Жестоко и прекрасно - Терри Э. Лейн

Прошло четыре месяца, и Дрю держится. Однажды он предлагает нам отправиться в отпуск в винодельческую сторону Калифорнии. Я в шоке, потому что это долгий перелет, и меня беспокоит разница во времени, потому что это может утомить его.

— Кейт, я посплю в самолете, а в Калифорнии есть кровати.

— Я не хочу, чтобы ты сломался.

— Я не позволю себе. Я обещаю.

Он кажется таким сильным, и если это то, чего он хочет, то кто я такая, чтобы отказывать ему? Но сначала я делаю одну вещь. Я звоню доктору Розенбергу и разговариваю с ним. Он смеется.

— Кейт, Дрю — врач, и он тоже знает свои ограничения. Если он хочет ехать, то поезжайте.

— Но …

— Но ничего. Вы оба знаете, что такое возможность. Пусть он исполнит свое желание.

— Ты прав.

Если Дрю хочет винодельческую страну, он ее получит. И он это понимает. Думаю, мы больше пьяны, чем трезвы. Однажды Дрю говорит:

— Я не думаю, что пробовал вино, которое мне не понравилось.

Мы смеемся, потягиваем, едим, и однажды за ужином, когда официант спрашивает, не хотим ли мы посмотреть карту вин, мы оба кричим: «Нет!» Мы согласны, что с нас хватит на сегодня.

К тому времени, как мы возвращаемся домой, энергия Дрю начинает угасать. Он не жалуется, но я вижу это по более продолжительному сну и более раннему укладыванию. Он использует пластыри с фентанилом от боли, а иногда ему приходится использовать и леденцы с ним. Но одна вещь, которую Дрю не делает, — это жалуется. Если ему больно, он ускользает и использует леденец, но я обычно могу сказать по его глазам или оттенку его кожи, которая потеряла свой обычно желтовато-коричневый цвет и блеск. Волосы у него отрастают, но химиотерапия, которую он принимает от боли, держит их на том же пушистом этапе, как у новорожденного, и мне нравится гладить их рукой. Это то, что Дрю тоже любит, и на самом деле он часто просит меня об этом. Говорит успокаивать.

Что касается веса, то он ни на что не годится, и он был прав насчет спортивных вещей. Это то, чем он живет в эти дни. Сегодня он снова упоминает об этом.

— Есть шанс, что ты купишь мне еще таких? Я ненавижу носить одни и те же вещи снова и снова.

— Да, конечно. Они такие мягкие, я уверена, что они удобные.

— Ага. И мне не нужно беспокоиться о том, что они упадут с этого мешка с костями. Я ни на что не гожусь, Кейт, бесполезно это отрицать.

Он прав. Я не могу. Он всего лишь тень того, кем он был шесть или семь месяцев назад. Я отодвигаю его одежду в дальний конец шкафа, чтобы он не сталкивался с ней постоянно, но я прокрадываюсь назад и смотрю на них. Грустно, когда я вижу, каким крепким и сильным он был раньше по сравнению с тем, кем он является сейчас.

— Я не буду. Но и плохого я тебе тоже ничего не скажу, Дрю. Я достану тебе все, что ты захочешь. Ты знаешь это.

— Спасибо.

Позже на этой неделе он сидит в своем любимом кресле, большом кресле, так что я запрыгиваю с ним и прижимаюсь к нему.

— Как мой парень сегодня? Хочешь что-нибудь сделать? Фильм?

— Нет, мне здесь хорошо.

— Голодный?

— Не совсем. Просто хочу остыть.

— Ты получишь это.

Через несколько минут он спит. Это то, что он делает в основном в эти дни. Я выскальзываю из кресла и звоню Бену. Обычно я сообщаю ему новости каждые пару часов. А потом это превращается в слезы для нас двоих. И бедный Бен. Он должен работать, чтобы продержаться на протяжении всего этого. Я не знаю, как он удерживает это дерьмо от выпадения из портфеля — пытается продать акции и инвестиции, пока его лучший друг умирает. Я так рада, что я не работаю.

— Ты зайдешь после работы?

— Кейт, что, черт возьми, ты думаешь? Я должен просто переехать к тебе.

— Эй, здесь полно места.

— Да, знаю. Но у меня есть своя квартира.

— Сдай в аренду.

— Эм, да, но что насчет после… — он замолкает, и мы оба замолкаем. Это мощный момент. — Я не имел в виду… — начинает он.

Я выпалил:

— Ты мог бы остаться со мной на какое-то время. Ты можешь мне понадобиться.

— Ты не станешь.

— Что я не стану?

— Остаться там.

Вот дерьмо. Я никогда не думала об этом, но он прав. Нет ничего, что могло бы заставить меня остаться здесь. Это… было… наше место. Это должно было стать местом, где у нас родятся дети.

— Думаю, нет. Нужна соседка по комнате?

Это еще один неловкий момент. Затем Бен все исправляет.

— Скоро увидимся. Мне принести ужин?

— Конечно. Можно китайский? Его любимые яичные рулетики и суп вонтон?

— Еще бы. А тебе?

— Я съем то, что он не ест.

В последнее время его аппетит пропал.

Бен говорит, что встретится со мной примерно через час.

Дрю съедает половину яичного рулетика и полчашки супа, а я не съем больше. Бен пытается развеселить дом, но Дрю засыпает, и мы вдвоем смотрим друг на друга мокрыми глазами. Телевизор воспроизводит белый шум, пока мы с Беном смотрим вперед.

— Как ты думаешь, какой будет жизнь без него? — Спрашиваю я.

— Пустой.

— Вроде как сейчас?

— Ага.

— Он всегда говорит мне, что любит все частички меня со всеми частичками себя. Почему все его части должны были заболеть? Почему одна часть его не могла заболеть? Кусок, который ему не нужен?

Бен вытирает лицо.

— Не знаю, Кейт. Хотел бы я, чтобы у меня был ответ для тебя. Но только для протокола. Я люблю все его частички вместе со всеми частичками себя.

Всего через пятнадцать дней Дрю будит меня посреди ночи. Это не совсем точно, потому что я не совсем уверена, когда в последний раз я действительно засыпала — и я говорю о глубоком сне. Я парю в этом месте где-то между сном и бодрствованием. За последние пару дней ситуация резко ухудшилась. У меня кружится голова, когда я думаю об этом.

Его голос хрипит, когда он называет мое имя.

— Кейт?

Я встаю с кровати и говорю:

— Что такое?

— Думаю, пора. Я хочу в больницу.

Слова, которых я боялась неделями, бьют меня под дых, сбивая с