Памела Джонсон - Решающее лето
И чтобы доказать, что у него оно есть, он стал показывать мне журнальчик с довольно сомнительными фотографиями.
— Это Лаванда дал мне. Черт его знает, где он их достает. — Он впервые за долгое время назвал имя человека, связывающего его с тем, что он так хотел бы забыть.
— Бедняга Джордж. Мне бы следовало его ненавидеть, но я не могу. Просто ему хотелось подзаработать. Филд чуть не убил его, но этот парень был предан мне, как собака. Вот почему он так переживает. Я видел его третьего дня, выглядит он чертовски плохо.
И вдруг он с непонятной симпатией стал говорить о механике, о его семье, о невесте, которая вернула ему кольцо, и о том, что бедняге теперь не на что надеяться. Он рассказывал обо всем этом, будто Лаванда и его трагедия не имели к нему никакого касательства.
Затем Эван умолк так же внезапно, как и заговорил, захлопнул журнальчик и запер его в стол.
— Я покажу тебе еще кое-что почище, — сказал он, — это у меня в кармане пальто. Сейчас принесу.
Пока его не было, я прошелся по комнате, заглянул в книгу, которую он, очевидно, читал перед сном, прочел названия книг, стоявших на этажерке. На приемнике, заменявшем Эвану ночной столик, в пепельнице я увидел восемь или девять белых таблеток. Я взял одну и попробовал на язык…
Эван вернулся и показал мне довольно плохую фотографию двух обнаженных девиц на фоне зимнего пейзажа.
Вечером я сказал Элен:
— Мне кажется, Эван не принимает твои таблетки, он собирает их.
Она впилась в меня сверкающим, но каким-то остановившимся взглядом. Я видел, как она судорожно глотнула.
— Я не знаю, что делает Эван. И мне на это плевать. — Она заставляла себя разозлиться: — Какое мне до него дело? Я ничего не хочу о нем знать!
Глава шестая
Мы сидели позади дома. Вечер был теплый, всходила луна. Элен поднялась, чтобы уйти в дом, но я остановил ее.
— Зачем он собирает таблетки снотворного? Он хочет принять их все сразу?
Я не видел лица Элен, но в ее тихом голосе прозвучали резкие нотки:
— Не имею представления. Почему ты думаешь, что он их собирает?
— Я видел у него целую коллекцию в пепельнице.
— Откуда тебе известно, что это снотворное?
— Похоже, что это мединал.
— Все таблетки похожи.
— Я слышал, как вчера ты давала ему мединал. Он еще удивился, почему таблетка желтого цвета. Надеюсь, ты не собираешься его отравить?
Она рассмеялась.
— Не говори глупостей. Это была обыкновенная таблетка мединала, возможно, другого цвета, потому что залежалась.
Я стоял близко и заметил, как она поежилась, будто хотела показать, что озябла.
— Пойдем в дом, становится прохладно, — сказала она.
— Нет. Нам надо поговорить. Пройдемся до рощи.
Оставив ее на минуту, я пошел в дом предупредить Чармиан, чтобы она не ждала нас.
Элен накинула на плечи жакет. Я хотел было взять ее под руку, но она сказала:
— Не надо. Мне неудобно. Ты настаиваешь на прогулке? Я устала.
— Настаиваю.
Мы пошли по тропке между грядками и поднялись на холм, поросший высокой жесткой травой.
— Я все же хочу докопаться до истины, — начал я. — Готов спорить, что Эван собирает твои таблетки, чтобы проглотить их все сразу.
— Не думаю, — сказала она как-то легко и беспечно, будто давала понять, что этот вопрос ее нисколько не интересует.
— Вот почему он стал таким тихим и покладистым. Он решил, что нашел выход.
— Возможно, ты прав, — промолвила Элен. — Но я не думаю. Все таблетки, как я уже сказала, похожи. К тому же Эван далеко не герой.
Мы обогнули рощицу и через калитку вышли в поле.
— Надень жакет, я хочу взять тебя под руку.
— Зачем?
— Прошу тебя.
Она подчинилась. Мы шли через луг, изредка спотыкаясь о кочки или проваливаясь в какие-то норы. Слабый свет луны мешал мне разглядеть ее лицо, а она упорно не поднимала низко опущенной головы.
— Я знаю, — наконец сказал я, — знаю все. Ты решила помочь ему поскорее свести счеты с жизнью, не так ли? Ты прекрасно знаешь, для чего он собирает мединал. Готов поспорить, что ты бывала в его комнате и видела эти таблетки.
— Если тебе вздумалось сделать из себя дурака, не требуй хотя бы, чтобы я тебе помогала, — сказала она спокойно.
— Теперь я знаю, — продолжал я так, словно не слышал ее, — почему ты меня разлюбила. Сознание вины вытеснило все остальные чувства, не так ли? Ты нарочно помогаешь Эвану в его затее покончить жизнь самоубийством. В этом, может быть, и есть известное благородство, согласен, но если тебе это удастся, то и ты последуешь за ним.
— Не понимаю, о чем ты?
— Прекрасно понимаешь. Ты достаточно мучила себя, вбив в голову, что виновата в смерти Эрика. Но это была всего лишь твоя блажь. А как ты справишься сейчас со всем этим, когда будешь знать, что действительно виновата? Это будет преследовать тебя всю жизнь.
Она долго молчала, потом вздохнула и сказала удивительно миролюбивым тоном:
— Ты преувеличиваешь мою способность мучиться угрызениями совести.
— То есть?
— Я не уверена, что способна годами терзать себя из-за того, что когда-то поступила так, как было нужно. Если бы я действительно вздумала сделать то, в чем ты меня обвиняешь… это ведь было бы сделано во имя благой цели? — Она умолкла. — Но, разумеется, все это только твоя фантазия. Эван плохо спит, вот и попросил снотворное. Я даю ему мединал, почему бы нет? — Она вдруг тяжело оперлась на мою руку, словно смертельно устала. — Вот и все, и не будем больше говорить об этом.
Мы были как никогда добры друг к другу, мы были благоразумны, но в эту чуть посеребренную луной, такую тихую и теплую ночь я почувствовал состояние Элен, близкое к истерике, как чувствуют учащенное биение собственного пульса.
— Хорошо, отложим этот разговор до завтрашнего утра, — сказал я.
Мы молча повернули обратно. Эван уже лег спать, Чармиан тоже ушла к себе. Только старая миссис Шолто бодрствовала, вышивая что-то при свете настольной лампы. Увидев нас, она многозначительно улыбнулась и спросила, хорошо ли в саду.
— Душно, — ответила Элен, — буквально нечем дышать.
— Я не помню еще такого лета, — заметила старая леди и, прищурив глаза, стала сравнивать две нитки шелка. — Нынешнее лето я никогда не забуду. Грех жаловаться на погоду, но поскорее бы оно кончилось. Посидите со мной, или вы тоже устали? Чармиан сказала, что у нее буквально глаза закрываются от усталости, и ушла спать.
В доме стояла густая тишина, чем-то напоминающая монотонный шум водопада, где звук скорее угадывается. Мне показалось, что мы в гроте под многомильной толщей воды.
