Горький вкус любви - Аддония Сулейман

Он зажег сигарету. Я видел, как его взгляд изучает мое тело.

— Послушай, Джасим, я не могу носить их в кафе. Ты и так уже заставил меня надевать тоб, с облегающими брюками я буду вовсе выглядеть неприлично. Я уже устал от приставаний клиентов. Они всё время щиплют меня и обещают подарки, лишь бы я согласился на их предложения.

От Джасима пахло кофе и кардамоном. Он приблизил свое лицо к моему.

— Не волнуйся ты так, ведь брюки будут скрыты тобом. Но как ты можешь обижаться на моих клиентов?

— А что?

— Дорогой мой, в мире без женщин мальчики вроде тебя могут стать отличной заменой женскому обществу. — Жесты Джасима становились всё резче, а в прищуренных глазах мелькали невысказанные желания. — Зачем прятать свою привлекательность и прелестное сложение, ты ведь не женщина, вынужденная носить покрывало. Подумай только: ты, свободно живущий бок о бок с ними, — их единственная возможность прикоснуться к чувственному и прекрасному созданию! Всё остальное под запретом. Так зачем сидеть на своей красоте, словно птица без крыльев, когда ты можешь летать?

Я сел на край кровати, не зная, что ответить.

— Насер, я хочу превратить свое кафе в рай, где осуществляются самые сокровенные желания. Можно запереть женщин под замок, но фантазии у мужчины не отнять! Я хочу найти иные способы утолить страсть.

Некоторое время мы молчали. И я сделал то, что всегда делал в Саудовской Аравии, когда оказывался в безвыходной ситуации. Я закрыл глаза.

Рашид неотступно наблюдал за моими перемещениями по кафе — курил ли он шишу, пил ли кофе, ел или даже беседовал с друзьями. Он был не единственным из тех, кто рассматривал меня, но самым настойчивым. В кафе он прославился тем, что заказывал еду каждые два часа, несмотря на то, что доктора предупреждали его о необходимости сбросить вес.

— Что на тебе сегодня надето, красавчик? — спросил меня Рашид однажды.

— Тоб, разумеется. Вы что, ослепли?

— Брось. Ты знаешь, о чем я.

— Давайте оставим это, — сказал я. — Вам как обычно?

— Да. Не забудь, что фасоль должна плавать в масле, — добавил он, подмигнув.

По пути на кухню я недовольно бурчал себе под нос, раздраженный приставаниями Рашида. Джасим, разбирающий за прилавком счета, заметил это.

— Насер, — окликнул он меня, — что не так?

— Это из-за него, — указал я на Рашида.

— Постарайся не злиться, — попросил меня Джасим и полез в карман за носовым платком, чтобы утереть со лба пот.

— Я устал, — тихо проговорил я.

Джасим легонько похлопал меня по плечу.

— Мой дорогой, каждый раз, когда тебе становится невмоготу, вспомни о том, что я говорил тебе про мужчин и их страсти. Ты должен гордиться собой. И делиться с другими тем, чего у тебя в избытке.

И я прекратил жаловаться. Я делал то, о чем просил меня Джасим, так как понимал: выбора у меня нет. Я ведь не только работал в его кафе, но и жил там. Теперь, когда дядя бросил меня и увез Ибрагима, Джасим — это всё, что осталось в моей жизни.

На следующее утро меня подозвал к себе другой посетитель, господин Молчун. Я улыбнулся, заметив, что он взмахнул унизанной перстнями рукой. Это был один из тех редких мужчин, которые не стремились дотронуться до меня. Обычно он садился в глубине зала за одноместный столик, зарезервированный для него, и неизменно молчал. Клубы дыма сразу же скрывали его лицо и темные очки. Я подавал ему всегда одно и то же: басбусу[14] и кофе. Господин Молчун не разговаривал со мной, только благодарил коротко: «Да обогатит тебя Аллах».

Он вообще ни с кем не разговаривал, только с Джасимом, и их беседа всегда бывала краткой. Ростом он был высок, носил длинную седую бороду, а поверх тоба всегда надевал блейзер.

— Никогда не задавай ему никаких вопросов, — предупредил меня Джасим с самого начала. — Он любит уединение.

— Но хотя бы имя его можно узнать?

— Я сам скажу тебе, как его зовут: Абу Имад.

Я засмеялся:

— Он даже имя свое спрятал за именем сына!

Я заторопился к столу господина Молчуна.

— Ассаламу алейкум, — поприветствовал я его.

— Ва-алейкуму салам, — ответил он мелодичным голосом.

— Не хотите сегодня что-нибудь помимо обычного пирога с кофе? — спросил я.

— Нет, спасибо, — ответил господин Молчун, — да обогатит тебя Аллах.

Через несколько минут в кафе вошел Рашид и уселся за свой стол.

— Эй, мальчик! — заорал он.

— О Аллах, — пробурчал я, направляясь к нему.

— Что-то ты не торопишься сегодня, — заметил он.

— Если вам нравится более быстрое обслуживание, можете обратиться в другое кафе, — предложил я.

— Протри стол, сейчас придут мои друзья.

— Я вытер его минуту назад.

— Он грязный, — сказал он. — Смотри, вот крошки, и вот, и вот. Разве Джасим не научил тебя слушаться старших? И не перечь тем, чье расположение дает тебе средства к существованию. А теперь хватит спорить, и вытри стол как следует.

Я молча покачал головой, но всё же наклонился над столом и стал вытирать его тряпкой. Рашид же просунул руку мне под тоб и выше, между бедер.

Я швырнул тряпку на стол и демонстративно протопал из зала в кухню. Там я вымыл руки и стал молоть кардамон и кофе. Наш повар, йеменец, стоял рядом со мной с кофейником в руках и ждал, когда я насыплю туда ароматную смесь.

Джасим вошел в кухню со словами:

— В какие это игры ты играешь, хотел бы я знать?

Я проигнорировал его, вырвал кофейник из рук повара и налил туда воды.

— Насер, я с тобой разговариваю, — с нажимом произнес Джасим.

— Оставьте меня в покое!

Он попросил повара выйти на минутку, чтобы мы могли поговорить.

Но тут ворвался Рашид и заорал:

— Я всего лишь велел мальчишке как следует протереть стол!

Джасим повернулся к Рашиду и сказал:

— Рашид, я понимаю, что ты, как всякий здоровый мужчина, имеешь определенные потребности. Но с Насером нужно быть деликатным. Если тебе от него что-то нужно, попроси его.

Я стукнул кулаком по столу и крикнул Джасиму:

— Раз ты продаешь мое тело, так будь мужчиной, скажи мне это в лицо.

Я посмотрел ему глаза, проверяя, не стыдно ли ему. Но ничего подобного я там не увидел. Тогда я оттолкнул его с пути и побежал в свою комнату. Там я снял со стены мамин портрет и сел, прижимая его к груди и судорожно вздрагивая. Мне хотелось плакать, но я прикрикнул на себя, чтобы не смел поддаваться слабости, и изо всей силы закусил губы.

В комнату без стука вошел Джасим. Его взгляд заставил меня поежиться.

— Джасим, пожалуйста, забудем об этом, — взмолился я. — Пожалуйста, дай мне побыть одному.

Он тем не менее сел рядом со мной и прошептал:

— Насер, мне трудно просить тебя сделать это, в том числе и потому… — Он замолчал, глубоко вздохнул и потом продолжил: — Насер, ты нравишься Рашиду. Он сказал, что ты ему нужен, потому что он хочет…

— Давай я угадаю. Он хочет, чтобы я был его мальчиком, пока он не женится. Я слышал это уже много раз, но не собираюсь соглашаться.

— Насер, мы не можем отказывать Рашиду. По его виду этого не скажешь, но он самый важный человек из всех наших клиентов. Я не говорил тебе этого раньше, но, чтобы иметь возможность держать кафе, я должен соблюдать определенные правила, выполнять кое-какие требования. Я же иностранец, как и ты. В любую минуту меня могут вышвырнуть из страны, стоит мне нарушить какой-нибудь закон. Ты мне очень дорог. Если я прошу тебя что-то сделать, значит, это необходимо. Подумай сам: если кафе закроют, куда ты пойдешь? Кто откроет перед тобой двери своего дома? Насер, твой дядя и младший брат сейчас живут в Эр-Рияде. Они никогда не примут тебя обратно, а тебе скоро нужно будет продлевать вид на жительство. Откуда ты возьмешь деньги на продление? Если ты не заплатишь, у тебя не будет нужных документов, и тебя депортируют. Так ты хочешь заплатить своей матери за всё, что она сделала для тебя?

— Оставь меня в покое! — выкрикнул я в бессильной ярости.