Розамунд Пилчер - Снег в апреле
Он сказал:
— У вас так разумно и легко все выходит, как будто речь идет не о продаже дома.
— А так проще. — Пожилой мужчина расправился с содержимым своего стакана одним большим глотком, поставил его на стол и резко встал. — Подумайте обо всем этом, так или иначе. Вы долго здесь пробудете?
— У меня отпуск на две недели.
— Предположим, что мы встретимся в среду в «Релкирке»? Я приглашу вас на обед, и мы дружески побеседуем в компании с адвокатами. Или это слишком быстрое развитие событий?
— Нисколько. Чем скорее это будет решено, тем лучше.
— В таком случае я пошел домой.
Он направился к двери, Лайза сразу встала и пошла за ними в холодный холл, ее когти стучали по полированному паркету.
Дункан поглядел через плечо:
— Грустно видеть собаку без хозяина.
— Да, тяжело.
Лайза наблюдала, как Оливер помог Дункану надеть пальто, и затем пошла за ними на улицу к тому месту, где стоял старый черный «бентли». Вечер был более холодный, чем когда-либо, было темно, и дул порывистый ветер. Под их ботинками на грязной дороге захрустел лед.
— Скоро опять повалит снег, — заметил Дункан.
— Похоже.
— Что передать Лиз?
— Пусть придет навестить меня.
— Я передам. Пока. До среды. Увидимся в клубе. В двенадцать тридцать.
— Я буду там. — Оливер захлопнул дверь машины. — Езжайте осторожно.
Когда автомобиль уехал, он возвратился в дом с Лайзой, следующей по пятам, и, закрыв дверь, на мгновение остановился: он был шокирован неожиданной пустотой дома. Это потрясло его сильнее, чем когда он только прибыл из Лондона двумя днями раньше. Он задумался, привыкнет ли он когда-нибудь к этому.
В холле было холодно и тихо. Лайза, взволнованная неподвижностью Оливера, ткнулась носом в его руку, и он наклонился, чтобы погладить ее по голове, почесал ее шелковистые уши. Сквозняк колыхал портьеру, которая висела у передней двери, и она раздувалась наподобие бархатной юбки. Оливер замерз и возвратился в библиотеку, по дороге заглянув на кухню. Там его встретила госпожа Купер с подносом. Вместе они собрали чашки, блюдца, стаканы и очистили стол. Госпожа Купер свернула накрахмаленную скатерть, и Оливер помог ей передвинуть стол на середину комнаты. Затем он проследовал за ней к кухне, придержал дверь так, чтобы она смогла внести поднос с посудой, и тоже вошел туда с пустым заварным чайником в одной руке и почти опорожненной бутылкой виски в другой.
Экономка начала мыть тарелки. Оливер сказал:
— Вы устали. Оставьте их.
Не поворачиваясь к нему, она ответила:
— Нет, я не могу. Я никогда не оставляю грязную посуду на утро.
— Тогда идите домой, когда закончите.
— А как же ваш ужин?
— Я наелся фруктовым пирогом, так что я не хочу ужинать.
Ее спина оставалась напряженной и неумолимой, будто бы она считала невозможным показать свое горе. Она обожала Чарльза.
Оливер похвалил:
— Пирог был вкусным. — А затем добавил: — Спасибо.
Госпожа Купер так и не повернулась к нему. Теперь, когда стало очевидно, что она не уйдет, Оливер вышел из кухни и вернулся назад к камину в библиотеке, оставив женщину в одиночестве.
Глава 3
Позади дома Дианы Карпентер в Милтон-Гарденс располагался длинный узкий сад, который примыкал к мостовой. Между садом и мостовой возвышалась массивная стена с воротами. Раньше там был устроен большой двойной гараж, но, когда Диана вернулась из Греции в Лондон, она решила, что хорошо бы выгодно вложить деньги, превратив гараж в собственность, приносящую доход. Она переделала его в маленькую квартирку для сдачи внаем. Это строительство занимало ее и делало счастливой в течение года или даже чуть больше, а когда все работы были завершены — квартиру отделали и снабдили всем необходимым, Диана сдала ее за огромную арендную плату американскому дипломату, откомандированному в Лондон на пару лет. Он был идеальным квартиросъемщиком, а когда он уехал обратно в Вашингтон, она начала искать еще кого-нибудь, кому сдать квартиру, но ей все не везло.
Через некоторое время откуда-то возник Калеб Аш — старый знакомый Дианы, вместе со своей подругой Айрис, с двумя гитарами и сиамской кошкой — парочке негде было жить.
— Кто такой, — поинтересовался Шарон, — этот Калеб Аш?
— Это друг Джеральда Клибурна из Греции. Он один из тех людей, кто всегда стоит на грани чего-то важного типа написания романа или картины или начала какого-то грандиозного дела вроде строительства гостиницы, но по каким-то причинам никогда ничего так и не начинает делать. Видишь ли, Калеб — самый ленивый человек в мире.
— А госпожа Аш?
— Айрис. Они не женаты.
— Ты хочешь им сдать квартиру?
— Нет.
— Почему нет?
— Я думаю, что они будут плохо влиять на Джоди.
— Он их помнит?
— Конечно. Они постоянно бывали в нашем доме.
— И тебе они не нравятся?
— Я не говорила этого, Шарон. Нельзя не любить Калеба Аша, он — само обаяние. Но я не знаю, может быть, если они будут жить в глубине сада...
— Они могут оплачивать арендную плату?
— Он говорит, что могут.
— Они превратят квартиру в свинарник?
— Нет. Айрис очень хорошая хозяйка. Всегда моет полы до скрипа и готовит мясо в медных горшочках.
— Ты меня удивляешь. Сдай им квартиру; они — старые друзья, ты не должна терять старых друзей, и я не вижу, какой вред может быть нанесен Джоди...
Так Калеб, Айрис, кошка, гитары и кухонная посуда в виде горшков устроились в коттедже, и Диана была столь великодушна, что даже выделила парочке немного земли для сада. Калеб вымостил свой маленький дворик плиткой и вырастил камелию в горшке, таким образом умудрившись из ничего создать средиземноморскую атмосферу.
Джоди, естественно, он весьма нравился, но с самого начала мальчик был предупрежден Дианой, что может посещать Калеба и Айрис только по приглашению, иначе он им надоест. Кэйти была настроена резко против Калеба. Она узнала, прибегнув к помощи виноградного вина, что Калеб и Айрис не женаты и вряд ли поженятся.
— Ты ведь идешь в сад не для того, чтобы снова навестить господина Аша, правда?
— Он пригласил меня, Кэйти. Шуки, их кошка, родила котят.
— Много из них сиамских?
— Нет. Она имела дело с полосатым котом, который живет в доме номер восемь, и малыши — своего рода помесь. Калеб говорит, что они останутся полосатыми.
Кэйти возилась с чайником, пребывая в состоянии крайней нерешительности.
— Ну хорошо... право, не знаю...
— Я подумал, что мы могли бы одного взять себе.
