Иду на свет (СИ) - Акулова Мария

— Ты забыл сказать «тупая»…

Санта произнесла сухо, снова ограничиваясь редкими морганиями, храня на лице безразличное выражение. Данила сжал челюсти.

— Что «тупая»?

Спросил так, что очевидно — ничего хорошего от пояснения не ждет. Не зря, наверное…

— Какой будет моя следующая «тупая» отговорка…

Санта пояснила, Данила совершенно невпопад улыбнулся. Но понятно было обоим: в этой улыбке нет ничего от веселья. Ему горько. Ей тоже.

— Это для тебя самой она тупая, Санта. А мне посрать, тупая или умная. Я просто, как придурок, всё жду, когда в тебе появится желание. Когда ты наберешься смелости. Убеждаю себя же, что это вопрос времени. Стараюсь, блин. Из кожи вон лезу, чтобы ты была во мне уверена. Но, кажется, нет… Дело не во времени, и не в уверенности. Ты не хочешь просто. Но и сказать не можешь…

— С кем ты таким важным встречался, что даже телефон выключил? А если мне нужна была твоя помощь? А если бы со мной что-то случилось?

Слова Данилы ранили сильнее всех прошлых. Потому что именно этих мыслей в его голове Санта боялась. Именно эту вину ощущала. Он никогда свои сомнения не озвучивал. Она раньше могла закрывать глаза на свою же, ранящую его, трусость. Но сегодня облачил в слова.

В тот день, когда она действительно собиралась сделать шаг навстречу! В день, когда не искала отмазки. Просто вот сейчас уже не может закрыть глаза на ту, которую он «очень любил», а теперь встречу с которой скрывает. Потому что…

По скулам гуляют желваки. Мужской взгляд впивается в её лицо.

— Давай, малыш… Бей ещё больнее, ты же можешь…

Слова Данилы — очень тихие.

Он возвращает её в произошедший когда-то давно разговор. Она умеет находить болевые точки и безжалостно бить. Он однажды просил взвешивать, когда ведет себя так.

Но это не отменяет того, что он так и не ответил…

В кухне тихо. Оба знают, что обоим же плохо. Между ними просто стол, а будто пропасть. И из-за этого ещё больней.

Санта прячется за своим непробиваемым стеклом. Данила тоже будто отстраняется. И это ни разу не похоже на их рабочий субординационный игнор «во благо». Это разрушает.

— Я правда собиралась к маме…

Санта шепчет, Данила снова усмехается.

Ведет по бровям, вжимает кулаки в камень столешницы, мотает головой. Так, будто в ней слишком много информаций. Так, будто вечно отгоняет лишнее.

— Но не собралась.

Отталкивается. Делает шаг из кухни, не глянув.

Что будет дальше — Санте понятно. Он уходит просто. Наверное, прав. Наверное, это сейчас — лучшее, что можно сделать. Но чем ближе он к коридору, тем ей страшнее.

Плечи болезненно пощипывает, в груди тесно, у самой сжимаются кулаки…

— Даня!!!

Она окликает громче, чем они разговаривали. Истерично, наверное. Немного отчаянно.

Соскальзывает стопой с табурета и подается телом за ним. Смотрит в спину, чувствуя, как сердце больно бьется.

Мелькает мысль, что если он сейчас так и уйдет — не оглянувшись — она умрет на месте. Но он не смог бы.

Её Даня — нет.

Колеблется секунду. Может две.

Потом разворачивается. Возвращается к ней. Обнимает сильно, не боясь протеста. Вжимается носом в ухо, дышит горячо и громко…

Наверное, чувствует, с какой силой её руки стягивают пуловер на спине, но ничего не говорит.

Вот так им тоже плохо. Но хотя бы не безнадежно.

Когда он обнимает, в нём практически невозможно сомневаться. Санте даже кажется, что час терапевтической близости — и она сама всё победит. Обо всём забудет. Во всё поверит.

— Я так не хочу…

Она снова шепчет, жмурясь с силой, наполняя легкие чистым запахом любимого человека. Без примеси. И без сомнений.

Его сердце тоже бьется быстро. Его боль вот сейчас для неё тоже ощутима.

Она искренна. Он это знает.

Чуть ослабляет хват. Целует в щеку, едет к губам, прижимается к ним, гладит по волосам, по лицу. Отрывается, смотрит. Жрет взглядом…

Душу рвет.

И себе, и ей.

— Я тоже. Так не будет. Я тебя люблю, хорошо? Мы устали просто. Я поеду. Надо отдохнуть, а то разговор не клеится. У тебя всё хорошо? Никто не обидел?

Санте становится стыдно за брошенное сгоряча обвинение в безразличии, горло сжимают слезы. Она не может ответить, только переводит голову из стороны в сторону. Видит, что Даниле чуть легче.

Он даже улыбается, когда она складывает губы в беззвучном «извини»…

Потом снова же целует, нежно гладит по волосам…

— Всё будет нормально, не сомневайся. Просто случаются сложные дни…

И пусть Санте понятно: дело не просто в том, что день «сложный», она кивает. Снова следит, как Данила идет в сторону коридора, как обувается, набрасывает на плечи куртку.

Кивает в ответ на его приказное: «замкнись только»…

Когда Данила с щелчком закрывает входную дверь, квартиру Санты снова заполняет гудящая напряжением тишина. А её саму бьет дрожь. В голове же только глупое: «сегодня всё должно было быть не так».

Глава 8

— Дань… — даже просто имя его произносить, для Санты уже было сладко.

Особенно после ссоры. Особенно, когда ночь пережила наедине с собой и с размышлениями о том, а как могло бы быть без него не этой ночью, а в принципе.

И вариантов, на самом деле, множество. Но каждый сводится к тому, что плохо. Ей было бы невыносимо плохо.

И ему тоже без неё плохо.

Поэтому утром они столкнулись у лифта.

Санта спустилась на первый, чтобы сесть в машину и ехать к нему мириться, но Данила успел приехать мириться раньше.

Настроение от вчерашнего сильно отличалось у обоих. Они оба будто ощущали хрупкость и ценность связи, которая соединяет. Для обоих вечерняя ссора на повышенных была будто чернильной кляксой на идеальной белизне.

Им обоим было больно марать то, то оба же считали огромным достижением. Огромной же ценностью.

И пусть они далеко не идеальны, но утром они друг друга больше не обвиняли. Потому что верный путь к провалу — это.

Вечером Санта не просто не смогла спросить у Данилы напрямую. Она не захотела спрашивать так, как по логике той же Альбины должна была. Потому что логика эта — не единоверна. А если призадуматься — даже порочна. Она не верила Альбине безоговорочно. Она уже имела опыт наглой лжи.

Она знала, насколько Примерова вспыльчива и как качественно умеет горячиться. Вывалить на Данилу то, что Аля не смогла сдержать в себе — идиотизм.

Конечно, Санта хотела услышать от Данилы, что он был не с Маргаритой. Но отсутствие ответа — не доказательство правоты Примеровой.

Он просто был слишком взвинчен, пошел на принцип. Его триггернуло то, что она в очередной раз отложила свое же обещание. И, на самом деле, Санта отлично его понимала.

Ей хватило ночи, чтобы выбросить из головы пустые обвинения истеричной Альбины. Санта просто вспомнила, с чего они с Данилой начинали — с тотального недоверия ему и подсознательного «желания» переворачивать с ног на голову любой поступок. Она в миллионный раз осознала, что так вести себя больше не хочет.

Он — не изменщик. Он не стал бы.

Она не ринется проверять телефон, строить теории заговора.

В ней вспышкой зажегся страх и ревность. Она смогла их потушить. Она умнеет. Наверное, растет. Так должны вести себя уверенные. В себе и в отношениях.

Такого поведения Данила заслужил.

Они вдвоем поднялись обратно в квартиру Санты.

Не особо-то и говорили. В лифте Санта потянулась за первым поцелуем. Данила, конечно же, не отказал.

Ехали молча. Чуть-чуть шептали. Данила что-то пошутил…

Санта помнила, что отмыкала замок с улыбкой на губах, чувствуя спиной тепло мужской груди.

Оказавшись в квартире — повернулась…

И тут же в её губы вжались мужские. Руки пробрались под расстегнутую куртку, по подбородку проехался мужской, покалывая.

Они медленно пятились к спальне. Медленно раздевались, без стеснения друг друга разглядывая. Они даже без особых касаний — только благодаря взглядам, пережитому страху потери друг друга, и переполнявшей обоих нежности, разгорелись так, будто месяц провели порознь и без секса.