Наталья Воронцова - Маринкина любовь
— Какие деньги, Маринка? О чем ты? — Борис обнял Маринку за талию и увлек в сторону машины. — Едем ко мне, немедленно! Я тебя не отпускаю больше!
— Зачем? — равнодушно спросила Маринка, уже садясь в машину рядом со Смеловым. Таша скользнула на заднее сиденье.
— Затем, что я всю жизнь любил тебя, любил, не имея ни малейшего шанса! Я знал, что ты любишь Соловьева, и не хотел вам мешать — никогда, слышишь?
— Зачем ты это говоришь, Боря? — Маринка подняла на него заплаканные глаза. — Ты что, хочешь меня утешить? Ты всегда был мне другом, никогда не говорил ни о какой любви…
— Не говорил, но всю жизнь собирался! В школе и потом, накануне твоей свадьбы, и еще много раз — и не мог! Я не хотел разрушать твою жизнь! Мне казалось, что тебе это не нужно… Я любил тебя тридцать лет!
— Боже мой! — Маринка залилась слезами и робко положила руку на плечо Бориса. — Я не верю! И ты же женат…
— Давно нет! Всю жизнь у меня была ты — только ты одна. Другие женщины не имели значения. Только тебя я хотел видеть своей женой. Маринка, выходи за меня замуж!
— А как же Димка?..
— Ну вот опять… Да не бросим мы Димку! Никогда. Он нуждается в твоей заботе — но и только. Понимаешь, он никогда, никогда не сможет сделать тебя счастливой! Маринка, я тебя очень люблю. Люблю с того самого момента, когда ты вступилась за нас с Ольгой. Помнишь? Я тогда еще сидел за последней партой, и мне было плохо, отчаянно плохо… Помнишь?..
— Помню, Борька, конечно, помню…
— Выходи за меня!
— Нет… Я не могу, — прошептала Маринка как во сне, еще пытаясь сопротивляться. Борис вдруг решительно поцеловал ее в губы, ощущая во рту соленый вкус ее слез.
Тихонько, как мышка, потрясенная этим объяснением, ничего не понимающая и чувствующая себя лишней, Таша при первой же возможности выскользнула из машины, неслышно прикрыв за собой дверь.
Эпилог
В тот же день Борис увез Маринку к себе в загородный дом. Почти месяц она приходила в себя после пережитого стресса: сначала пыталась сбежать, плакала, на коленях умоляла Бориса отпустить ее и не ломать себе жизнь. Она знала, что ради нее он отказался от подписанного уже контракта с одной из ведущих германских клиник и остался в России, поскольку Маринка категорически не хотела никуда уезжать.
Постепенно нежная, заботливая любовь Бориса одержала верх над всеми жизненными перипетиями: Маринка стала приходить в себя. Наблюдая, как оживают снова ее огромные, лучистые глаза, не оставившая ее Таша не могла сдержать радости. Первым очевидным признаком выздоровления стал тот факт, что Маринка взялась за ремонт дома. Проявляя чудеса дизайнерской изобретательности, она на свой вкус переделала гостиную и второй этаж.
— А вот здесь у нас будет детская! — выпалила она однажды, показывая просторную комнату наверху, и покраснела до ушей. Таша переглянулась с Борисом и увидела на его лице блаженную улыбку абсолютно счастливого человека.
Их свадьба состоялась в старинном замке на юге Франции. В роскошном платье, с белыми цветами в длинных волосах, она казалась похожей на принцессу. Тогда Таша впервые уверилась в том, что в жизни есть место сказке.
Когда она бывала потом в их огромном гостеприимном доме, ей всегда казалось, что сказка здесь не окончится никогда. Борис занялся организацией собственной кардиологической клиники в Москве, дел у него было по горло, но всегда оставалось время, чтобы привезти любимой жене, а также ее бестолковой подруге охапку свежих цветов или билеты на концерт.
У Маринки появились дорогие наряды, новенький джип, но она продолжала оставаться той же Маринкой, какой все ее знали в предыдущие годы. Хотя нет, не совсем такой. Она становилась женственнее, свободнее, ярче, как спящая красавица, разбуженная в один прекрасный день негаданным поцелуем принца.
Лишь однажды Таша застала Маринку в слезах: вдень, когда она впервые вернулась из детского дома.
— Таша, ты не представляешь! — плакала она в трубку. — Их хочется всех забрать оттуда, всех! Они смотрят такими глазами, что выдержать невозможно!
Так с согласия Бориса в их доме оказался сначала девятимесячный Андрюшка, а потом двухлетняя Дашка. Ее сразу предупредили, что у детей, которых она сможет взять, будут страшные диагнозы вроде отставания в умственном развитии. Но Маринка ничего не испугалась: взяла малышей и выходила. А потом в один прекрасный день живущий отдельно Илюшка, смущаясь, поставил Маринку перед фактом, что она вот-вот станет бабушкой. Поскольку молодой маме едва исполнилось семнадцать и ей надо было поступать в институт, а Илья как раз к этому моменту в очередной раз окончательно разочаровался в любви, то совершенно естественным путем черноглазый и горластый Владимир Ильич тоже очутился на руках у Маринки. Она не делала никакой разницы между детьми, и все трое через некоторое время стали называть ее мамой.
Приезжая к ней и видя, как она справляется не только со своими, но и соседскими детьми, с энтузиазмом организуя для них красочные утренники, спектакли и концерты, Таша убеждалась, что дети — это и есть ее истинное призвание… Потом Маринка загорелась идеей создания семейного детского дома. Через Бориса она списалась с какими-то благотворительными фондами в Германии, которые обещали финансовую поддержку.
— Это должен быть большой, уютный дом на несколько квартир, — взволнованно рассказывала она о своих планах. — И чтобы в каждой три — пять детишек. И у всех мамы и папы!
Таша отнеслась к этому ее начинанию с изрядной долей скепсиса, но неожиданно администрация одного из районов в Подмосковье выделила для детского дома участок, германские фонды перечислили средства, и началось строительство. За считанные месяцы жизнь Маринки перевернулась, стала счастливой и наполненной, и о болезненном прошлом, как тогда казалось близким, ей уже ничего больше не напоминало.
Но однажды поздним ноябрьским вечером Таше домой позвонил обеспокоенный Борис:
— Таш, привет! У тебя все в порядке? Маринка случайно не у тебя?
— Нет! — удивилась она и посмотрела на часы. — А разве она не дома?
— Ничего не понимаю! Я подумал, у тебя там что-то произошло… Я очень беспокоюсь… Няня сказала, что она поговорила по телефону, прыгнула в машину и срочно уехала куда-то. Велела передать, чтобы я не волновался. Но куда, куда она могла уехать на ночь глядя?
— Не знаю… — Таша отогнала мгновенно возникшее тревожное предчувствие и продолжила фальшиво-бодрым голосом: — Ты только не волнуйся, дядя Боря! Все скоро выяснится. Хочешь, я приеду к тебе, подожду вместе с тобой?
— Уже поздно, Таша. Да и неудобно, вроде… Но я не знаю просто, что делать, куда звонить!
