Лиза Хендрикс - Суматоха

– Да, сэр.

Пока он садился за руль и отъезжал, Мейсон подвел Рейн к дому и распахнул перед ней входную дверь.

Она переступила через порог и… обомлела. Впрочем, это случалось почти с каждым. Из высокого арочного окна открывался вид на Пьюджет-Саунд и горы Олимпик, а витые лестницы холла казались старинной рамой, обрамляющей эффектное живописное полотно.

– Ого, – пробормотала Рейн, делая несколько шагов, высокие каблуки стучали по дубовому паркету. – Можно выйти прямо туда.

Она говорила совершенно не то, о чем думала, но слова пришлись очень кстати. Оценивая ее реакцию, Мейсон открыл двойные, облицованные панелями двери столовой.

– Сюда. В такую жару мать предпочитает закрытую часть террасы.

Он с удовлетворением отметил, что занавеси на французских дверях надежно защищают от дневного света. Поскольку их никто не мог заметить, они устроят своим появлением сюрприз.

Рейн снова остановилась, на сей раз перед картиной.

– Это же Моне.

– У тебя хороший глаз.

– Я много времени провожу в музеях. Посмотрите на глубину воды под мостом. Удивительно. Даже не верится, что вы живете среди этого.

Мейсон терпеливо ждал, пока она рассматривала полотно, на ее лице он видел настоящий восторг; более того, экстаз. Рейн протянула руку, и он уже хотел предупредить, чтобы не прикасалась к картине, но она тут же выпрямилась.

– Простите. Я веду себя неприлично.

– Знаете, приятно освежить впечатления, глядя на привычные вещи глазами другого человека.

– Очень мило, даже если это простая воспитанность. Теперь, когда шок прошел, я попробую вести себя лучше. Давайте займемся делом.

– Нервничаешь? – спросил Мейсон, когда они подошли к двери.

Рейн кивнула.

– Я работала возле таких домов несколько раз, хотя никогда не была внутри, поскольку не подхожу его обитателям по статусу.

– Будь собой, и все получится. Воспринимай этот дом как музей, в котором собраны очень специфические живые экспонаты.

Ее изумительный смех рассеял последние сомнения Мейсона. Она совершенна. Все получится.

Взяв девушку за руку, он подтолкнул ее к открытой двери.

– Добрый вечер, мама. Посмотри, кто…

– Дорогой, посмотри, кто…

Оба умолкли. Рот миссис Александр застыл в форме буквы «О», а губы Мейсона превратились в тонкую линию. Он стоял и мысленно тупо повторял, что кто-то из них должен что-то сделать.

Первой опомнилась его мать:

– Красота уступает возрасту, дорогой. Посмотри, кого я вытащила из клуба.

В отпущенные ему несколько секунд Мейсон успел собраться с духом и шагнуть вперед.

– Ангус, рад встрече. – Обменявшись с гостем рукопожатием, он повернулся к Рейн: – Мисс Хобарт, разрешите представить вам мистера Ангуса Викершема. Это отец Каролины.

Глава 4

Слова просачивались в ее мозг со скоростью перышка, тонущего в патоке, а когда их смысл, наконец, дошел до нее, она поняла, что Мейсон взглядом просит ее спасти положение.

Честно говоря, в данный момент Рейн намеревалась спасти Ангуса Викершема, который застыл перед ней с протянутой рукой.

Поэтому она улыбнулась и пожала ему руку.

– Извините, что я стою как идиотка. Но вы очень напомнили мне дядю Дэна. – Выдумка, конечно, однако ей всегда хотелось иметь дядю Дэна.

– Любимого дядю, я надеюсь, – сказал Викершем.

– О да. Самого любимого, который обычно таскал меня за уши.

Ангус восхищенно усмехнулся.

– Мама, ты помнишь мисс Хобарт? – подал голос Мейсон.

– Конечно, дорогой. Здравствуйте, мисс Хобарт, так приятно снова вас увидеть.

– Добрый вечер, миссис Александр.

Все глядели друг на друга, не зная, что делать.

– Итак, вы знакомы с моей дочерью, – прервал неловкое молчание Викершем. – Рейн Хобарт. По-моему, я не слышал от Каролины вашего имени.

Миссис Александр побелела, Мейсон покраснел, а Рейн обуяло желание захохотать во все горло, но инстинкт подсказывал, что нужно убираться отсюда поскорее и нестись без оглядки в свой домик, хотя он расположен в гораздо менее прекрасном месте.

– О, вряд ли она могла упоминать обо мне, – прощебетала Рейн, наслаждаясь видом Мейсона, сдвинувшего брови. – Мы познакомились всего несколько дней назад. Точнее, мы с ней столкнулись. Она произвела на меня неизгладимое впечатление.

– Она такая, моя Каролина, – гордо пророкотал Викершем. – Она умеет произвести впечатление и чертовски деловая женщина, должен вам сказать.

– Настоящая дочь своего отца, – вступила в разговор Тиш. – Дорогой, ты еще не предложил мисс Хобарт выпить.

– Спасибо, – ответила та. – Мне не хочется.

– Глупости, – отмахнулась Тиш. – Здесь жарко, как в печке. Выпейте хотя бы газировки, и мы будем счастливы, правда, Мейсон?

– Где Лоренс? – спросил он.

– Сегодня понедельник, – сказала Тиш, словно такого объяснения было вполне достаточно. Она подошла к сыну, провела согнутыми пальцами по его руке, и даже со своего места Рейн заметила, как пожилая женщина впилась ногтями в рукав Мейсона. – Уильяме помогает на кухне, так что нам придется обойтись самим. Ангус, позволь мне освежить твою выпивку.

– Мне уже достаточно. Спасибо.

Викершем передал ей свой бокал, и Тиш с улыбкой почти силком подтащила сына к сервировочному столику, который стоял неподалеку.

– Похоже на колдовство, – сказал Ангус, наблюдая, как они склонились над ведерком со льдом.

– А… – уклончиво протянула Рейн.

Она из вежливости отошла подальше от Мейсона и его матери, хотя их слова заглушала камерная музыка, доносившаяся из невидимого источника. Ангус тоже отошел, но оба остановились на краю тени, никому не хотелось оказаться на раскаленной солнцем террасе.

– Так, – произнес Викершем, поворачиваясь к Рейн и пристально глядя на нее. – Откуда вы знаете Мейсона?

Подозрительный старый дурак. Она улыбнулась. Вряд ли сейчас нужно воспользоваться советом Мейсона и быть честной.

– О чем ты думал? – прошипела Тиш, когда гости уже не могли их услышать. – Как тебе вообще пришла мысль вести девчонку сюда? Да еще при отце Каролины.

Мейсон бы засмеялся, если бы не взвалил так много на загорелые плечи Рейн Хобарт. Оставлять ее наедине с Ангусом рискованно, но другого способа заставить мать встряхнуться нет. Только поставить перед фактом.

Конечно, Тиш поможет ему справиться с Ангусом, если он расскажет ей об игре. Хотя даже появись у него такое желание, он едва ли начал бы говорить, стоя в тридцати футах от Ангуса. Последовала бы сцена с обвинениями, слезами и неизбежным упоминанием о колдовстве. Разумнее отложить на потом, когда они с матерью останутся вдвоем. Он сообщит ей после обеда. Если, конечно, они его переживут.