Не развод, а война - Дана Вишневская
— Тихон Аркадьевич, — говорю я, — а, правда, что вы можете вытащить любое дело?
— Не любое, — честно отвечает он. — Но ваше — смогу. У нас есть все шансы на победу.
— Тогда начинаем готовиться к бою?
— Уже начали, — улыбается он. — С сегодняшнего дня.
Я выхожу из офиса со странным чувством. С одной стороны, страшно — впереди долгая судебная тягомотина. С другой — я почему-то уверена, что справлюсь. Должна справиться. Ради себя, ради Савелия, ради справедливости.
Руслан думает, что я сломаюсь? Ошибается. Я только начинаю сражаться.
На парковке возле офиса Руслан ждёт меня у моей машины. Стоит, прислонившись к капоту, курит. Когда он успел снова начать курить? Бросил ведь пять лет назад.
— Поговорим? — говорит он, когда я подхожу.
— О чем тут говорить? — отвечаю я, доставая ключи. — Всё уже сказано.
— Не всё.
Он затягивается сигаретой, и я вижу, как немного дрожат его пальцы. Нервничает? Или просто холодно?
— Слушаю, — говорю я, но к машине не подхожу. Держу дистанцию.
— Это безумие, Злата. Судебные тяжбы затянутся на месяцы. Адвокаты обдерут нас обоих как липку.
— Ты об этом должен был подумать раньше.
— Я думал, ты будешь разумной.
Я смеюсь. Даже самой смешно от этого звука — такой истеричный получается.
— Разумной? Это блин когда примерная жена после двенадцати лет брака соглашается на подачки?
— Это не подачки, — он бросает сигарету и давит её каблуком. — Я обеспечу тебя и Савелия. Дам денег на квартиру, на жизнь.
— Сколько? — спрашиваю я прямо. — Назови сумму.
Он молчит.
— Два миллиона? Три? Пять?
— Злата, не делай из меня скота.
— А что ты делаешь из меня? — кричу я. — Думаешь, я не знаю, сколько стоит твоя компания? Сколько стоит дом? Машины? Всё, что мы нажили вместе?
— Мы? — он подходит ближе, и я чувствую знакомый запах его парфюма. — Это я нажил. Своими руками, своим потом, своими бессонными ночами!
— А я что делала? Маникюр по утрам?
— Ты была женой и матерью. Хорошей женой и матерью. Но это не повод претендовать на мой бизнес.
Меня трясёт. От холода, от злости, от отчаяния — от всего сразу.
— Знаешь что, Руслан? — говорю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Иди к черту.
— Элегантно, — усмехается он.
— А ты хотел элегантности? После того, как унизил меня перед гостями в день годовщины?
Его лицо меняется. Появляется что-то похожее на вину.
— Это было... неудачно, — признаёт он.
— Неудачно? — повторяю я. — Руслан, ты разрушил мою жизнь на глазах у наших друзей! Ты сделал из меня посмешище!
— Я не хотел...
— Что ты не хотел? Разводиться? Тогда зачем заявил об этом?
Он проводит рукой по волосам — знакомый жест. Всегда так делал, когда нервничал.
— Хотел разводиться, — тихо говорит он. — Но не хотел превращать это в цирк.
— Поздно. Цирк уже начался. И теперь представление будет идти до конца.
Я открываю дверь своей машины, но он хватает меня за руку.
— Подожди. Давай попробуем договориться без адвокатов. Сядем за стол, как взрослые люди, и всё обсудим.
Смотрю на его руку на своём запястье. Когда-то эти прикосновения вызывали дрожь. Сейчас только раздражение.
— Отпусти, — говорю я.
— Злата, прошу тебя. Ради Савелия.
— Не смей использовать сына как козырь! — вырываю я руку. — Именно ради него я и борюсь!
— За что борешься? За деньги?
— За справедливость!
— Справедливость? — он смеётся, и этот смех режет по нервам. — Ты хочешь половину моего бизнеса, в который никогда не вкладывала ни копейки!
— Я вкладывала себя! — кричу я. — Свою жизнь, своё время, свою молодость!
— И получала взамен безбедное существование!
— Безбедное существование? — повторяю я. — Господи, что ты говоришь! Будто я содержанка какая-то!
— Я не это имел в виду.
— А что? Что ты имел в виду, Руслан?
Он стоит передо мной, и я вижу, как двигаются его желваки. Сдерживается изо всех сил.
— Имел в виду, что не всё измеряется деньгами, — наконец говорит он.
— Тогда зачем ты их так бережёшь?
— Потому что это результат моего труда!
— А я что? Бездельничала двенадцать лет? Сидела припудривалась, пока ты геройствовал на стройке? Или ты забыл, кто ночами у капризного младенца не спал, кто школу, садик и больницы на себе тащил? Ах да, ты же всегда считал, что "домохозяйка" — это не работа, а так, хобби для ленивых.
— Ты была счастлива! — взрывается он. — Ты занималась любимым делом, воспитывала сына, ни в чём не нуждалась!
— Была счастлива? — шепчу я. — Ты правда так думаешь?
Что-то в моём голосе заставляет его замолчать.
— Ты думаешь, я была счастлива, когда ты приходил домой в полночь? Когда пропускал школьные праздники Савелия? Когда забывал о моих выставках? Когда в последний раз целовал меня не из вежливости, а потому что хотел?
— Злата...
— Когда ты в последний раз говорил мне, что любишь? Не в ответ на мои слова, а просто так?
— Мы не об этом говорим, — отводит он глаза.
— Как раз об этом! — кричу я. — Ты хочешь знать, что я вкладывала в наш брак? Я вкладывала любовь! Каждый день, каждый час! Даже когда ты становился всё холоднее, всё равнодушнее!
— Я работал на семью!
— Ты работал на себя! На свои амбиции, на своё эго!
— Это неправда.
— Правда! И знаешь, что самое обидное? Я бы простила тебе всё. Холодность, равнодушие, даже измену, если бы она была. Но не это унижение. Не этот цинизм.
Он молчит, смотрит на асфальт.
— Скажи мне честно, Руслан, — говорю я тише. — Ты, правда, думаешь, что я не заслуживаю справедливого раздела имущества?
Долгая пауза. Где-то вдалеке сигналит машина, люди спешат по своим делам, живут своими жизнями. А мы
