хотел отдернуть взгляд, однако заметив счастливое выражение лица жены, удивился и рассердился в который раз.
Анна с неподдельной любовью и нежностью, склонилась над ребенком. Чувства захлестнули мужчину. Не желая мириться с произошедшим, он ревностно не возлюбил этот сверток, мирно лежащий на коленях жены.
«Как она может, так вести себя после всего? Да, как смеет!», – думал Василий, сдерживая закипающую внутри себя злость. Ощущение, что во всем виновата именно Анна, укреплялось в нем все сильнее.
Словно почувствовав не доброе отношение к себе, малыш закашлялся. Женщина подняла кружевной уголок и шофер, не унимаясь, воскликнул:
–Ну, вылитый ты, Василий! Такой же рыжий!
Будто в знак согласия младенец чихнул, а Анна, улыбаясь, проговорила:
– Он и, правда, похож на тебя, Вася…
Василий, едва скрывая, свой клокочущий гнев, криво усмехнулся.
– Еще бы…
– Гостей принимаете?! – распахнув настежь дверь, с порога спросил Прохор.
Дарья, суховатая женщина – мать Василия, стирала, склонившись над тазом. Заметив его, она вытерла руки о фартук и крикнула:
– Заходи, раз пришел. Да, дверь-то прикрой, чай не лето еще…
Прохор неуверенно шагнул в комнату.
– Здорово, Дарья, – прокашлявшись, поприветствовал он, – Бог в помощь!
– Спасибо, Прохор, – ответила женщина, – С чем пожаловал?
– Так это…, – замялся тот, и, что-то сообразив, полез за пазуху. Дрожащими руками он бережно достал оттуда запотевшую бутылку.
– Кликни-ка Василия, хозяйка, – сказал после всего он.
– И охота тебе, Прохор, по дворам шастать, – покачала головой Дарья, – Ведь, знаешь же, не пьет он…
– Зря ворчишь, хозяюшка. Такое дело не обмыть грешно. Первенец, да еще сын! Говорю тебе точно, зови своего золотого!
– Вася! – крикнула Дарья, чтобы скорее закончить пустой разговор, – Поди-ка сюда!
Василий неохотно вышел из горницы.
– А, это ты, дядька Прохор, – проговорил сонным голосом мужчина, и заметил в руках пришедшего поллитровку.
– Ты, что дрыгнешь что ли, рыжий бес?! Сына обмывать думаешь?
Васька к удивлению матери промолчал.
Видя, такое дело, Прохор взял инициативу в свои руки и скомандовал:
– Ну-ка, Дарья, сообрази нам что-нибудь на стол! Да, виновницу, Анну, кликни.
– Нельзя ей! – замахала руками женщина.
– Молоко, что ли прокиснет, – засмеялся Прохор, оголяя свои желтые от курева и возраста зубы.
– Ну, тебя, баламут, – отмахнулась от него Дарья, как от навязчивой мухи, – Не молоденький, пора бы уже и за ум браться.
Мужчина сел за стол с Василием.
– А ты, что ж, Дарья, как не своя…, – пригласил ее Прохор.
– Поздно мне уже начинать пить-то, – отозвалась женщина и глянула на сына. Подавленное настроение Василия тревожило ее.
– Неужели? – захохотал, ни о чем не подозревающий гость, – А мы вроде ровесники с тобой! Да, ну, ладно…, – угомонился он, наконец, – Нам больше достанется. Правда, Васька? – подмигнул он тому, но тоже заметив не веселый взгляд последнего, спросил, – Какой-то ты смурной, Василий. Ай, чем не угодила жена?
Василий ничего не ответил. Он отвернулся, глядя на улицу, будто, там был ответ.
По размытой, талой тропинке шагал Никола. Он тоже покосился на Крушининские окна и столкнулся взглядом с Василием. Глаза мужчины вспыхнули не добрым огнем: «Ну, Анька», – шевельнулось запоздалая ревность внутри, – «Не жди пощады…».
– Кого ты там увидел? – снова спросил Прохор, и, зная, что ответа не будет, сам потянулся к окну.
– О, Никола! Стукни в стекло, Василий, – предложил мужчина нахмурившемуся хозяину, – Пусть присоединяется.
– Нечего ему здесь делать! – грубо оборвал гостя Васька, – Пусть дальше топает…
Заподозрив не ладное, Прохор сказал:
– Не о том ты думаешь, Васька, не о том…, – покачал он головой, – На, выпей лучше, – и налил ему полный стакан самогона.
Василий заглянул в мутное содержимое стакана и увидел, там свое искаженное отражение. Мысль о том, что это выплаканные им слезы за последние два дня, окончательно добила мужчину.
За стеной пронзительно крикнул ребенок. Василий вздрогнул от неожиданности, с которой должен был, теперь, мириться. Он поднял граненое стекло непослушными пальцами и залпом выпил. Горечь, обжигая внутренности, не спеша растекалась по организму, не сумев, однако затушить и успокоить его душевную боль. Присохшие слезы, вдруг, прорвались наружу, и быстро пьянеющий Василий сам взялся неуверенной рукой за бутылку, и, не слушая уговоров матери, налил себе еще. Смутно представляя, что делает, он хотел отгородиться от окружающего мира, от непоправимой действительности.
Ощущая текущую по щекам влагу, Василий неожиданно почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Развернув свое богатырское тело, он вскрикнул от ужаса. До безобразия некрасивая, хищная старуха смеялась над ним.
– Ты кто? Кто ты? – пытался схватить он ее.
– Судьба твоя, Василий Ильич! – хохотала ведьма, – Судьба, судьба…, – отдавались эхом в пьяном мозгу ее слова.
Василий толкнул ее, но тут, сквозь плотный туман, его сознание уловило голос матери.
– Вася, вставай, сынок…. Пойдем, приляжешь, Вася…, – звала она его. Ее родной голос был тихим и ласковым…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Июль выдался ярким, спокойным, с высоким, пронзительно голубым небом и воздухом, пропахши травами и теплой дорожной пылью.
Анна вышла на крыльцо и окунулась в жгучий полдень. Запрокинув подбородок, она зажмурила от удовольствия глаза, глубоко и восхищенно вздохнула: «Хорошо-то, как, Господи!».
Женщина смахнула с головы косынку. Выбившиеся на свободу пряди беспорядочно рассыпались по смуглой шее. Анна тряхнула головой и, так ей захотелось расплести всю косу и закружиться, как, когда-то девчонкой, чтобы трепетал надутый ветром подол платья… Но она лишь улыбнулась и опять вздохнула, только, теперь, совсем иначе: на минуту вспомнилась прожитая жизнь и тихая жалость к себе царапнула внутри, сжавшейся где-то у самого сердца, дикой кошкой… Анна медленно подняла руку и на ощупь определила, какие уже не поправимые морщины легли на лбу, а сколько невидимых рубцов было на ее измученной душе, один лишь Бог и знал!
– Дурачишься, соседка? – неожиданно услышала Анна у себя за спиной. Она оглянулась и увидела Верку –
