Филлис Уитни - Бирюзовая маска

— Мы вообще — мелодраматическая семья, — сказала она мне. — Мы всегда — в центре сцены. Уезжай, пока тебе не причинили вреда.

— Останусь я здесь на какое-то время или нет, это касается только Хуана и меня, — сказала я ей. — Мне все здесь ясно дали понять, что не хотят, чтобы я оставалась. Но меня сюда пригласил мой дед. И я хочу видеть только его.

— Ты можешь попасть в большую неприятность, если останешься.

— Неприятность? Какую?

— Лучше вспомни всю эту дикую испанскую кровь, которая течет в венах Кордова. Будет лучше, если мы не используем ее против тебя. Для тебя в этом не будет ничего хорошего.

— Но во мне тоже течет немного испанской крови. И время от времени она проявляется.

Она посмотрела на меня так, как будто я сказала что-то очень важное.

— Значит, она есть и в тебе тоже? Кровь нашей легендарной карлицы?

— О чем ты говоришь? — спросила я.

Но она уже добилась той цели, ради которой пришла. Щелкнув пальцами, она повернулась и вышла из комнаты, двигаясь грациозно, как танцовщица.

Я молча стояла, глядя ей вслед, пока она не спустилась по лестнице. Потом я пошла, чтобы закрыть дверь. В двери не было ни замка, ни задвижки, иначе я бы ее заперла. Закрыв дверь, я бросилась на кровать, мечтая об отдыхе и покое. И чтобы прекратилась эта внезапно возникшая головная боль.

Карлица — опять это пугающее слово. Но я не знала, что оно значит, и не должна была пока об этом думать. Я закрыла глаза и постаралась не думать ни о чем. Я не хотела думать о том, как недружелюбно встретили меня в этом доме. И я не думала об этом. Неожиданно передо мной возникло лицо Гэвина Бранда с выступающими скулами и прямым ртом, его красивая голова, увенчанная густыми светлыми волосами, зачесанными назад. А потом я вспомнила то же самое лицо минуту спустя, когда он стал холодным и чужим, готовым отвернуться от меня с откровенным безразличием.

Но я не хотела думать и о Гэвине тоже. Я ни о чем не хотела думать. Я могла только ждать, чтобы посмотреть, как будут разворачиваться события. Я могла только ждать встречи с дедушкой. Он пригласил меня сюда, он хотел меня видеть. Я должна этому верить. Все остальные ничего не значили. Я уже отказалась от своей мечты о тесных, теплых отношениях с родственниками. Я не могла себе представить настоящей теплоты между мною и Кларитой. Или Элеанорой. Из всех них мне больше нравилась Сильвия Стюарт. Но она тоже советовала мне уехать, и очевидно, ее муж собирался писать что-то такое, что было неприятно Кордова и что касалось меня, потому что касалось моей матери. Меня толкали в какой-то опасный водоворот, который поднялся на поверхность с моим приездом. Моя мать была втянута в него, и над этим домом висело что-то такое, что не умерло вместе с ней. Хуан Кордова должен мне все рассказать. Мои мысли, наконец, замедлили свой бег, и я уснула. Я проснулась, когда Роза постучала в дверь и сказала, что вскоре будет подан обед. Солнце уже давно село, и огни какого-то города, наверное, Лос-Аламоса, мерцали далеко в горах. Прохладный ветерок задувал в окно.

Я скатилась с кровати, включила свет и подошла к зеркалу. Зеркало было старое, его серебро потускнело, и я поняла, что когда-то в него смотрела моя мать. Странно, что зеркала и комнатные пространства, так хорошо знавшие людей, в них живших, не сохраняли никаких следов тех, кто ушел. Во мне было сильное желание найти в этом доме женщину, которая здесь выросла и родила меня. Она не выступала бы против меня и не старалась бы отослать меня назад. Но я могла найти только память о ней в тех, кто ее знал когда-то. Теперь это была моя задача. Найти ее, проникнуть в тайну, в темноту, которой окружили мою мать, и понять, какой же она была. Только тогда уйдет из меня странное чувство ужаса, и я буду свободна и смогу уехать домой, когда захочу.

Я торопливо распаковала кое-какую одежду и повесила ее на плечики. Вещи не очень помялись. Я надела платье с рисунком из раковин и кораллового цвета пояс и была готова спуститься к обеду.

Большая столовая была расположена в конце дома, на одном уровне с улицей, и из нее выходили двери в кухню и кладовые. Я вошла на звук голосов в комнату с уже привычными темными вигами над головой. Длинный обеденный стол, покрытый льняной скатертью, был сервирован тяжелым серебром и тонким хрусталем, испанские стулья вокруг имели кожаные сидения и высокие спинки, украшенные резьбой. На белых стенах висело несколько хороших картин. Я узнала один из морских пейзажей Джона Марина, а два других определенно принадлежали кисти Джорджии О'Киф — песок и кости, так подходящие этой стране, в которой она обрела свой дом недалеко от Санта-Фе.

Вся семья ждала меня стоя, у всех в руках были бокалы, и на секунду я задержалась в дверях, чтобы окинуть взглядом их всех. Клариту с темными глазами, в черном платье, с бирюзовыми серьгами в ушах. Элеанору с выражением злорадства на лице, и Гэвина, стоявшего чуть поодаль от женщин с таким безразличным видом, как будто он был едва с ними знаком. Я с облегчением поняла, что ничто в нем уже меня не привлекало, как это было сегодня утром. Он был только несчастным мужем моей кузины Элеаноры и ничего для меня не значил.

Кларита первая меня увидела.

— Мы решили, что нужно дать тебе поспать, — сказала она и показала мне на стул во главе стола справа от нее. Гэвин пошел к дальнему концу, напротив Клариты, а Элеанора села напротив меня. Между нами простиралось огромное пустое пространство стола.

Когда мы уселись, я спросила Клариту:

— Дедушка не присоединяется к нам?

— Он предпочитает есть в своей комнате, один, — ответила она. — Роза относит ему поднос. Сегодня он особенно расстроен из-за Элеаноры.

Она бросила взгляд, полный отчаяния, на свою племянницу и стала накладывать еду.

Элеанора, все еще в фиолетовом платье, с ожерельем из неизбежного для Нью-Мексико серебра и бирюзы на шее, выглядела теперь немного притихшей и настороженной. Один или два раза я поймала на себе ее задумчивый взгляд, и несколько раз она пытливо посматривала на Гэвина, как будто проверяла его реакцию.

Кларита, очевидно пытаясь соблюсти правила этикета, начала разговор, спросив меня, знаю ли я о фиесте, которая проводится в Санта-Фе в сентябре.

— Это когда мы сжигаем Зозобра, — объяснила она. — Это фигура чудовища, олицетворяющего собой мрак. Будет музыка и бал-маскарад на плотах и много разных развлечений. Отовсюду приезжают туристы.

— Тебе неплохо бы побывать на фиесте, Аманда, ведь ты художница, — вставила Элеанора. — Я заметила твой этюдник и всякие принадлежности. Но, конечно, тебя скорее всего уже не будет здесь в это время.

Никто из сидящих за столом не хотел, чтобы я оставалась надолго, и я промолчала.

Гэвин не обратил внимания на эту светскую болтовню. Он думал о своем, это стало ясно, когда он внезапно нарушил вновь наступившее молчание.

— Мы впервые собрались вместе с тех пор, как Элеанора вернулась домой. Я хочу, чтобы и Аманда это слышала. Кто сегодня положил в мою комнату эту каменную голову?

Стало совсем тихо, и я почувствовала, как атмосфера стала напряженной. Потом заговорила Кларита.

— Я ее нашла там. Я думаю, мы знаем, как она туда попала.

Я почувствовала, что Кларита и Элеанора объединили свои силы, обвиняя Гэвина.

Он холодно посмотрел на Клариту.

— У меня нет сомнений насчет того, кто это устроил, но я не ожидал, что ты будешь защищать Элеанору.

Кларита ответила так же холодно, как и он.

— У нас гостья, — сказала она. — Сейчас не время для таких споров.

— Наша гостья — член нашей семьи, — прямо сказал Гэвин.

Элеанора тихо рассмеялась, явно насмехаясь над ним, и мне захотелось уйти куда-нибудь подальше от такой семейной встречи. Я не хотела иметь таких родственников.

Неожиданно Элеанора перевела разговор на более безопасную тему, спросив меня о моей живописи.

Я немного скованно рассказала им о своей работе и о мечте стать когда-нибудь настоящим художником. К моему удивлению, Кларита вдруг заинтересовалась.

— Мой отец когда-то был тоже художником, — сказала она. — И Доротея любила рисовать.

Я ухватилась за ее слова.

— Я хочу знать о своей матери. У вас есть какие-нибудь ее рисунки?

Опять воцарилось молчание, и я почувствовала на себе взгляд Гэвина, полный жалости. Почему он меня жалеет? — подумала я. Роза стала расставлять тарелки, по мере того, как Кларита их наполняла, и какое-то время мы молча ели. Мой вопрос повис в воздухе, пока Элеанора не наклонилась ко мне через стол.

— Это дом, полный тайн, кузина Аманда. Лучше не вытаскивать их на свет. Конечно, ты не можешь знать, что имя тети Доротеи нечасто употребляется у нас. И меньше всего в разговорах с нашим дедушкой.

Я не собиралась мириться с этим и вызывающе их оглядела.

— Но я намерена его упоминать. Это одна из причин, почему я сюда приехала — узнать о своей матери. Мой отец тоже ничего мне не рассказывал о ней. Но я имею право знать. Он только сказал, что она погибла, когда упала с высоты, но я даже не знаю, как и где.