Акт бунта - Калли Харт
Парень открывает рот, на кончике его языка, вероятно, вертится тысяча яростных ругательств, но он, должно быть, видит умоляющий взгляд на моем лице, потому что снова закрывает рот, стискивая челюсти. Ему это не нравится, но он не пойдет дальше по этому пути.
Сделав глубокий вдох, я делаю то, что он запретил мне делать, и двигаю бедрами против его эрекции, потираясь о него. Напоминая о том, что мы начали. О том, как хорошо было до того, как он снял с меня платье и увидел мои раны. Парень закрывает глаза, дергает плечами, снимая напряжение в своем теле.
— Это был грязный гребаный трюк, — грубо говорит он.
— Я буду использовать его столько раз, сколько потребуется, если это вернет тебя с края пропасти. — Я ухмыляюсь ему. Чтобы подчеркнуть свою точку зрения, и снова двигаю бедрами, на этот раз усиливая движение, растягивая и углубляя контакт.
Шесть миллиметров ткани: толщина ткани его боксеров, джинсов и моих трусиков. Это все, что стоит между обтянутой шелком сталью его члена и влажным, блестящим жаром моей киски. Я возмущаюсь этими шестью миллиметрами ткани так, как никогда и ничем в жизни. Впиваясь пальцами в его задницу, дрожу рядом с ним, когда на мгновение парень позволяет всему своему весу опуститься на меня сверху, прямо там, где наши бедра соприкасаются.
— Клянусь Богом, я уничтожу все до последнего клочка одежды на твоем теле, если ты, блядь, не разденешься прямо сейчас, — тяжело выдыхаю я.
Он хмыкает, ухмыляясь, как дьявол, покрывая мой рот, подбородок и шею грубыми, обжигающими поцелуями.
— Пожалуйста. Пожалуйста. Боже… пожалуйста. — Я повторяю мольбу, как молитву, извиваясь под ним, и его зубы агрессивно впиваются в чувствительную кожу моей шеи.
— Я бы нашел способ сорвать чертову луну с неба, если бы ты попросила меня об этом, — грохочет он, и я так сильно сжимаю пальцы, что у меня болят ступни. Сжимая одной рукой мое горло, он отступает на несколько сантиметров, пока его глаза не встречаются с моими, и ужасные события прошлой недели исчезают. Больше ничего нет. Есть только Пакс и свирепый взгляд собственника в его глазах.
— Я думал, что смогу уйти от тебя. Боже, какой гребаный идиот. — Он качает головой, на его красивом лице мелькает удивление. — Я понял это, когда ты открыла глаза на земле возле больницы и впервые посмотрела на меня. В тот момент мне показалось, что часть меня сломалась. Я думал, что ты что-то сломала во мне. И ненавидел тебя за это. А потом понял, что ты ничего не сломала. Ты… наоборот все исправила.
— И ты возненавидел меня еще больше за это? — шепчу я.
Медленно, сжав челюсти, он кивает.
— Измениться трудно, Чейз. — Он сжимает пальцы вокруг моего горла, напоминая мне о том, как тот держит меня там. Как будто я когда-нибудь смогу забыть. Пакс улыбается немного печально. — И быть жалким куском дерьма, который причиняет людям боль и не заботится о последствиях, намного, блядь, проще, чем пытаться быть хорошим. Вообще-то, это чертов отстой. Потому что теперь мне приходится сталкиваться со всем тем дерьмом, которое я натворил в прошлом. Мне придется загладить свою вину и извиниться перед всеми людьми, на которых нагадил, прежде чем я когда-либо буду достоин тебя. — Мышцы его горла работают, как будто у него внезапно возникли проблемы с глотанием. Парень на мгновение опускает глаза, его взгляд останавливается на собственной руке, и острая, враждебная энергия, которая всегда исходила от него, спадает. Совсем чуть-чуть. Зная Пакса, эта «вырубающая» энергия никогда не исчезнет навсегда. Но то, что я вижу его таким сейчас, дает надежду, что она достаточно ослабнет, чтобы парень позволил мне любить его.
— Тебе не нужно ничего делать, чтобы быть достойным меня. Я приму тебя таким, какой ты есть, Пакс Дэвис. Всегда была готова принять тебя такого. Едкие замечания, заостренные зубы, когти и все такое. Я знаю, какой ты. Вижу тебя. И принимаю тебя.
Холодный, злой огонь пляшет в глазах Пакса. Он втягивает нижнюю губу между зубами, резко выдыхая через нос, а затем отпускает себя. Как туго сжатая пружина, готовая к пуску слишком долго, он падает на меня, его горячий рот находит мой, и парень поглощает меня. Рукой скользит по моему горлу сбоку, так что баюкает мою голову сбоку, пальцы в моих волосах, большим пальцем гладит мою щеку. Его вторая рука копирует первую, обнимая другую сторону моего лица, и Пакс углубляет поцелуй.
Я тону.
Плыву по воздуху.
У меня кружится голова.
Мир горит, огонь, который Пакс разжег в моей груди, вырывается из меня и заливает комнату, опаляя ковры, пожирая занавески, растекаясь по потолку, как жидкий напалм. Ад сожжет нас заживо, и я ничего не сделаю, чтобы остановить это.
Я позволю ему овладеть мной.
Позволю ему забрать меня сейчас, на моих условиях, и приму боль этой блаженной смерти с радостным сердцем. Я чувствую все сразу, и симфония эмоций и ощущений разрушает меня.
Пакс быстро снимает с себя остальную одежду, и затем наступает моя очередь. Я уже пытаюсь выбраться из трусиков, но терпение покидает парня. Он срывает их с моего тела, проделывая при этом дыры в кружевах.
Затем он оказывается на мне, тепло его кожи обжигает мою.
Его руки на моей груди, пощипывая и перекатывая мои соски.
Его колено раздвигает мои ноги…
Его твердость проникает в меня толчком.
— Боже! Черт, боже мой!
Он очень, очень спокоен. Наши взгляды встречаются, и что-то устанавливается между нами. Какое-то глубокое спокойствие, которого нам обоим очень долго не хватало.
— Черт, — шепчет Пакс. Он прижимается своим лбом к моему, не моргая, как будто слишком напуган, чтобы моргнуть, опасаясь, что я могу исчезнуть или что-то в этом роде. — Ты такая чертовски красивая, Пресли.
Пресли.
Я никогда раньше не слышала, чтобы он называл меня по имени. Голосом, пропитанным нежностью. Я уже пристрастилась к этому звуку.
Когда Пакс снова начинает двигаться, то не врезается в меня, как делал раньше. Он тверд и решителен, но теперь в нем есть и что-то более взвешенное. Трение между нашими телами — это одна-единственная волна удовольствия, которая продолжает накатывать и накатывать, увеличиваясь в размерах, пока ни один из нас не может больше этого выносить.
