Трио для миллиардера (СИ) - Бек Кора

По довольной физиономии фрау Майер я догадалась, что она услышала то, что и хотела. Со всей сердечностью, на которую она только была способна, моя коллега (ещё та грымза, между прочим!) поблагодарила меня за помощь. Мы обменялись с ней ещё парой ничего не значащих фраз и простились до завтра.

Я села в машину. Нужно ехать домой, ведь мои малыши остались на попечение соседки — хорошей пожилой женщины Петровны (так, по русской традиции, жильцы нашего дома, где проживает немало переселенцев из бывшего СССР, зовут Ольгу Петровну). Добрейшая душа, Ольга Петровна всегда готова всем прийти на помощь. Однако мне не хотелось бы её слишком загружать. Конечно, у меня воспитанные детки, но сейчас уже поздно, и соседке, по-хорошему, пора ложиться спать.

А я не могу успокоиться после того, что было. Руки дрожат, меня чуть ли не лихорадит от пережитых ярких восхитительных ощущений, от мысли, что Дар меня, кажется, любит…

С большим трудом я смогла завести машину. Сама не помню, как добралась до дому. Ещё хорошо, что не угодила в какую-нибудь аварию. А что? В таком состоянии — запросто! Но у меня дети. Мне нужно поставить моих тройняшек на ноги. Потому что им, кроме мамы, не на кого надеяться. Бабушек-дедушек у нас нет, а их папу я никогда и ни за что не стану просить о помощи, потому что Ода, Оли и Ос — это только мои, выстраданные дети.

У Сафарова наверняка уже есть наследники, а если вдруг — нет, то он их заведёт (не люблю это слово, но другое сейчас на ум не приходит) без проблем. А я не представляю свою жизнь без моих тройняшек. Поэтому мне так важно сохранить их рождение втайне от Сафарова.

А то, что сегодня было между нами, — просто случайность, которая никого и ни к чему не обязывает. Думаю, на моём месте с таким же успехом могла бы оказаться, к примеру, фрау Майер. Ведь у Сафарова, по мнению моей коллеги, было временное помутнение сознания. А значит, он всё равно не соображал, с кем был, и что делал.

Другое дело, что фрау Майер, убеждённая старая дева, которая, как говорят, хотела уйти по молодости в монастырь, но её родители воспротивились, и она посвятила себя медицине, в постель с Сафаровым в жизни бы не легла. Вообще-то, я тоже не собиралась этого делать, но, как говорится, чёрт попутал.

На следующее утро я, как обычно, ровно в восемь часов была на своём рабочем месте. А фрау Майер, рассказывая мне, как прошло её дежурство, растерянно заметила, что русский пациент почему-то интересовался, кто входил ночью в его палату и, вообще, выглядел он довольно странно, хотя лучше, чем вчера. Пожав плечами, она добавила, что этот странный русский был очень недоволен, узнав, что к нему заходила я.

В этой щепетильной ситуации я даже не знала, хвалить мне себя за то, что невольно, но я способствовала улучшению самочувствия Сафарова, или плакать от того, что Эльдар даже не попытался скрыть от моей коллеги, что у нас с ним (имеется в виду, с фрау Вебер) весьма напряжённые отношения?

Почти шесть лет назад мы расстались с Эльдаром, но он, словно злой гений, продолжает меня преследовать.

Страсти по Сафарову

Сегодня меня попросили выйти на работу в другую смену. Точнее, мне придётся работать сутки. Вообще, в Германии к переработкам отношение негативное. С одной стороны такие вещи тут же пресекают профсоюзы, даром что они — одни из самых авторитетных в Европе. К их мнению прислушиваются и работодатели, и чиновники.

С другой, само население не готово работать сверхурочно несмотря на то, что такая работа оплачивается по высокой ставке. Но немцы живут по заветам прусского короля Фридриха Первого, который сказал: “Война войной, а обед по расписанию”.

А тут вдруг случилась нештатная ситуация: у медсестры, с которой мы работаем в одном отделении, серьёзно заболела мама, проживающая в другом городе. Понятно, что женщине нужно съездить проведать маму, чем-то помочь, но заменить её оказалось некем. Женщина в слёзы, да только Германию слезами не возьмёшь.

И тогда нашего старшего врача, а он родом из России, осенило, что он может обратиться ко мне. Ведь, как сказал один советский поэт (мне строчки из его стихотворения прочитала однажды моя бабушка, объясняя важность труда): “Нам хлеба не надо — работу давай!”. И хоть с тех пор многое поменялось, наши люди продолжают мыслить теми же категориями. И, к сожалению, я — не исключение.

Ну не могу я не пойти навстречу человеку, который нуждается в помощи! Мне же потом кусок в горло не полезет, ночью не засну, если буду знать, что могла помочь, а не помогла.

В общем, отвезла я рано утром детей к тёте Лене в Майнц, а сама отправилась на работу. В отделении нас, медсестёр, три: одна — постовая, и две работают с пациентами.

Поскольку приехала я не из дома, то получилось, что на работе оказалась чуток раньше положенного, поскольку трудно предугадать, будешь ты стоять в пробках, или нет. Пока я переодевалась в специальной комнате, поболтала со своей сменщицей.

Фрау Лессен по секрету поделилась со мной последними новостями. Она — человек, хоть и взрослый, но порой может посмеяться, и не прочь перемыть косточки коллегам. Расскажи мне это кто-нибудь другой, в жизни бы не поверила! Но фрау Лессен зря говорить не станет.

Так вот, со слов моей коллеги, наша богобоязненная старая дева фрау Майер, которая по молодости даже хотела уйти в монастырь, положила глаз на Сафарова! Оказывается, вчера вечером к нам заезжал начальник его службы безопасности Олег и, разговорившись с фрау Майер, проговорился, что его босс собирался перевестись в больницу, где больных с таким диагнозом, как у него, принимает очень известный доктор Кох, но потом передумал.

Услышав это, фрау Майер побледнела, а затем уточнила, правильно ли она поняла, ведь у доктора Коха один приём стоит бешеных денег, а уж лечение у него могут себе позволить только очень обеспеченные люди. Ну Олег ей на пальцах и объяснил, что у его босса денег куры не клюют, и что он — один из самых богатых людей в России.

Фрау Майер в ответ покивала головой, а сама, попросив постовую медсестру ненадолго её подменить, куда-то быстро ушла. Вернулась через час. С красивой укладкой, макияжем, в общем, при параде. Пришла и сразу же направилась в палату Сафарова. Там она провела довольно много времени, и вышла с какой-то загадочной полуулыбкой на губах.

Услышав об этом, я, хоть и знаю, что этой грымзе грош цена в базарный день, испытала некоторое чувство ревности. Сафаров-то, в принципе, по-немецки прилично разговаривает. Так, почему бы ему немного не пофлиртовать с женщиной, которая сама ему глазки строит?

Но одной фрау Майер дело не обошлось. Оказалось, постовая медсестра фрау Шнайдер также услышала разговор Олега с фрау Майер, и, со своей стороны, не бездействовала.

Пока её коллега прихорашивалась, а рядом с нашей больницей есть отель, в котором салон красоты работает круглосуточно, фрау Шнайдер тоже решила навестить русского пациента. По мнению наблюдательной фрау Лессен, она находилась в палате Сафарова, наверное, в течение получаса. Спрашивается, что она там делала?

И теперь, как, заливаясь смехом, рассказала мне фрау Лессен, две медсестры воюют друг с другом за сердце Сафарова. Я, конечно, сделала вид, будто мне эта история тоже кажется очень забавной, но про себя чуть не скрипела зубами.

Ладно, у двух медсестёр крышу снесло, когда они узнали, что у нас в отделении находится больной из списка Форбс. Но Сафаров-то тоже хорош! О чём он мог говорить так долго и с той, и с другой, если до этого всегда лежал лицом к стенке? Впрочем, думаю, самой фрау Лессен помешали лишь две вещи, чтоб подключиться к этой борьбе за сердце миллиардера из России: её почтенный возраст и м-мм семейное положение, ведь моя коллега замужем.

Попрощавшись с фрау Лессен, направилась к своему рабочему месту. Во время утреннего обхода я зашла в палату Сафарова. Надо сказать, что после той ночи мне всякий раз стоило большого труда разговаривать с ним как ни в чём не бывало. Ведь Дар, не видя меня и даже не совсем отдавая себе отчёт в своих действиях, называл меня по имени и говорил, что он меня любит.