Ты – всё (СИ) - Тодорова Елена
Лев Нечаев: Спасибо, пап!
Ян Нечаев: Люблю тебя.
Лев Нечаев: И я тебя.
Батеринство – топ.
Благодаря отцу, который, несмотря ни на что, всегда был примером, и братьям, которые на протяжении долгого периода времени нуждались во мне, я смог коснуться этой истины в молодом возрасте. Но познать эту самую истину доподлинно мне довелось, только когда родились мои собственные дети.
Когда я впервые взял их на руки.
За спиной будто дополнительные крылья открылись. И все мое нутро, содрогнувшись, глобально перестроилось.
Отцовство – это источник энергии. Локомотив идей и решений. Гарант смелости. Усиление стойкости.
Это высшая степень признания. Высшая степень ответственности. Высшая степень счастья, которое в один момент становится доступным тебе на каждый божий день.
Но начинается все с любви к женщине. В моем случае – с любви к девчонке.
Столько лет прошло, но образ той робкой Одуван ярок и свеж. Я могу перепутать даты, запамятовать очередность событий, упустить из виду детали, которые за сроком давности утратили важность, но никогда не забуду ту, которая, прокравшись однажды в сердце, навсегда запала в душу.
Усмехаюсь своим юношеским воспоминания.
Четыре года назад эта девчонка заместила меня на должности начальника отдела управления. А прямо сейчас, стоя за трибуной, она мастерки держит внимание всего конференц-зала. Зная, что Юния, невзирая на кипящий в ней энтузиазм, чутко следит за моими движениями в ожидании знаков, которые я ей в такие моменты периодически подаю, касаясь пальцами циферблата часов, напоминаю о времени.
– Все планы в свободном доступе. Прошу всех сотрудников ознакомиться детальнее. На эту минуту у меня все. Регламент исчерпан. Все свободны. Всем удачного завершения дня, – плавно заканчивает жена.
Я поднимаюсь. За мной, шелестя бумагами и гремя стульями, подрываются остальные члены собрания. Вездесущая Лукреция Петровна, выскочив из-за стола, перехватывает устремившуюся ко мне Ю.
– Юния Алексеевна, я хотела уточнить по трансмиссии для новой модели. Договорились ли вы с Японией?
– Да, договорились. Комплектующие будут идти от них. Юристы уже готовят допсоглашение, – тарахтит жена на ходу.
Глава отдела снабжения не отстает.
– Юния Алексеевна, у меня к вам еще несколько вопросов…
– Лукреция Петровна, я очень спешу. У моего старшего сына матч, – акцентирует Ю, давая понять, что именно это важнее всего сейчас.
– О-о, конечно. Дети – это святое.
Только матери могут обмениваться такими эмпатичными улыбками, когда речь заходит о детях.
– Все вопросы пишите, пожалуйста, на мейл, – курирует жена, пока я забираю у нее сумку и помогаю надеть пальто. – Я вечером из дома отвечу.
– Хорошо. Удачи вам на игре!
– Спасибо. Вы от нас своей Катюше привет передавайте, – выкрикивает Юния уже на выходе, оборачиваясь.
– Обязательно передам!
За дверью конференц-зала мы с женой, не сговариваясь, ускоряемся.
– Ой, – спохватывается Ю в одно мгновение. Тянется за сумкой, которая так и осталась в моей руке. – Давай сюда. Забыла о ней.
– Ладно уж. В школе тебе рюкзак стремался носить. Восполню в тридцать семь.
Ю со смехом заскакивает в лифт. Прислоняется спиной к хромированной стене, пока я тычу нужные кнопки.
– Не поздновато ли, Ян Романович? – дразнит Бесуния.
– Лучше поздно, чем никогда, – выдавая эту заезженную фразу, всем телом к ней прижимаюсь.
– Мм-м… Тебя на романтику потянуло, – мурлычет Ю, подставляя губы.
Да, нам уже до хрена лет. Да, у нас пятеро детей. Да, мы занимаем руководящие должности в крупнейшей европейской компании. Да, мы в курсе камер. И да, мы целуемся в лифте. Не в первый раз. Где еще успевать? Смотрим друг другу в глаза. Милуемся.
– И не только, – давлю Юнии в живот пахом.
Член каменеет, мечтая протаранить ту часть маленькой Заи, которая находится под Пушком.
Называю ее так, она возмущается:
– Хулиган ты, Ян Романович.
– Рядом с тобой рефлекс на движения бедрами срабатывает. Я так тебя хочу, что в эту секунду готов ебать воздух.
– Это вариация фразы: «Я готов целовать песок, по которому ты ходила»? – толкает Ю иронично.
Встречаясь взглядами, на всю кабину смеемся.
Да, ржать и трахаться для нас – по-прежнему любимейшая часть досуга. Тем более что с годами моя Зая стала смелее и раскованнее. Часто выступает инициатором и первого, и второго.
– Я просто перестала бояться, что ты обо мне подумаешь. С тобой я могу быть собой. С тобой я свободнее, чем с самой собой. И это та-а-ак круто! – поделилась в первые годы после свадьбы, но я до сих пор помню.
Система оповещает о прибытия лифта на первый этаж, и я неохотно отхожу. Прежде чем двери кабины разъезжаются, под смешки Юнии поправляю член в брюках и прикрываю низ тела пальто.
– Я люблю тебя, хулиган-романтик, – выдыхает мне в ухо моя прекрасная жена-плутовка.
Из-под ресниц смотрю на нее, когда вскидывает свой шаловливый взгляд. Не двигаюсь, пока целует меня в щеку. Все происходит довольно быстро. Ответить не успеваю. Ю выходит из лифта и я, нацепив суровую маску руководителя, иду за ней.
Поездка до стадиона тянется бесконечно.
– Успеваем? Не успеваем? – нервничает Ю.
– Мы всегда успеваем, – успокаиваю ее, хотя времени реально впритык.
С непроницаемым лицом ищу пути вклиниться в плотный поток машин, не создавая аварийных ситуаций. Благо какой-то добрый человек моргает фарами, впуская. Влившись в ряд, на автомате жму на аварийку, чтобы отблагодарить.
– Дай тебе Бог здоровья… – бормочу на автомате.
Ю в это время продолжает раскручивать свои нервы.
– Для меня очень важно, чтобы Лев увидел нас до начала игры.
– Для меня тоже, Ю. Я был на его месте. Знаю, что он чувствует. Мы обязательно успеем.
Едва вижу окно, резко выкручиваю руль, чтобы, нарушив ПДД, выйти на обгон в неположенном месте. Остро перестраиваюсь несколько раз подряд. Ю молчит, хотя обычно в такие моменты ругает.
– Вот же гадство… – сокрушается, когда тормозим на «красный».
– Сорри, родная, над светофорами я не властен.
Обмениваемся взглядами.
Ю кривит губы в слабом подобии улыбки и шепчет:
– Можно я поною, пока мы едем?
– Ной, – спокойно даю добро.
В этот миг включается «зеленый». Концентрируясь физически и мысленно на дороге, еще парочку опасных трюков выполняю, но при этом внимательно слушаю то, что говорит жена.
– Я из шкуры вылажу, чтобы успевать все, что мы на себя взвалили. Мне так страшно обделить детей.
– Мы не обделяем. Мы справляемся, – говорю ровным тоном.
Действия же совершаю резкие, будто мы на «Формуле-1». Юния вцепляется в дверную ручку, но не комментирует.
– Я обожаю нашу компанию. Но та-а-ак виню себя за то, что продолжаю работать. Временами сама на себя ору. Ну, что-то вроде: «Боже, женщина! У тебя пятеро детей! Сядь дома и вари борщи!»
Рассмеявшись, ловлю руку Юнии, чтобы переплестись с ней пальцами. Невольно мелькает мысль, что делаю это уже девятнадцатый год подряд. Если исключить, конечно, годы вынужденной разлуки.
– Ты и так варишь борщи, Ю.
Целую ее нежную ладошку. С ней же переключаю передачи, чтобы рвануть через освободившуюся полосу.
Зая на этот маневр только охает.
– Ну не так уж и часто я их варю.
– Достаточно.
Такой же долбоеб, как и я, выскакивает, чтобы подрезать на очередном вираже. Сжав челюсти, по устоявшейся привычке проглатываю ругательства. Все получается неосознанно. Обычно ведь на задних сиденьях сидят дети.
– Знаешь… – шепчет Ю. Я машинально поглаживаю ее пальцы. – Если мы вечером задерживаемся, и дети, упаси Господи, засыпают без нас – для меня это удар! Вот серьезно. Я потом ночь не сплю, так корю себя.
– Сколько раз в месяц так случается, Ю?
– Ну… Раз… Может, два…
– Вот. Раз в месяц, – подчеркиваю я. – На общую атмосферу это не влияет.
