Джоджо Мойес - Ночная музыка
Изабелла разрыдалась, сама толком не понимая, кого или что оплакивает. Она испытывала целую гамму противоречивых чувств. И горечь потери. И шок от осознания бренности бытия. И страх перед будущим.
Она стояла у груды камней, потеряв счет времени. Однако вскоре благодаря безмятежности озера и умиротворяющим голосам леса первоначальные шок и ужас уступили место смиренному осознанию. Ведь дом – это всего-навсего дом, о чем красноречиво свидетельствуют его развалины. Он ничего не значил тогда, не значит и теперь. И не стоит искать зловещих предзнаменований в его разрушении. Это был безрадостный, холодный дом – просто кирпичи, строительный раствор, дерево и стекло. И собственно, в нем не было ничего такого, чего нельзя было бы заменить.
«Можете его забирать», – сказала она Николасу Тренту, когда тот связался с ней сегодня днем. Он специально позвонил справиться о том, как они пережили эту катастрофу. А в конце разговора он добавил: «Я не собираюсь отказываться от своих слов, что состояние дома меня не волнует».
«Забирайте его на ваших условиях. Меня вполне устроит цена вашего первоначального предложения, – перебила его Изабелла. – Если вы поскорее закончите со всеми формальностями. Мне хочется наконец сдвинуться с мертвой точки».
Ее размышления прервала собака, ткнувшаяся ей в ладонь мокрым носом.
Она обернулась и увидела его. Он стоял на груде кирпича в нескольких футах от нее; синяки на лице и руках потемнели, приобретя зловещий сине-зеленый оттенок.
Она не знала, что сказать. Он был совсем не похож на того мужчину, с которым этим утром она рассталась в больнице. Они встретились случайно, почувствовав странное притяжение, а затем разбежались в разные стороны. Она жалела, что он не успел уехать до ее появления здесь. И в то же время радовалась, что застала его.
– Я хотела это увидеть, – объяснила она свое присутствие. Он молча кивнул. – Все не так страшно… как я думала. – Последняя фраза была настолько абсурдной, что она не выдержала и расхохоталась. – Я имела в виду, что теперь это выглядит не настолько пугающим.
– Нам повезло, – заметил он.
– В каком-то смысле да, – с затаенной горечью сказала она.
Слегка наклонившись, она стала обходить развалины дома, вытаскивая из-под обломков то случайную фотографию, то щетку для волос, стараясь не слишком расстраиваться из-за погребенных под камнями вещей. Пожарные еще в день обрушения постарались извлечь все более-менее стоящее. «Вы особо не переживайте из-за мародеров, – сказал ей один из них. – Вряд ли кто знает, что в этой глуши есть дом».
Нелепое замечание. Не было никакого дома. Ну и ладно, не стоит расстраиваться, уговаривала она себя. У нее больше не осталось ничего сколько-нибудь ценного. И она не будет расстраиваться из-за Байрона. Теперь она точно знала, что проживет и одна. Начнет все с чистого листа. Она обернулась и обнаружила, что он смотрит на нее. На секунду ей показалось, будто он собирается что-то сказать, но он промолчал. И она продолжила свой скорбный обход обломков прежней жизни, хотя его взгляд по-прежнему обжигал ей кожу.
Байрон смотрел, как она, в обтягивавшей грудь тесной футболке, бродит между разбросанными по траве вещами. Он заметил царапины и зарубцевавшиеся шрамы на ее руках: появившиеся явно не вчера, они были результатом года жизни в Испанском доме. Он не знал, как объяснить ей свое поведение. Не знал, как рассказать ей о том, что с ним произошло, а именно о том, что человек, считавший, будто жизнь прошла мимо, может за один миг воскреснуть, словно феникс из пепла. Наконец она подняла голову и покраснела, встретившись с ним глазами.
– Меня ждут дети. Вернусь как-нибудь в другой раз. – Она явно ждала от него хоть каких-нибудь слов и, не дождавшись, натянуто улыбнулась. – Ну, тогда пока. – И заправила прядь волос за ухо.
Всего-навсего случайная встреча людей, некогда знакомых, но ставших чужими.
– Изабелла, – произнес он, и его голос прозвучал неестественно громко в застывшем воздухе.
Она заслонила глаза ладонью, как щитком, чтобы лучше видеть его в лучах закатного солнца.
– Вот смотри, что я нашел. – Он протянул ей смятые листки.
Она подошла, остановившись в паре шагов от него. Молча взяла бумажки.
– Мои партитуры, – кивнула она.
Он не мог отвести от нее глаз.
– Я знаю, как много они для тебя значат.
– Откуда тебе знать о том, что много для меня значит, а что мало? – огрызнулась она.
Ее лицо сделалось по-детски беззащитным, и Байрон понял, как жестоко ее обидел. Нет, тут не было ничего наносного, никаких тайн за семью печатями. И в этом ее приступе ярости он узнал собственные чувства, а именно то, что давным-давно скрывал от самого себя. Еще несколько секунд – и она навеки уйдет из его жизни. Что же я делаю?! – спросил он себя. Ведь мне казалось, что всему свое время. И торопиться не стоит.
– Что ж, желаю удачи в Бранкастере, – сухо произнесла Изабелла и пошла прочь, в сторону своей машины.
Байрона буквально пронзило болью неутоленного желания. Охватившее его чувство было столь сильным и непривычным, что он оказался не в силах терпеть. И тогда он наконец принял решение.
– Изабелла! – крикнул он, но она даже не обернулась. – Изабелла! Послушай… Я был неправ, – сказал он, и она вопросительно склонила голову набок. – В отличие от тебя.
Байрон направился к ней, переступая через кирпичи и спотыкаясь о праздничную драпировку.
И вот теперь они стояли лицом к лицу. Он терпеливо ждал приговора, понимая, что от ее слов зависит их будущее.
– Я хочу, чтобы ты мне честно призналась, – произнес он. – Ты действительно веришь в то, что говорила мне ночью? Будто для тебя неважно, кто чем владеет?
Изабелла удивленно уставилась на Байрона. Неужели ты так ничего и не понял? – подумала она. Ведь я реально смотрю на вещи. И мне на собственной шкуре пришлось узнать, что в этой жизни важно, а что нет. И ты будешь нужен мне всегда – такой, какой есть. Мужественное лицо Байрона внезапно смягчилось, и она вспомнила, как, оказавшись чуть ли не похороненным заживо, он звал именно ее, Изабеллу. Ведь она прекрасно улавливала все оттенки голоса и еще тогда поняла правду, гораздо раньше, чем он сам. Изабелла, твердил он тогда с такой надеждой, словно напрочь забыл о своем отчаянном положении.
Морщась от боли, Байрон протянул Изабелле руку:
– Ну так что будем делать?
– Байрон, это всего-навсего дом. – Она доверчиво вложила свою узкую ладонь в его натруженную руку. Только не вздумай снова сказать мне «нет», молча взмолилась она; ее лицо, ее глаза, ее руки говорили о том, что она желает его всем своим существом. Раз уж я могу взять на себя такой риск, значит можешь и ты. – Это… всего-навсего… дом.
