Разрушенные - Кристи Бромберг
Следующие несколько минут проходят как в тумане, все обнимаются и хлопают в ладоши, снимают наушники, и все мы большим потоком быстро двигаемся к победной черте. Колтон газует, въезжая на свое место, после совершенного круга почета.
И я не знаю, каков протокол для не членов экипажа, но я оказываюсь в самой гуще событий, борюсь за то, чтобы его увидеть. Дикие лошади не смогли бы сейчас оттащить меня от него.
Мне временно закрывает обзор съемочная группа, а я так волнуюсь — сердце колотится, щеки болят от безумно широкой улыбки, сердце переполнено любовью — что мне хочется оттолкнуть их с дороги, чтобы добраться до него.
Когда они поворачиваются, чтобы сделать снимок получше, я вижу, как он стоит там, принимая поздравления от Бэкса, с бутылкой «Гэторейд», прижатой к губам, рукой пробегая по мокрым волосам, торчащим в полном беспорядке, и с самым невероятным выражением на лице — усталость, смешанная с облегчением и гордостью.
А затем, словно почувствовав на себе мой взгляд, он смотрит мне в глаза, и его лицо расплывается в самой широкой, самой душераздирающей улыбке. Мое сердце останавливается и начинает биться снова, когда я гляжу на него. Клянусь, от нашей связи искрится воздух. Он не говорит Бэккету ни слова, оставляет его позади и начинает пробиваться сквозь толпу, которая движется вместе с ним, его глаза не отрываются от моих, пока он не оказывается передо мной.
В одно мгновение я врезаюсь в него, он обнимает меня, отрывая мои ноги от земли, откидывает голову назад и издает самый беззаботный смех, который я когда-либо слышала, прежде чем прижаться губами к моим губам. А вокруг нас столько всего происходит — полный хаос — но это ничто по сравнению с тем, что сейчас он заставляет меня чувствовать внутри.
Все и вся исчезает, потому что я там, где должна быть — в его объятиях. Чувствую жар его тела, прижатого ко мне, не замечая напирающую на нас прессу, жаждущую идеального кадра. Вдыхаю его запах, запах мыла и дезодоранта вперемешку с мужским ароматом после тяжелого дня — и мои феромоны встают по стойке «смирно», безмолвно побуждая его взять меня, доминировать надо мной, владеть, отметив меня этим запахом. Ощущаю вкус «Гэторейда» на его губах, но этого недостаточно, чтобы утолить желание, пронизывающее меня, потому что с Колтоном одного глотка никогда не будет достаточно. Снова слышу его смех, он прерывает наш поцелуй и на мгновение прижимается лбом к моему лбу, в его груди слышится рокот эйфории.
— Ты сделал это!
— Нет, — не соглашается он, отстраняясь, чтобы посмотреть мне в глаза. — Мы сделали это, Рай. Мы вместе, потому что без тебя я бы не смог победить.
Мое сердце колотится и обрушивается в живот, который вздрагивает, будто я нахожусь в свободном падении. В каком-то смысле так оно и есть. Потому что моя любовь к нему бесконечна, бездонна, вечна.
Улыбаюсь ему, слезы застилают мне глаза, прижимаюсь еще одним целомудренным поцелуем к его губам.
— Ты прав, — бормочу я. — Мы сделали это.
Он еще раз крепко сжимает меня в объятиях и с очередной улыбкой, от которой замирает сердце, опускает на землю. Делаю шаг назад, позволяя всем остальным провести с ним свои пять секунд, и все же единственное, о чем я могу думать, это его слова: мы сделали это.
И я смотрю на него — на мужчину, которого люблю — и знаю, его слова никогда не были более правдивы. Мы действительно сделали это. Мы вместе столкнулись с нашими демонами.
С его прошлым, его страхами, его стыдом.
С моим прошлым, моими страхами, моим горем.
В разгар интервью Колтон смотрит на меня и с ухмылкой подмигивает. Гордость, любовь и облегчение накатывают на меня, словно приливная волна.
Чёрт возьми!
Мы и правда сделали это.
ГЛАВА 42
Сижу и смотрю, как Зандер работает вместе со своим консультантом, и мое сердце вздрагивает от того, как активно он занят. Он так много сейчас говорит и начинает исцеляться. Испытываемая мною гордость за то, что он делает, возрастает, и я позволяю слезам затуманить мой взор.
Он действительно делает это.
Выхожу из его комнаты, где проходит сеанс, и направляюсь на кухню, слушая музыку, играющую в комнате Шейна, и болтовню остальных мальчиков, строящих на заднем дворе город из Лего. Когда я вхожу на кухню и с усталым вздохом плюхаюсь на табурет, Дэйн вынимает остатки столовых приборов из посудомоечной машины.
— Согласен! — говорит он, закрывает ящик и садится рядом. — Итак, — произносит он, когда я ничего не говорю. — Как дела с Адонисом, от взгляда которого плавятся трусики?
Закатываю глаза.
— Ты просто хочешь, чтобы он был Адонисом, от взгляда которого плавились бы боксеры. — Фыркаю я.
— Черт возьми, да, но я потерял надежду, что смогу обратить его на лучшую сторону. Только слепой может не заметить, как он на тебя смотрит.
— О, Дэйн. — Вздыхаю я, и улыбка расплывается на моих губах при одной только мысли о Колтоне и о том, как много всего произошло за последние несколько недель. О том спокойном ритме, в котором мы обосновались, даже не обсуждая это. Все кажется таким нормальным. Как и должно быть. Больше никакой драмы, никакого отсутствия контакта и никаких секретов. — Все замечательно. Лучше и быть не может.
И когда я говорю это, то действительно в это верю. Не жду подвоха, как раньше. Я больше ничего не жду, потому что если общение с Колтоном и научило меня чему-то, так это тому, что наша любовь не терпелива и ни на что не похожа, для нас она уникальна.
— Значит, совместная жизнь не оказалась ужасной катастрофой?
— Нет, — говорю я нежно, думая о том, что все совсем наоборот. — На самом деле она оказалась просто невероятной.
— Да ладно, в этом мужчине должно быть что-то ужасное, — поддразнивает он.
— Нет, он чертовски идеален, — отвечаю я, наслаждаясь возможностью снова сказать «идеален», когда речь заходит о Колтоне и обо мне.
— Не верю, — говорит он, стуча кулаком по столу. — Должно быть он ковыряет в носу, или ужасно храпит, или пускает газы, как носорог.
— Неа! — трясусь от смеха, а Дэйн изо всех сил пытается не улыбнуться, но его стойкость недолговечна.
