Одинокий медведь желает, или партия для баса (СИ) - Тур Тереза

— Не отстаем! Все сюда! — учительским голосом через матюгальник. 

Глава седьмая

Жизнь полна…

(C) Обломов

Сергей. Накануне ночью

— Слушаю.

— Привет, Петя, — совершенно трезвым голосом сказал Сергей.

Начальник охраны Томбасова сделал паузу: прислушался жизнерадостным звукам на заднем плане. Сергей его не видел, конечно, но образ безопасника появился, как будто тот был перед ним: этот достойный последователь Дзержинского еще и прищурился. Да что там — он и принюхался. Как будто от смартфона может чем-то пахнуть. К примеру, чачей. Отличной, надо сказать, чачей!

— Вы там что? В изумление пьяные?

— Мы? — Сергей даже глаза честные сделал.

— Вы хотя бы беременную Олесю не напоили?

— За кого ты нас принимаешь?

 Сергей искренне возмутился. Что они, звери какие? Или самоубийцы? За такое дело Томбасов их всех поубивает.

— Тебе сказать? Или сам догадаешься?

— Слушай, а как ты понял? — стало вдруг любопытно.

Вроде бы лыко он пока вяжет — только ноги как-то ходить отказываются, а голова, на самом деле, ясная. Да и с речью нормально. Он же профи, что ему какая-то чача.

— Ты меня Петей называешь, только когда пьяный, — с удовольствием ответил начбез.

— Никогда не замечал.

— Поэтому ты поешь. А я — охраняю. И блюду, — со сдержанной гордостью заявил безопасник, и где-то на заднем (воображаемом) плане послышалась трогательная мелодия из «Семнадцати мгновений весны». — Так что ты хотел, Сережа?

— Крузак на завтра.

— Ты изменишь своему мотоциклу?

— Байку!

— Да без разницы.

— Мне надо что-то повышенной проходимости.

— Хочешь, самосвал подгоним? — заботливо-заботливо поинтересовался Петя. — Барышня твоя будет под впечатлением.

— И все-то ты про всех знаешь, — фыркнул Сергей, невольно представляя сверкающую глазами рыжую бестию за рулем КамАЗа. Рыжей бестии очень пошло.

 — Даже комментировать не буду. И с тебя бутылка, кстати.

— За крузак?

— За конспирацию. Лев не позже чем завтра начнет выяснять, где ты обитаешься. Тебе дорогие гости нужны?

Сергей зажмурился и головой помотал. Гости в Головинке, да боже упаси! Рыжая бестия его ж тогда безо всякого самосвала раскатает. Под асфальт. Чтоб не звиздел на тему «я скромный бизнесмен, никакой эстрады, зуб даю».

— Чачей возьмешь? — вздохнул он, признавая трудность и опасность на первый взгляд невидимой службы Пети. Бормана на него нет.

Глумливый смех был ему ответом. И короткие гудки.

Потом Сергей долго прощался с парнями, тоже ставшими благодушными и веселыми, несмотря на тяжелый концерт. Потом выносил мозги охране, умоляя аккуратно перегнать байк от концертного зала к коттеджам, где за ним так и остался номер. Потом допрашивал бритого наголо шкафа, умеет ли тот ездить на байке. И под конец пытался уехать, не отдав ключи.

— Сережа, достал! — рявкнул на него Петр… Не называть его Петей, а то поймет, насколько бас не трезв. Не называть!

Они влетели в тихую и пустынную Головинку ближе к часу ночи. Он с Петром Иванычем на крузаке, парни из охраны на «Армаде». Грозно прорычали моторами, хищно и тревожно ослепили дальним светом не спящих еще туристов. Скорость, правда, пришлось сбросить — улочки кривые и узкие. Деревня как она есть.

— И вот где тут взять ресторан? — вздохнул Сергей. — Представляешь, я должен теперь завтрак. И ужин. Наверное, и обед. И! Сосиску. Сосиску — так точно.

Розовую, толстенькую сосиску, которую рыжая бестия будет есть у него на глазах. Жмуриться от удовольствия. Облизывать губы… И зачем только он об этом подумал? Теперь бы развидеть и успокоиться.

— В общем, как земля колхозу. Хорошее начало романа, — рассмеялся Петр Иванович, бессовестно заметив его вполне однозначную реакцию. — Ладно. Ромео.

Точно, Ромео. Даже жаль, что чачи было маловато. Уж точно недостаточно, чтобы он среди ночи лез к ней на балкон.

— Документы в бардачке, — продолжал Петр Иваныч. — Весь комплект. Монтировка под сиденьем.

— Классика, — вздохнул Сергей.

Шекспир, мать его. Ромео с монтировкой. Это уже какой-то Гершвин получается. «Вест-Сочинская история». Может, спеть ей под балконом? Гершвин у него отлично звучит, даром что бас, а не тенор…

— А то. Рацию дать для связи?

Сергей фыркнул. И Пете, и размечтавшемуся себе.

— Слушай, я на водопады, а не на спецоперацию все-таки. Ты еще мне калаш в багажник запихай. Вот гайцам радости-то будет.

Петр Иванович отчего-то грустно улыбнулся, похлопал его по плечу.

Сергей на несколько мгновений прикрыл глаза. Длинный был день. И как-то не заметил, как они остановились.

— Приехали, шеф, — почему-то уже снаружи раздался голос Петра Иваныча.

…

Он должен был догадаться, что это будет день всенепременных обломов. Наверное, потому что, что слишком хотел.

Но… Видимо, если чего-то хочется до бешеного перестука барабанов в голове, до рваного дыхания, которого просто не хватает — и это у него-то…

То получи. Сначала — дурацкие какие-то гайцы. И не постеснялись остановить машину с номерами такого плана, что… Вот Петр Иванович удивится, когда узнает. Кстати, большое спасибо ему за карабин, юморист-затейник, блин. Хоть бы предупредил что ли. Потому что футляру с карабином, принадлежащим, на самом деле, Томбасову, больше всех удивился сам Сергей.

Карабина не должно было быть в Сочи. Ну, не собирался же Олег искать тут медведей, право слово. На кой черт начальник охраны притащил его? И ведь если предъявить свое возмущение, то что ответит милейший гэбист? Которых, как известно, бывших не бывает? Правильно. «Лучше выстрелить и перезарядить, чем спрашивать: «Кто там?»

Хорошо хоть ружье осталось в багажнике крузака. И он не выпалил по любопытствующим особям детского полу. Эх, а вот можно карабин зарядить солью?

Надо бы узнать.

Водопады. Злость и смех.

Вот странно. Но подлючие узкие джинсы натянулись лихо и быстро. И когда в грот — «только для своих, никто это место не знает…» — заглянули пионэры, то все было вполне пристойно. Ну, двое взрослых людей, мокрых насквозь и старательно любующихся водопадами. Так лето же. Город-курорт Сочи, который, как известно, приветствует всех.

Юные смертники скроили весьма и весьма глумливые лица. Сергей посмотрел на Карину, та — на него. И… оба неприлично, захлебываясь заржали. Физиономии у детей стали огорченными.

— Куда полезли?.. — услышали все вопль несчастной сопровождающей. Два, четыре, восемь… Где Сережа и Ваня?

Мальчишки вздохнули.

— Сергей. Иван!

И столько мата в педагогическом голосе… Столько же, сколько у него в голове, не меньше.

— Да там они, — радостные детские голоса сдали беглецов.

— Вы что здесь делаете? — рявкнула дама, заглядывая в грот. — Карина, привет.

— Привет, — обреченно ответила рыжая.

А потом… Потом они с рыжей бестией и вовсе согнулись пополам. От истеричного, неудержимого до боли в животе и слез из глаз смеха.

Романтика, одиночество. Красота ж. Хорошо, что джинсы стали насмерть на страже нравственности, а то получился бы секс в компании пионеров и сопровождающих их лиц с матюгальником.

— Вот тебе и уединенное место, — проворчал Сергей, когда чуть сумел остановиться.

— Все меняется, — проговорила женщина-мечта. Задыхаясь от смеха.

Сергей же… снова засунул голову под водопад. Уже целенаправленно. Где его хваленая флегматичность?

— Эх. Хорошо, — вынырнул он. — Твои пионеры — епическая сила. Антисекасная.

— Епучая они сила, — покачала головой Карина, — убила бы.

Понимающий и поддерживающий хмык был ей ответом.

— Вот поэтому Камчатка лучше, — широко улыбнулся он. — Там, скорее, встретишь медведя, чем людей.

— Этим утром я даже не буду с тобой спорить, — махнула рукой Карина. — Камчатка так Камчатка. Погнали прям сейчас. Еды, думаю, хватит.