Тильда Лоренс - Гадюки в сиропе или Научи меня любить
– Мам, это парень, – произнес он недовольным тоном. – Для парня высокий рост – обычное явление.
– Парень? – недоверчиво переспросила Лота.
– Да, дорогая, это парень, – произнес Якоб, приглядевшись к объекту восхищения своей жены. – Ты снова забыла надеть линзы?
– Я торопилась, потому...
– Я пошел, – оповестил их Дитрих, не желая становиться свидетелем очередного припадка нежности, который накатывал на его родителей приблизительно раз в час. Кажется, сейчас был именно такой момент.
– Удачного дня, сынок, – пожелала Лота, улыбаясь ему.
– Дитрих, будь добр, не начуди здесь так, как в своей прошлой школе, – назидательно произнес отец.
Дитрих выжал из себя жалкую улыбку, подхватил свой рюкзак и, не попрощавшись с родителями, вышел из машины, нарочно громко хлопнув дверью. «Ворона» даже не обернулась. Парень продолжал стоять, подпирая собой ворота школы. Ладонь по-прежнему сжимала лямки рюкзака, вторая держала палочку леденца так, словно из-за угла вот-вот должен был выскочить маньяк, покушающийся на конфету, а хозяин ни за какие деньги не хотел с ней расставаться.
Дитрих не любил леденцы на палочке. Они имели своеобразный вкус, на языке после них оставалось мерзкое послевкусие пищевого красителя, а еще чего-то отдаленно смахивающего на слабый-слабый уксус. Как можно с таким упоением жевать отвратительную конфету, Дитрих не представлял, тем не менее, уже пару минут мог наблюдать, как парень не просто её облизывает, как делали другие, а остервенело грызет, едва ли не клацая зубами. От его действий становилось не по себе, казалось, что эти зубы могут точно так же вцепиться в глотку и не выпустить до тех пор, пока жертва не испустит дух, предварительно помучавшись, как следует.
Когда они поравнялись, безучастный ко всему англичанин обернулся в сторону новичка и тут же отвернулся, даже рассматривать его толком не стал. Словно того и ждал. Отбросил палочку в мусорный бак, стоявший неподалеку, и шагнул в ворота. Дитриху хватило одного взгляда, чтобы запомнить черты лица. Сразу было видно, что тут не обошлось без смеси кровей. Англичанином парень был лишь частично, к этой крови стопроцентно был примешано еще что-то, вот только что, сходу определить было трудно. Волосы, на самом деле, от природы были черными. Дитрих, знакомый с краской для волос, как с близкой родственницей, знал, как выглядят крашеные волосы. Они обычно слабые, ломкие, страшно секутся на концах и ко всему прочему никогда не лягут идеально, все равно будут пушиться, электризоваться и портить весь вид, если их предварительно не залить приличным количеством лака. Он сам изводил немало химического средства, стараясь придать своим волосам привлекательный вид, но они все равно редко держались так, как нужно было Дитриху. Он раздражался, но стричь их в ближайшее время не планировал. Не для того он их столько лет отращивал, чтобы попрощаться с шевелюрой, щелкнув пару раз ножницами. От краски тоже не собирался отказываться, вспоминая, как уныло выглядит природный цвет его волос.
Его молчаливый оппонент выглядел достаточно средне. Невероятно красивым его невозможно было назвать, более того, в какой-то мере его внешность даже отталкивала. Черты лица не были мелкими, крысиными, как именовал их Ланц, совсем нет. Глаза Дитрих рассмотреть не смог. На носу у парня были темные очки.
Достаточно странно, учитывая то, какая погода стояла на дворе. Солнце не светило, а время от времени вообще срывался мелкий, противный дождь. Было достаточно прохладно, и временами напоминал о своем существовании слабый ветер. Срывая с деревьев пару-тройку листьев, он носил их по воздуху, а потом либо бросал в лицо прохожим, либо на асфальт. Небо было затянуто плотными, серыми тучами. Зачем нужны очки по такой погоде? Ответ знал только парень, надевший их.
В общем-то, он выглядел стильно. Дитрих даже не брался спорить с этим утверждением. Верхняя одежда, длинный шарф, перчатки, браслеты, головной убор... Все органично сочеталось в образе этого парня. А вот лицо однозначно гармоничным назвать можно было с большой натяжкой.
Из-за того, что он закалывал челку назад, лицо визуально становилось длиннее, а длинные волосы делали его еще и немного уже, чем оно было, на самом деле. Нос был длинным и достаточно тонким, в профиль он заметно выделялся. Дитрих злорадно подумал, что таким носом можно без проблем стены пробивать, ибо он явно задумывался для этих целей. Губы тоже были приметными. И не только потому, что середина нижней губы была окольцована сережкой пирсинга. Просто они выглядели достаточно странно, как будто в них силикона накачали, но при этом один раз посмотрев, можно было понять, что никакого силикона там нет. Просто от природы у парня большой рот. Ланц со злорадством отметил, что не только его природа наградила большим ртом, так что можно отбросить в сторону переживания, здесь есть и те, кто при желании легко переплюнет его внешние данные.
Омрачало радость Дитриха то, что у того парня на лице не было ни родинок, ни веснушек, идеальная кожа. Бледная, как у него самого, молочная, практически не видевшая солнечного света или же просто не восприимчивая к загару. Ланц выглядел ходячим привидением из-за своего пристрастия к ночным посиделкам в обнимку с компьютером или же ридером. А его оппонент просто-напросто получил свою бледность от природы. Если бы он снял очки, и Дитрих увидел отсутствие темных кругов под глазами, его, наверняка, скосила бы жуткая зависть.
Отогнав от себя мысли о несправедливости природы в деле распределения внешности, Дитрих зашагал к школе.
Потратив некоторое время на переговоры с директрисой, он вышел из кабинета и нос к носу столкнулся с какой-то вертлявой шатенкой, облаченной все в ту же, неизменную для этой школы черно-белую форму. Девушка прижимала к груди учебники и папку формата А4. Что находится в папке, Ланц спрашивать не стал. Его это не интересовало.
– Ты новенький? – спросила она высоким мелодичным голосом. – Дитер, да?
– Дитрих, – машинально поправил Ланц. – А ты?
– Что? – растерялась девушка.
– Как тебя зовут?
– А, – протянула она. – Люси. Пойдем, покажу тебе школу.
Девушка была на редкость ответственной; таскала Дитриха по школе всего десять минут, а он чувствовал себя так, словно пробегал час. Люси явно пыталась за ограниченное количество времени показать как можно больше, и, надо сказать, в своем стремлении преуспела. После прогулки Дитриху хотелось только одного, сесть в уголке и перевести дыхание, потому что его прогулка по темпу больше походила на марафонский забег.
Изнутри школа тоже ничем не отличалась от его берлинской школы.
