Маргарита Южина - Край ничейных женихов
Ненаглядный попытался было все-таки улизнуть в манящие огороды, но резкий толчок трепетной супруги придал ему обратное направление.
– Папа! Как же мы соскучились, папочка! – кинулась к свекру Мария Адамовна и крепко ухватила мужчину с другой стороны, чтоб не сбежал. – Ой, уже сто лет не виделись! И за пенсией не приезжаешь, и вообще куда-то весь девался… А мы тебя ищем-ищем… Пойдемте в дом, мы столько всего навезли… Ваня! Веди гостя! Папочка, а у нас столько новостей! Мамочка тебе расскажет. Она так увлеклась садоводством! Так увлеклась!.. Мама, ну что ж ты молчишь-то, как рыба, прости господи!
– Я не молчу, я его тащу… – пыхтела Элеонора Юрьевна. – Мишенька, ты сейчас уже не беспокойся. Теперь я тебя ни за что одного не оставлю. Оставлять тебя одного в этой глуши… Это ж преступление перед… перед нашей любовью!.. Мишенька, ты ногами-то быстрее шевели и на моей руке плетью не висни, шагай давай! Я еще с тобой про пенсию не поговорила… ягодка моя.
Мужчина, подталкиваемый с двух сторон ближайшими родственниками, нехотя продвигался к дому. Мария Адамовна искоса разглядывала свекра, и, что там говорить, придраться было не к чему. Если в городе Михаил Иванович был каким-то невзрачным, сереньким господином, который всегда старался казаться незаметным, то сейчас мужчина округлился, у него даже появился небольшой животик, и, вероятно, это придавало ему некую солидность, уверенность в себе. И, чего уж там, баба Нюра теперь уже не так бойко на него покрикивала, да и те окрики мужчина воспринимал совсем иначе. Эх, нелегко будет свекровушке вернуть супруга в родное гнездовище…
Почему-то Мария Адамовна не слишком удивилась, когда за столом в доме увидела Любу-Индюшиху. Видимо, приезд дорогих гостей застал парочку врасплох, потому что со стола даже не успели убрать бутылочку какой-то настойки ярко-малинового цвета. Да и сам стол радовал. И огурчики малосольные, и картошечка свежая, и оладушки румяные, и сметанка густая, ложка стоит, даже селедочка была, лоснилась на тарелке масляными боками.
– Ого… не обманули… – не верил своим глазам вошедший Петр Сигизмундович. – Это прямо сейчас к столу можно, да? И правильно, а то я после этой дороги…
Любочка перед такой большой толпой родни стушевалась, покраснела и принялась убирать со стола грязные тарелки, чтобы выставить чистые.
– Ой… прямо так неожиданно… – хваталась она за пылающие щеки. – Проходите, садитесь за стол, я сейчас… Ой, а куда ж я вилки чистые задевала? Миша, ты не помнишь?
– А вы, женщина, свободны, – с царским величием произнесла Элеонора Юрьевна, не ослабевая хватку на резинке мужниных штанов. – Ступайте!
– Да я-то… – пожала плечами Люба и беспомощно взглянула на Михаила Ивановича.
Тот крякнул, набрал в легкие побольше воздуха и начал:
– Ну вот что, родственники! Это хорошо, что вы все здесь собрались, потому что мне нужно вам сказать… нужно сказать… очень… важную новость! Я…
– Папенька, не торопись, мы никуда не уезжаем, – затараторила Мария Адамовна, не давая свекру вставить и словечко. – Ты нам все-все сейчас расскажешь!.. Мы сразу за стол, да? Ваня! Садитесь за стол… Мама! Отпусти уже отца, куда он убежит, там же Ваня в дверях!.. Петр Сигизмундович, а вы не пристраивайтесь, сейчас…
– Женщина! Да что вы пнем-то торчите? – повысила голос на Индюшиху Элеонора Юрьевна. – Вам же сказали: собралась семья! Мы давно не виделись! Ступайте уже домой!
– Миша! – обернулась к Михаилу Ивановичу Люба.
– Так я что хотел сказать! – снова поднялся тот, но ему опять не дали открыть рта.
– Пап! Ну чего ты, в самом деле? – уже подал голос и Иван. – Сейчас все за стол сядем, тогда и… А чего это у тебя за винцо? Сколько градусов? Сам готовил?
– Любочка… – Мария Адамовна подошла к соседке, дружески взяла ее под локоток и повела из кухни. – Любушка, у меня к вам такая просьба, прям такая просьба! С нами тут приехал… двоюродный племянник моей мамы… по ее отцу… Петр… Ну очень хороший мужчина, очень! И вот прямо привязался как банный лист… говорит, хочу к вам в деревню! Ну и как откажешь? Взяли! А вот… поселить его у нас ну совсем негде! Вы же сами видите: где тут всем разместиться? А я слышала, что у вас дом просторный, да и чистюля вы, и хозяюшка. Не приютите у себя Петра, а? Буквально на несколько дней! Только на несколько! А он вам по хозяйству там… если что надо. А? Такой мужчина славный!
Люба запыхтела паровозом, потом бросила взгляд на Михаила Ивановича, но тот уже увлечено рассказывал сыну процесс изготовления наливки.
– А почему ж не взять? – обиженно повела плечиком женщина. – Мы хорошему-то мужику завсегда рады! Где он тут у вас? Тот вон задохлик?
– Ну что вы? – обиделась Мария Адамовна. – Тот задохлик мой муж! Другой! Крепыш!
– Ага… как, вы говорите, его звать?
– Петр! Петр Сигизмундович.
– Ну… с Сигизмундовичем это вы загнули… Петя! Пойдемте, я покажу вашу комнату! Я тут рядом живу.
Петр Сигизмундович печально уставился на стол:
– А может быть, перекусим? Меня обещали хорошо кормить.
– А я все сделаю! – смотрела не на Петра, а на Михаила Ивановича Люба, но тот старался с ней взглядом не встречаться. – И накормлю! И напою! И спать уложу! Даже в баньке попарю!
– Ну тогда чего ж мы ждем-то? – засуетился мужчина, схватил свою сумку и поспешил навстречу баньке. – Идемте уже! Как вас звать, кстати?
– Любой… Можно Любашей, это уж кому как понравлюсь. Вы-то как звать станете? – уже вовсю кокетничала с новым мужчиной Индюшиха. – Ой, какие у вас сумки-то, давайте понести помогу… А вы надолго к нам? Хорошо б, если надолго, а то у меня в доме нужно…
Они вышли, а Михаил Иванович еще долго смотрел на дверь, которая за ними захлопнулась.
Люба шла домой, тащила сумки гостя (на кой черт она их схватила-то?), язык ее болтал всякую чепуху, а сердце сжималось от обиды. Это ж надо так! Только семья появилась, как этот Мишенька, черт плешивый, тут же про нее, про Любу, и забыл! А ведь она уже сыну Егорке успела в армию написать, что жить они станут в городе, в своей квартире, что не придется парню по общежитиям мотаться. А чего? Ведь как славно все было придумано: они б продали домик в деревне, Мишину бы долю вложили и… купили бы себе какую-нибудь квартиренку в городе. И не надо было бы за водой черт-те куда таскаться и за дрова бешеные деньги платить, да еще потом в лесу приворовывать. А этот! И разве ж ему плохо было? А уход какой! И тебе молочко, и творожок всегда свежий, и помыть-постирать… А дачу б эту можно было продать, вон сейчас как городские-то к ним ринулись. Все мечты псу под хвост!
– …Так что я еще хоть куда… – о чем-то бубнил гость.
– Тык разе ж я спорю! – криво улыбалась Люба. – Ой, а мы ить чуть мой дом не прошли! Вот же он! Заходите!
