Ребекка Донован - Любить – значит страдать
– Эмили? – уже громче повторила она. – Что происходит?
Тогда я закрыла глаза и стиснула зубы. Меня душила злоба. Но я попыталась взять себя в руки. И тут внезапно противно заскрипели ступеньки.
Я вышла из комнаты и столкнулась лицом к лицу с Рейчел.
– Ведь я говорила тебе, что приеду за вещами. – Голос мой звучал вполне спокойно, но от волнения руки невольно сжались в кулаки.
И она растерялась, не нашла что сказать. Я стояла на верхней площадке и смотрела на Рейчел.
Под правым глазом у нее красовался сине-зеленый фингал, левая рука была на черной перевязи. От слабости она едва стояла на ногах и тяжело опиралась на перила.
Она никак не отреагировала на кровоподтек на моем лице, хотя ничего другого я от нее и не ожидала.
– Неужели ты меня покидаешь? – закатив глаза, захныкала она.
Неожиданно я почувствовала приступ дикой ярости.
– Покидаю ли я тебя?! – скрежеща зубами, повторила я. Нахмурилась и презрительно выплюнула: – Покидаю ли я тебя?!
– Пожалуйста, не бросай меня! – со слезами на глазах взмолилась она.
И тут на пороге появился Эван. Он явно пытался понять, что происходит.
– Эмма! – позвал он.
Я повернулась к нему, пытаясь обуздать гнев. Он показал глазами на открытую дверь моей комнаты, я кивнула и, не глядя на Рейчел, вошла обратно.
Эван появился буквально через пару секунд.
– Что случилось? – спросил он, закрыв за собой дверь, но я лишь покачала головой.
– Нет, я ее вообще не понимаю. Она, похоже, бредит. – Я не находила себе места и нервно расхаживала из угла в угол.
– Эмма, что она тебе сказала?
– Интересно, почему ее так удивляет, что я уезжаю? – кипятилась я, продолжая мерить шагами комнату.
– Эмма! – воскликнул Эван.
– Она даже не заметила моего синяка. Интересно, а ее вообще хоть капельку интересует, что со мной происходит? Да нет, конечно!
– Эмма! – Эван остановился прямо передо мной, положил руки мне на плечи и заглянул в глаза. – Все, проехали. Не обращай на нее внимания.
Я плотно сжала губы и кивнула:
– Ты совершенно прав. Извини.
– Не расстраивайся, – попытался успокоить меня Эван. – Я знаю, как тебе тяжело. Ладно, нам здесь больше делать нечего.
– Ну да, мы почти закончили, – вздохнула я.
Эван поцеловал меня в макушку и нежно привлек к себе:
– Мы быстро. Хорошо?
Он протянул мне коробку, чтобы я сложила туда висевшие на доске фотографии и предметы с письменного стола, а сам принялся упаковывать одежду, лежавшую на верхней полке шкафа.
Мы поспешно собирали вещи в неуютной тишине. Я старалась отогнать все мысли прочь, не хотелось ни думать, ни чувствовать. Но ничего не получалось. Я не могла сдержать гнев, вспыхивавший каждый раз, когда она спрашивала, почему я уезжаю, словно это яв свое время покинула ее.
– Эмма, ты вся дрожишь, – произнес Эван.
– Прости. Она меня достала, – скривилась я.
– Тогда давай просто уйдем.
– В любом случае вещи уже практически собраны, – согласилась я.
Эван повесил спортивную сумку на плечо и поднял упакованную коробку.
– Сейчас вернусь за последней, – кивнул он в сторону коробки с моими футболками, под которыми я спрятала папины фотографии.
Оглядев на прощание комнату, я внезапно поняла, что чего-то не хватает, и мне сразу стало не по себе.
– Ты идешь? – открыв дверь, спросил Эван.
– Спущусь буквально через минуту, – ответила я, лихорадочно обшаривая глазами комнату. – Хочу еще раз проверить.
– Тогда я сейчас вернусь, – сказал он, деликатно давая понять, чтобы я без него не уходила.
Я встала на колени и пошарила рукой под бюро, а затем – под кроватью. Подняла валявшееся на полу покрывало. Фотография, где я была снята вместе с папой, исчезла. Хотя кому она нужна, кроме нее! Единственная вещь, оставшаяся после отца. И она ее забрала!
Нет, ну надо же! Я была вне себя от злости. Сердце билось так сильно, что не хватало воздуха.
Я не стала ждать Эвана. И не спустилась во двор к машине. Я нашла ее на кухне. Она сидела за столом, резала томаты и слушала радио.
– Может, останешься пообедать со мной? – тепло улыбнулась она.
– Ты что, совсем больная?! – накинулась я на Рейчел.
– Ничего не понимаю. – Она была явно потрясена. – Я думала, что ты захочешь остаться на обед. Думала, мы сможем поговорить.
– О чем?! С чего это я вдруг стала тебе нужна? И неужели ты так сильно тоскуешь по отцу? И действительно ли винишь меня в его смерти? А как насчет твоего наркодилера, который всю душу из нас вытряс, потому что у тебя серьезныепроблемы? Что ж, замечательная тема для разговора за обедом! Нет уж, спасибо, я пас.
– Почему ты так себя ведешь? – спокойно спросила она и встала, чтобы подойти к прилавку.
– Ты это серьезно?! – Я не верила своим ушам. – Ты что, совсемрехнулась?
Она взяла пузырек с прописанным ей лекарством, высыпала на ладонь несколько таблеток и положила в рот, запив водой.
– Или ты, может быть, опять под кайфом? – бросила я ей в лицо.
– Что? Это лекарство для моего запястья. Но тебе-то какое дело? Ты же меня оставляешь. Тебе вообще на меня наплевать. – Голос ее дрогнул.
А меня словно что-то кольнуло в грудь. Случись это хотя бы пару недель назад, я сделала бы все, чтобы ее утешить. Но только не сегодня. И жалость как появилась, так и исчезла.
– Да, мне действительно на тебя наплевать. Впрочем, так же, как и тебе на меня. Можешь принять хоть целый пузырек. Мне пофиг.
– Не понимаю, почему ты так разошлась, – неожиданно разрыдалась она. – Но я буду стараться. Не уезжай. Пожалуйста, Эмили! Мне очень жаль.
– Ничего тебе не жаль! – взвизгнула я, и она вздрогнула, словно от удара. Тогда я чуть понизила голос, и каждое мое слово было пропитано ядом. – Единственное, о чем ты действительно жалеешь, так это о том, что меня родила. Разве не так ты говорила во время очередного прилива пьяных откровений?! Конечно, чего уж там считать, сколько раз ты меня обижала! А я, глупая, тебе это позволяла. Но все, мое терпение лопнуло. Я тебе никогда не была нужна, а мне не нужна такая жизнь. И если тебе будет легче, считай, что я умерла. Ты меня больше никогда не увидишь.
Рейчел упала на пол и задергалась в конвульсивных рыданиях. А я повернулась к ней спиной.
Меня душила слепая ярость. Я буквально налетела на Эвана, который стоял на пороге и молча наблюдал за безобразной сценой. Он отвел глаза, и я сразу поникла. Боже, как унизительно!
