Семь месяцев - Хулина Фальк

Милли отшатывается, как будто то, что сказал Майлз, равносильно падению астероида. Она прижимает руку к сердцу и плачет.

— Как ты можешь любить мою копию?

Копия.

— Всего лишь копия, вот кем я для тебя была, да, Милли? — я не жду ответа, продолжая. — Вот кем меня считали в нашей семье. Копией.

Она родилась на несколько минут раньше меня, что автоматически сделало меня нежеланным ребёнком. Все вокруг давали мне это почувствовать. Я делала вид, что не замечаю этого, хотя в глубине души надеялась, что всё не так. Может быть это шутка? Я отлично нахожу оправдания своей семье. Чтобы они не сделали, у меня всегда найдется отличное оправдание их поступку.

— Ты никогда не считала меня равной. Считала, что я стремлюсь быть тобой, хотя всё время именно ты пыталась быть мной.

— Ты стала моделью после моей смерти. Ты никогда не хотела этого. Готова поспорить, что ты ждала моей смерти, чтобы занять моё место. Моя карьера. Мой парень. Мой ребёнок. У тебя есть всё. У тебя моя жизнь. Ты украла её у меня.

Неужели я единственная, кто видит причину?

— Ты умерла, Милли. У меня моя жизнь. Это всё, — я обвожу рукой Майлза и свою квартиру, — могло быть твоим, если бы ты общалась с Майлзом. Если бы ты не солгала ему. Ты сказала ему, что любишь печь, хотя никогда бы в жизни не прикоснулась к тесту голыми руками, не говоря уже о том, чтобы разбить яйцо. Ты сказала ему, что играешь на скрипке, хотя мы обе знаем, что это ложь. Ты притворялась, что не против завести ребёнка, мечтая о том, чтобы он исчез. Я не хочу знать, о чём ещё ты ему солгала, — я делаю глубокий вдох, молясь, чтобы смесь печали и гнева отпустила меня. — Я не крала у тебя твою жизнь, ты сама украла её у себя.

— Как будто ты никогда не лгала.

Она совершенно не понимает, к чему я клоню. Неужели она всегда была такой, а я просто не замечала? Я могу поклясться, что раньше Милли была из тех людей, которые знают всё. Она была бы первым человеком, к которому я обратилась бы.

Она всегда была рядом… слушала… отговаривала меня от моих отношений с Майлзом.

— Я никогда не лгала о том, кто я такая. Мне никогда не приходилось лгать, чтобы понравиться кому-то.

Майлз подходит ко мне и осторожно подталкивает меня вперёд, выводя из спальни. Он останавливается каждый раз, когда Милли следует за нами. Он дожидается, когда она остановится, и только после этого мы продолжаем идти. Майлз пытается держаться от неё на расстоянии, я тоже не хочу, чтобы она была рядом.

Я никогда не думала, что скажу такое о своей собственной сестре. Я не хочу, чтобы она была рядом со мной. Пять лет я мечтала, чтобы сестра волшебным образом воскресла из мёртвых. Но сейчас вместо того, чтобы испытывать радость и счастье от воссоединения с сестрой, я хочу, чтобы она ушла.

Как только мы выходим из комнаты, Майлз закрывает дверь.

— Я не хочу, чтобы он проснулся, — шепчет Майлз мне на ухо.

Честно говоря, чудо, что он до сих пор спит.

— Мне жаль, — говорит Милли, имея в виду совершенно другое. — Но я не виновата, что моя жизнь была не настолько интересной, как твоя. Ты могла заняться любым делом, каким только хотела. Небольшая ложь еще никому не повредила.

— Это причинило тебе боль, — на удивление радостно повторяет Майлз. — Я не знаю, как ты этого до сих пор не увидела, но всё, что ты делала, заставляло меня всё больше влюбляться в Эмори. Тогда я думал, что люблю тебя, но я не понимал, что это Эмори, а не ты. Всё, что о тебе знали, было об Эмори. Людям нравилась твоя сестра, а не ты. Это только твоя вина, а не её. Поэтому копия ты, а не она.

По крайней мере один человек понимает то, что я имела в виду.

— Ты воспользовалась наивностью Эмори ради собственной выгоды.

— Я этого не делала, — Милли направляется к двери, но Колин и Аарон стоят у выхода, скрестив руки на груди,

Они выглядят как настоящие телохранители. Она стонет и поворачивается обратно.

— Отлично. Это не моя вина, что Эмори нихрена тебе не рассказывала о себе. Вы встречались три года, и всё, что ты знал о ней, это…

— Самое важное, — заканчивает Майлз за неё. — Я знал, что ей нравится и не нравится, что расстраивало её и что приносило радость. Я знал наизусть её любимые песни, хотя они менялись ежедневно. Я знал её реакцию на толпу и то, какой застенчивой она становилась, когда кто-то смотрел на неё слишком долго. Изучил её привычки: она играет со своими волосами, когда нервничает, на её глазах всегда слёзы, когда она искренне смеётся. Я знал, что она становилась очень тихой, когда была расстроена, и что утром она ставила три будильника. Я знаю очень важные детали, Милли. Разбуди меня ночью, и я назову все напитки и блюда, которые она заказала бы. Я по-прежнему знаю о ней всё, что мне нужно. Знать кого-то, не значит знать об определенном качестве, в любом случае, оно есть у большинства людей.

Я даже не подозревала, что Майлз так много знает обо мне: он обращал внимание на мелкие детали. Особенно тогда.

Милли опускает глаза в пол, больше не в силах смотреть на нас. Она этого заслуживает… Я не хочу испытывать к ней такие чувства, но это так.

Милли не может восстать из мёртвых пять лет спустя и потребовать воссоединения с Майлзом, с моим мужем. Это так не работает.

— Я знал Эмори, даже когда мы не разговаривали. Но я никогда не знал тебя, Милли. Ты манипулировала мной, заставляя полюбить тебя, а это не любовь, и никогда ею не будет.

Она постукивает ногой по полу, собираясь что-то сказать.

— По крайней мере, я никогда не была такой неуверенной в себе размазнёй, как она. Должно быть, тебе от этого стало намного легче.

— Ты воспользовалась моей неуверенностью, — говорю я. — Говорила, что Майлз смеется надо мной за моей спиной и тусуется с другими девушками, которые намного красивее меня. Всё это для того, чтобы разлучить нас, заставить нас ненавидеть друг друга. Ты делала все, чтобы он достался тебе.

— Я не виновата, что ты мне поверила.

— Ты была моей сестрой! — кричу я, — Конечно, я тебе поверила.