Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга
— Ты уже вернулся в университет.
— Пока не подписан контракт, я безработный профессор.
— Шон, — я давно не выдыхала его имя с таким облегчением. — От меня они ничего не узнают. И от тебя, я надеюсь, я больше ничего не узнаю. Хватит!
— Я уложился, — расхохотался Шон так громко, что мне пришлось даже оглянуться. — Следующая остановка — конечная.
И вот мы оказались на отшибе Лондона. За главной и единственной улочкой с кафе и магазинчиками, напомнившей мне немного ирландскую деревеньку, начинались поля. Мы зашли в конфетный магазин — у меня глаза разбежались, глядя на полки, полные всевозможных сладостей, но Шон направился прямо к деревянной стойке и принялся называть сорта шоколада с таким хорошим британским выговором, что мне смеяться захотелось, а потом обернулся ко мне и спросил со страшным ирландским акцентом, не хочу ли я конфет с лакрицей. Я в страхе отступила от стойки.
— Я согласен. У Джорджа жуткий вкус, но я честно пытаюсь подсадить Джеймса на шоколад.
Продавщица отвесила два кулька красных и черных конфет и сложила в пакет неимоверное количество шоколадок. Мне захотелось заткнуть уши, когда она озвучила сумму.
— Шон, ты рехнулся? — спросила я шепотом и получила в ответ кивок.
— Половина для тебя. Мне кажется, я подкупил тебя шоколадом из этой лавки.
Пришлось ударить его в спину— быстрее выйдем вон, а то еще чего-нибудь купит. Но кофе я все-таки позволила ему купить, и мы допили его, пока шли до дома Вилтонов. Пришлось спуститься в дикий кирпичный пешеходный переход под трассой, за которой начинался деревенский район коттеджей. Все двухэтажные, почти что одинаковой кладки. Выложенные кирпичиками подъездные дорожки, пышные цветы под окнами и высокие решетки, отгораживающие частные владения от дороги. Шон позвонил в один дом и назвал имя. Хозяйка вынесла ему ключи, и Шон открыл соседние ворота. Потом отнес в мусор пустые стаканы и кинул рюкзак в багажник «Ауди».
Впереди меня ждали два с лишним часа рассказов про Джеймса, но в них не было и намека на грусть. Шон улыбался, и когда проверял дорогу перед заездом на очередной раундэбаут, я успевала ответить ему такой же счастливой улыбкой. Я радовалась его хорошему настроению, которое не испортил даже короткий дождь. Наверное, потому, что после него по небу протянулась яркая радуга. Пусть в Англии и не было лепреконов, прячущих на конце радуги горшок с золотом, поля и холмы вокруг оставались ярко-зелеными, но были лишены ирландской ядовитости, по которой я успела соскучиться в этой умиротворенной пустыне.
— Лана, мне нужно снять наличные. На ферме они нам потребуются.
Мы проезжали сквозь очередную захолустную деревеньку, и Шон запарковал машину на тротуаре подле невзрачного здания почты.
— Сколько надо? У меня есть фунты.
Губы Шона потеряли улыбку и выплюнули мне в лицо:
— Я не прикоснусь к твоим деньгам.
Хорошо, что он не сказал, потому что… Я не хотела подобных уточнений, но молчание тоже сумело ранить. Моих денег у меня пока не было. А деньги Шона таяли на глазах. Спросить его в лоб, сколько у него есть, я не могла и остановить его безумные траты — тоже. Его слишком много унижали в жизни. И последний месяц я явно добавила в эту копилку. Сейчас надо взвешивать каждое слово. С ним и тем более с Вилтонами.
— Банкомат не работает.
А я-то думала, что Шон вернулся так быстро и с таким постным лицом.
— Клерк сказал, что можно попробовать зайти на почту в соседней деревне.
Я чуть снова не предложила деньги, но вовремя прикусила язык. Мы стали пробираться закоулками к дороге. Улочки казались еще уже ирландских. С двух сторон припаркованы машины — как здесь можно разъехаться! Только заехав на тротуар, что Шон и сделал, поняв, что идущая навстречу машина не собирается этого делать. Тот козел даже скорость не снизил, или мне так показалось, потому что стрелка спидометра «Ауди» упала до нуля. И бах. Я даже в дверь вжалась, хотя удар пришелся на сторону Шона. Кажется, одно кельтское ругательство я выучу очень скоро. Шон заглушил мотор и вышел из машины. Мое сердце остановилось, когда я поняла, что зеркала нет. Но потом выдохнула, сообразив, что оно просто сложилось. Шон отвернул его обратно и почистил рукой.
— Ну…
Он улыбнулся в ответ и пристегнул ремень.
— Ты приносишь мне счастье. Ни царапины.
Я прикрыла глаза, но выдохнуть не успела. Поцелуй был коротким, но таким сладкий. Без всякого шоколада…
— Может, не поедем на почту? — спросила я лукаво.
— Может, и не поедем. Испытывать судьбу два раза не стоит.
На ферму мы приехали в числе последних и пришлось парковаться на противоположном конце поля, а потом преодолеть еще длинную тропу, которой мне не хватило, чтобы понять, за что я только что отдала семьдесят евро — американцы себе подобной наглости на сельских ярмарках не позволяют.
— Это их единственное развлечение, — улыбнулся Шон. — А вообще-то фермеры здесь заключают сделки. Покупают животных на разведение. И если бы я разбирался в тракторах, то смог бы провести для тебя экскурсию в секции сельскохозяйственной техники…
— Знаешь, Шон, — перебила я без улыбки. — Я несказанно рада, что ты не разбираешься в тракторах. Надеюсь, хоть музыка здесь будет?
— Будет. Заунывная английская волынка.
— Шон, извини, — Я взяла его под руку. — Я знаю, зачем мы здесь. Просто я тоже нервничаю. И мне уже жарко в джемпере.
— Я здесь тоже впервые. Я никогда не видел Джеймса в седле. Только на фотографиях.
Мы прошли мимо тракторов к огромной арене, огороженной заборчиками — там под всеобщие возгласы одобрения собака загоняла в загончик гусей. Дальше шел уголок для детей с батутами, стенкой и тиром. Траки с мороженым и прочей едой. Всевозможные палатки, куда мы, понятное дело, не заглядывали. И наконец мы вышли на полянку, огороженную низким заборчиком — по ней были расставлены разноцветные барьеры, украшенные ленточками и корзинами с цветами. Ажиотажа не наблюдалось, и мы смогли рассмотреть наездника на большой красивой лошади — он грациозно брал барьер за барьером. Шон прибавил шагу, и я легко отыскала среди зрителей пару с девочкой лет пяти. Словно почувствовав наше приближение, они обернулись, и девочка с воплем рванула к нам. Шон подхватил ее на руки и представил нас друг другу. Маленькая Элайза впилась в меня яркими огромными голубыми глазами. Светлые волосы были стянуты в хвост, но вокруг лица в разные стороны торчали короткие завитки.
— Мы не опоздали? — спросил Шон после короткого обмена приветствиями, скорее всего для того, чтобы Милтоны прекратили меня рассматривать.
— Не опоздали. Мне кажется, они уже час там стоят, — Кара махнула рукой в сторону поляны, где наматывали круги другие лошади, но я не смогла угадать, кто из маленьких наездников был Джеймсом.
Она отвернулась, делая вид, что следит за сыном, но я понимала, что дело во мне. Джордж наоборот полностью развернулся ко мне. Пуловер, под ним рубашка с галстуком и брюки со стрелками, хотя на ногах резиновые сапоги. Кара же была одета, как я — джинсы и джемпер. К счастью, салатного цвета и полусапожки на каблуке — как раз по кочкам прыгать.
— Пойдем на батут? — Элайза потянула Шона за ворот и расстегнула пару пуговиц, но туг же вздрогнула от окрика отца:
— Ты уже была на батуте и сейчас мы все смотрим выступление Джеймса.
— А я хочу еще! — ответила девочка с вызовом и вжалась в грудь Шона, ища защиты от отцовского гнева.
— Мир не вертится вокруг твоих желаний. Сегодня день Джеймса, а не твой. Мы все смотрим его выступление.
— Это нечестно!
— Жизнь вообще нечестная штука, юная леди. А сейчас слезь с дяди Шона и смотри выступление брата.
Я уже сама стояла по стойке смирно — Джордж не повысил голос, но каждое слово слетало с его губ ударом молота. Шон спустил девочку с рук, успев шепнуть, что они обязательно сходят на батут, но она не удержала обещание в тайне и закричала в голос, что ей надоели дурацкие лошади и она хочет батут прямо сейчас. Да так топнула ногой, что потеряла желтый резиновый сапожок. Мать обернулась, но ничего не сказала, и отец тоже равнодушно глядел, как дочь ступила ногой на влажную траву. Хотелось подбежать и поднять ребенка на руки, но я заметила прислоненную к ограждению трость мистера Милтона и не рискнула приближаться.
