Пожалеть розгу - Мари Секстон
- Тогда почему я? - Спросил Грей, наконец-то прорвав гнев. - Почему допрашивают не его?
- Все могло бы закончиться именно так, если бы не всплыли все эти сексуальные истории.
- Сексуальные истории? Какое, черт возьми, это имеет отношение к тому, выполняю я свою чертову работу или нет?
Наконец, Хигсон заговорил.
- Послушай, Андино, быть геем, это одно. Но теперь весь город знает о твоих хлыстах и обо всем остальном, что у тебя есть. Антиправительственные надписи на твоем холодильнике. Я не знаю, как они проникли в твой дом, но раз уж это случилось... - Он поднял руки, как будто это было выше его понимания. - Это выставляет тебя в дурном свете. Это выставляет каждого мужчину и каждую женщину в форме в дурном свете вместе с тобой. Город хочет получить твою голову на блюде, и мэр и шеф Виндхолм решили преподнести ее им.
После этого, ему следовало бы просто позволить уйти, но, конечно, все оказалось гораздо сложнее. Грею пришлось сдать оружие, значок и машину, а затем навести порядок в своем шкафчике. Нужно было выполнить кучу бумажной работы, включая условия о неразглашении. Они неоднократно напоминали ему, что по-прежнему ожидают от него «полного сотрудничества» в расследовании.
Конечно, это ни к чему бы не привело, потому что ему некуда было деваться. Грей не был знаком с водителем, если не считать той короткой встречи. Никакого злого умысла не было. Он строго следовал закону. Все они это знали.
И все же он оказался здесь, внезапно лишившись работы.
Вскоре после четырех Грей оказался на тротуаре перед полицейским управлением, чувствуя себя так, словно наступил конец света. Хорошо, что он ничего не ел, потому что его бы вырвало обратно, прямо на тротуар. К счастью, у него был комплект гражданской одежды, чтобы переодеться. Все остальное из его шкафчика лежало в спортивной сумке, висевшей у него на плече. В регистратуре обещали рекомендательное письмо, но не раньше, чем в какой-то неопределенный момент в будущем. Только «после того, как уляжется пыль».
Грей беспокоился, что пыль никогда не осядет. Его мозг был переполнен этим - грязь и обломки разлетались во все стороны, как будто «Хамви» Терри разнесло на куски самодельным взрывным устройством. Он не видел пути вперед. Не было возможности продолжать движение. Он не знал, сможет ли оплатить аренду в следующем месяце.
Не имея в своем распоряжении полицейской машины, он даже не знал, как добраться домой.
Он заказал такси Убер. Такси прибыло быстро, но как только он сел в машину, все пошло наперекосяк.
- Эй, я тебя знаю, - сказал мужчина. - Ты тот парень, который помог взорвать акцию протеста.
Грей не стал спорить. В чем был смысл?
- Послушай, меня просто нужно подвезти домой.
- Убирайся к черту из моей машины. Я не подвожу такие отбросы, как ты.
И с этими словами мужчина плюнул ему в лицо.
Грей стиснул зубы, пытаясь взять себя в руки. Разозлившись сейчас, он только усугубил бы ситуацию. Он молча вылез из машины, вытер слюну с лица рукавом рубашки и заказал еще раз Убер. Второй водитель Убера также отказал ему в обслуживании, но, по крайней мере, не плюнул в него. К счастью, третий водитель либо не узнал его, либо ему было все равно.
По дороге хаос в его голове немного улегся, но Грей подавил стон, когда они подъехали к его дому. Его панорамное окно было разбито. Сквозь зияющую дыру свисала занавеска, похожая на разорванный флаг. По крайней мере, все нарушители уже ушли. На подъездной дорожке к его дому стояла одинокая полицейская машина. Возможно, Виндхолм послал кого-то арестовать его.
Он вздохнул с облегчением, когда Гарбовски вылез из машины.
- Извини, чувак, - сказал он, пожимая Грею руку. - Это чушь собачья. Это просто полная чушь, и мы все это знаем.
Грей пожал плечами, и этот жест показался ему гораздо более небрежным, чем он чувствовал на самом деле. Это была чушь собачья, но это была его жизнь.
- Последний из них сбежал, когда я подъехал, - сказал Гарбовски. - Решил подождать здесь. Убедиться, что больше никто не войдет.
- Спасибо. Я ценю это.
- Тебе еще что-нибудь нужно?
Грей оглядел свой дом. Он подумал, насколько плохо будет внутри.
- Я в порядке, но я ценю твое предложение.
- Ты останешься здесь на ночь?
- Не сегодня. Не раньше, чем мы сможем заколотить это окно.
- Ну, до тех пор мы с парнями будем дежурить по очереди.
Это многое значило. Был шанс, что им надерут за это задницы, но они все равно это сделают.
- Спасибо.
Грей подождал, пока Гарбовски вернется в свою машину, прежде чем взглянуть на беспорядок внутри.
Все фотографии в рамках в гостиной были разбиты. Три из них валялись на полу, покрытые отпечатками обуви. Одна криво висела на стене. Кто-то нарисовал на ней свастику краской из баллончика, а на полу под ним, словно россыпь бриллиантов, валялись осколки стекла. Все, что попадалось на глаза, было разломано пополам. На полу валялись флоггеры и паддлы.
И пианино Эйвери…
Грей застонал, глядя на него. После всего, что потребовалось, чтобы купить его и перевезти к нему домой, то, что они сделали с пианино Эйвери, казалось ему наихудшим нарушением закона. Он подозревал, что кто-то ударил по нему кувалдой. И они оставили кучу вонючего дерьма на клавишах.
Последнее, было единственной вещью, которую Грей потрудился почистить. Он понимал, что пианино теперь ни на что не годится, но он не хотел, чтобы Эйвери увидел, как они его осквернили.
В спальне Грей обнаружил, что все ящики выдвинуты, а одежда разбросана по полу. К счастью, все ценное было заперто в оружейном сейфе. Больше всего его ранило то, что фотография, которую Фил подарил ему на день рождения, валялась на полу. Как и на фотографиях в гостиной, стекло было разбито вдребезги, а саму фотографию растоптали и разорвали в клочья.
Грей отвернулся, не имея ни времени, ни силы воли, чтобы разобраться с этим. Он высыпал одежду из своей сумки в корзину и наполнил ее чистой одеждой для себя и Эйвери. Он быстро заскочил в ванную за зубными щетками и был готов к отъезду.
На улице было темно, солнце в декабре садилось рано. Ночь была чертовски холодной для поездки на мотоцикле, но он
