Элизабет Гейдж - Ящик Пандоры. Книги 3 – 4
Ему казалось, что он видит тревожное плачущее лицо Бесс, склонившееся над ним, ее жалобный взгляд, полный невыносимой боли и потерянности.
Но нет. Он ошибался. Красная стена под водой закрывала все собой и постепенно наполняла его. Бесс не было здесь. Увиденное им лицо было лицом Лауры. И оно не было несчастным – Лаура смеялась, пряча свои руки, призывая его своими полными любви темными глазами.
Иди сюда, красавчик.
Ее лицо выглядело теплым, добрым, бесконечно счастливым. Оно пришло из того тайного момента, когда они оба мечтали, чтобы их любовь помогла открыть им дверь в другой мир, где они могли бы остаться одни. И сейчас, как будто награждая его за все эти прожитые им ужасные годы, она манила его пройти в эту дверь вместе с ней, И теперь ничего не было в прошлом – все было в будущем.
Сколь близоруки люди, подумал Хэл. Они изнывают по тому, что за пределами понимания, что ожидает их там, вне поля зрения человека.
Он знал теперь, что может остаться с ней окончательно, И только это было важно. Ее взгляд пронзил его, говоря ему, каким дураком он был все эти годы, отказавшись от нее, которая все это время продолжала принадлежать ему. И всегда будет принадлежать ему.
Но это тоже было шуткой, смысл которой подсказали волны смеха в голубом и красном, наполнявшим все помещение и распространявшимся за его пределы по всей земле. Жизнь – жесточайшая шутка из всех, если продолжать цепляться за нее, но она же станет доброй и ласковой приветственной песней, если позволить ей уйти.
Иди сюда, красавчик…
Хэл чувствовал, что вода повернула его к ней, чувствовал ее руки, касавшиеся его бровей, заботливые и успокаивающие холодные пальцы. Он пытался засмеяться, но его губы не двигались. Слава всевышнему, подумалось ему, что эти волны доставили его в ее объятия.
Иди сюда…
Он погрузился ниже, и она была теперь прямо под ним, маня и смеясь в то время, как волны соединили их вместе. Она никогда не выглядела столь прекрасной и столь счастливой. Хэл возблагодарил свою счастливую судьбу – он не мог и мечтать, чтобы его долгое и одинокое путешествие привело его в конце концов к ней.
Иди…
Это было последнее, что он услышал, и ее лицо было последним, что он увидел.
XXVIII
21:00
Бодрствование, казалось, длится бесконечно.
Мальчик был уже в кровати. Лаура читала ему вечернюю сказку, как-то сохраняя свой натуральный, успокаивающий голос, несмотря на то, что на душе у нее скребли кошки.
Детектив Агирре сидел на диване, глядя на Лауру. Телевизор оставался включенным, его звук был приглушен до тихого шепота.
Ее глаза встретились с глазами детектива. Их взгляд был красноречивее слов. Она сжала руками колени. Лаура не была религиозной; но то, что непрерывно крутилось у нее в голове, было неотличимо от молитвы.
Хэл.
О мой Хэл.
Пожалуйста, будь осторожен. Пожалуйста!
Секунды казались часами. Агирре время от времени заговаривал, но его слова звучали для нее как иностранные. Она глядела на него непонимающе.
Она чувствовала себя как беспомощная жертва мощнейших катаклизмов, и не в ее силах было предотвратить их или защитить себя. Если подозрения детектива Агирре были верны, Тим был в Вашингтоне, преследуя Хэла с маниакальной предопределенностью, силу которой Лаура знала так хорошо.
А Хэл ничего не знал об этом.
И, самое ужасное, все это произошло из-за нее.
Из-за того, что она рискнула продемонстрировать публично портреты Майкла. Потому что газеты тут же распространили их, и случайно они попали на глаза Тиму. Потому что Тим взглянул на лицо мальчика и увидел в нем причину своей ненависти. Потому что Тим пришел сюда, взломал ее дверь и сумел найти среди тысяч Лауриных фотографий ту единственную, которая помогла связать Майкла и Хэла.
Но все произошло намного раньше. Это случилось в тот вечер и коренилось в ее женской и человеческой слабости. Это случилось потому, что она позволила себе быть неосмотрительной в своей любви к Хэлу, отдаваясь ему всем сердцем, хотя и знала, что он принадлежит другой женщине. Это случилось также потому, что она, тоскуя по Хэлу, позволила уверить саму себя, что она любит Тима и может сделать его счастливым, хотя и знала в глубине души, что ее сердце больше не будет принадлежать никому.
И, более всего, это случилось потому, что ее судьба пересеклась с дорогой Хэла еще раз, и потому что в ту зимнюю ночь она была достаточно слабой, достаточно нужной и достаточно эгоистичной, наверное, чтобы украсть у него ребенка.
Вся ее жизнь прошла перед глазами, со множеством поворотов судьбы, – она пыталась понять, какой из них был причиной этого бедствия, что теперь может предотвратить его. Если бы она не решилась выставить портрет сына в галерее… Если бы она не сделала эту фатальную фотографию Хэла в самом начале… Если бы она не принесла те платья домой к Диане и не встретила там случайно Хэла… Если бы, даже раньше, Тим Райордан не поставил бы лестницу в арендуемой ею квартире, чтобы достать платья своей сестры…
Перечень был бесконечен и тем болезненней, чем дольше он тянулся. Перечень кажущихся невинными причин, приведших к таким непредсказуемым результатам годы и годы спустя.
Как мы ошибаемся, думала Лаура, веря, что время движется только вперед и оставляет поступки и события в прошлом, мы надеемся, таким образом, забыть о них. Истина состоит в том, что мы плаваем в океане, в котором прошлое и будущее дико вращаются вокруг нас, пересекаясь и накладываясь на каждом витке, так что самый крошечный поступок, давно забытый, может внезапно приобрести ужасное, роковое значение.
Лаура ждала, сжав руки как будто в молитве, которую знало ее тело.
Телефон зазвонил в девять тридцать. Дэн Агирре мгновенно взял трубку.
– Агирре, – сказал он в микрофон. Его лицо было само внимание. Его кулак крепко сжал трубку.
– Когда это случилось? – спросил он тихим голосом. Он замолчал, слушая подробности. – Вы уверены в этом?..
Вопрос был излишним. Сказано было уже все. Агирре положил трубку. Он оглянулся в гостиную.
Программа телевидения прервалась. Слова «СПЕЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ» появились на экране. Медленно подходя к телевизору, Агирре увидел появившуюся на экране фотографию улыбающегося Хэйдона Ланкастера. В тот же момент он услышал странный сдавленный крик, не похожий ни на что слышанное им ранее. Он был мягким и пронзающим, тонким и роковым.
Потрясенная Лаура вскочила с дивана. В ее лице не было ни кровинки. Она словно застыла. Агирре за те годы, пока работал полицейским, видел много мертвых, но никогда не сталкивался с такой безжизненностью, как в этом крошечном создании, что замерло перед ним. Он коснулся ее плеча. Она была холодна, как могила. Она не почувствовала его прикосновения. Ужасный крик застыл у нее на губах, и теперь она стояла молча.
