Оливия Уэдсли - Похищенные часы счастья
— Только не подумайте, что я пьян, — с трудом произнес он.
— Это бы меня нисколько не испугало, — сказала Ди спокойно. — Мне нередко приходилось приводить в чувство пьяных людей.
Она вспомнила возвращение отца домой после «легких эскапад от бдительного ока», как он их называл, и свои хлопоты над ним.
— Через минуту я окончательно приду в себя, — сказал юноша.
— Но вы совсем больны, — ответила Ди и вдруг, по интуиции — этому шестому чувству, которым обладают все женщины, поняла, что случилось с юношей.
— Если бы вы попробовали съесть кусочек хлеба с вареньем, — сказала она поспешно, чувствуя, что краска заливает ее щеки. — У меня, к сожалению, больше ничего нет, я… не обедала дома.
Она отрезала несколько ломтиков хлеба и намазала их вареньем.
— Я как раз спускалась вниз, чтобы принести чаю, — прибавила она. — Вы обязательно должны выпить со мной чаю. Ведь это вам не повредит.
Она быстро сбежала с лестницы и направилась прямо к миссис Джерри.
— Вот шесть пенсов, — сказала она, протягивая ей монетку в виде залога будущей дружбы. — Будьте так милы, миссис Джерри, еще более милы, чем всегда, и дайте мне кипятку. Скажите, кто этот юноша, который живет рядом со мной, — блондин с серыми глазами и темными ресницами?
— Это иностранец, француз, по фамилии что-то вроде Дюран. Он уже две недели мне ничего не платит, к пятому числу ему придется освободить комнату, если у него до того времени не будет денег. Безработный. Все та же история. А вы, мисс Ди, нашли себе какую-нибудь работу?
— Нет еще, — ответила Ди беззаботно, — но, конечно, человек с моими талантами не может остаться непризнанным, не так ли, миссис Джерри?
— Это никогда нельзя знать заранее, — ответила миссис Джерри серьезно.
Ди звонко расхохоталась.
Поднявшись в свою комнату, она с удивлением увидела, что от целого хлеба осталась одна горбушка, но зато на бледных щеках юноши появился признак румянца.
— Я… — он вскочил на ноги, и Ди заметила, как дрожат его руки, которые он поспешил засунуть в карманы пиджака. — Я просто умирал с голоду, — невольно вырвалось у него. — Я съел почти весь ваш хлеб. Но, клянусь, я заплачу вам за него. Я не хотел говорить вам, что голоден, но когда вы вышли из комнаты, я почувствовал такой ужасный голод, что не мог удержаться и съел почти все.
Ди посмотрела на него: щеки его опять побледнели, но глаза сияли.
— Не стоит говорить об этом. Я так рада, — пробормотала она несвязно и поставила на стол чайник и две чашки.
— У нас осталось еще несколько ломтиков хлеба к чаю, — сказала она весело. — А вот пять папирос. Это дешевый сорт, но они мне нравятся. Мы можем курить и разговаривать. Меня зовут Ди Лестер. У меня здесь никого нет. Да и во всей Англии у меня нет никого близкого.
Юноша выпрямился. Улыбка промелькнула на его губах.
— И у меня тоже, — сказал он. — Мое имя — Филипп Дюран. Я француз, вернее, мой отец был французом, но мы уехали из Парижа, когда мне было всего пятнадцать лет. Через год он умер здесь, в Лондоне. С тех пор, вот уже пять лет, я живу совсем один. Я работал наборщиком в одной типографии, но этой зимой она закрылась, и с тех пор я безработный. Вот и вся моя биография. Моя мать умерла, когда я был совсем малюткой.
— У меня тоже нет матери, — сказала Ди. — А теперь и отец как бы умер для меня — он вторично женился.
— Я никогда не забуду, что вы для меня сейчас сделали, — сказал Дюран. — Теперь у меня снова есть силы двигаться, ходить искать работу. Мне было очень плохо, я чувствовал себя сегодня настолько больным, что не мог никуда пойти, хотя мне дали адрес одного места, где я мог бы, вероятно, получить работы. Завтра я отправляюсь туда.
— Я тоже ищу работу, — сказала Ди, — и возьмусь за все, что угодно. Может быть, вы сможете помочь мне?
— С удовольствием, — ответил он быстро. Он наклонился к ней, его серые глаза ярко блестели. — Я на все готов для вас.
— Из благодарности за хлеб с вареньем, чай и папиросы? — рассмеялась Ди. — Ведь это все, что я для вас сделала.
— Вы спасли мне жизнь. Вот что вы для меня сделали, — промолвил Филипп очень тихо.
Раздался голос миссис Джерри, громкий и властный:
— Пора тушить свет!
— Потушите лампу, — сказала Ди, — ведь мы прекрасно можем разговаривать и в темноте. Тем более, что теперь полнолуние и можно сесть у окна.
Ди пододвинула кресло к открытому окну. Филипп облокотился о подоконник.
— Испытывали вы когда-нибудь, что такое одиночество? — неожиданно спросила Диана.
Он поспешно кивнул.
— И даже очень часто. Особенно сильно чувствую я его в такие ночи, как сегодня, когда в разлитом кругом серебристом свете рельефно выступают темные тени и листья деревьев. Тогда я выхожу из дому и отправляюсь гулять. И иду обычно в сторону Кью… Там, не доходя до Кью, есть фруктовый сад, деревья в нем рано расцветают. Я часто хожу туда, любуюсь ими, вдыхаю их нежный аромат. Сад примыкает к самой дороге, тут же проходит линия трамвая, но… — и он глубоко вздохнул, — поверьте мне, весной он кажется уголком потерянного рая, отрезанным от внешнего мира и живущим своей особенной жизнью.
Ди протянула ему руку.
— Мне нравится то, как вы смотрите на вещи, как вы понимаете их, — сказала она, — будем друзьями.
— Разве мы уже не друзья с вами? — спросил он. Он взял ее руку и прижал к своим горячим губам. Затем, словно угадав ее испуг перед этим внезапным порывом, рассмеялся:
— Это французское начало во мне делает меня несдержанным. Не сердитесь.
— Я не сержусь, — ответила она.
Она не сердилась, но эта мимолетная ласка с новой силой пробудила в ней воспоминание о прошлой ночи, о песенке Кармен, о склонившемся над ней лице Гюга. Словно меч, отравленный каким-то сладким ядом, воспоминания эти пронзили ее сердце.
Она слышала голос Филиппа, но он доносился до нее как бы издалека.
— Мне пора уходить, — говорил он, — уже поздно.
Он стоял возле нее, ожидая ответа.
— Я зайду за вами завтра утром. Мы отправимся вместе на поиски работы. — Он подождал минуту, затем добавил поспешно: — Мы с вами друзья, не правда ли? Могу я звать вас уменьшительным именем? И вы, пожалуйста, зовите меня так.
Ди заставила себя вернуться к обыденной жизни, оторваться от прекрасной мечты.
— Конечно, — сказала она глухо.
— Итак, покойной ночи, Ди!
Она сделала усилие и постаралась сбросить с себя полное ко всему равнодушие, снова овладевшее ею.
— Покойной ночи, Филь!
ГЛАВА VI
Ее нет
— Какая досада! — воскликнул Гюг.
