Красивый. Наглый. Бессердечный - 2 - Кира Туманова
Какая же она умница, догадалась меня позвать.
- Ты ей что-то давала?
- Уже три таблетки выпила, температура не падает. – Лепечет она. – Арина сказала, что вы знакомы, я нашла визитку...
Жестом обрываю её оправдания.
- Молодец, всё правильно сделала.
И девчонка расцветает от скупой похвалы.
Уже не смущаясь, глажу бледные щёки Арины.
- Я тебя сейчас отвезу в больницу. Поняла?
Слегка опускает пшеничные ресницы. Понимает.
Отбрасываю колючее одеяло, и забрасываю тонкую руку себе на шею. Её жар проникает в меня, расползается по венам, наполняет меня целиком. Сколько оказывается внутри меня было пустоты!
- Всё будет хорошо, - говорю ей, пока несу её вниз по ступенькам, как хрупкую фарфоровую куклу.
И нет вокруг ни мельтешащей подруги, ни беременности, ни Эльзы, ни несуразного дома... Есть только горячее тело в моих руках.
И сейчас я не будущий партнер, блестящий жених и перспективный специалист. А тот дурной мальчишка, который шесть лет назад вёз хохочущую девчонку с завязанными глазами. Чтобы показать ей картину со смешным названием...
И ко мне возвращается ощущение прежней лёгкости. И уверенность, что всё самое лучшее когда-нибудь случится. И это самое лучшее уже совсем близко.
Она же не ранена, не умирает. Просто высокая температура. Никогда не слышал, чтобы кто-то погиб от жара...
В платной больнице на меня смотрят, как на умалишенного, когда я вваливаюсь в приёмный покой с Ариной на руках и ору на медсестёр по-русски. Зато купюры, которые я бросаю на стойку, им вполне знакомы.
Начинается мельтешение, пахнет спиртом. Я отворачиваюсь, когда Арине ставят укол. Это делают сразу, как только я разворачиваю кокон из своей куртки, в которую завёрнул драгоценную ношу.
А потом её кладут на каталку. Какое-то время я иду рядом, сжимая хрупкую ладошку.
- У тебя нет никакого мужа, зачем ты врала мне? – спрашиваю, не желая отпускать её.
- Так надо было... – Она криво улыбается и тихо добавляет. – Спасибо.
Каталка дёргается, заезжая в лифт.
- Мужчина, вам нельзя. Пациентку отправляем в инфекционный бокс. – строго рявкает медсестра.
Как долбанный рак, пячусь задом, приветственно поднимая руку.
Арина не отрывает от меня взгляда на меня, а в глазах всё то же отрешённое выражение.
«Я приду завтра», - говорю ей одними глазами
«Не надо, не обещай ничего!» - Также молча отвечает она.
Пока её лицо не исчезает за сдвигающимися створками, я боюсь даже моргнуть.
Пока заполняю документы, договариваюсь и оплачиваю палату на неделю вперед, несколько раз звонит Эльза, но я не отвечаю. Мне надо подумать, что ей сказать. Эльза - хорошая девушка и заслуживает всего самого лучшего. И я не хочу рвать ей сердце, недовольно рявкая в трубку.
- Вы привезли Ро-ма-ши-ну? – Седой усатый врач, сдвигает очки на кончик носа и читает с медкарты непривычную русскую фамилию.
- Да, как она? – отвлекаюсь от бумажек. Как же их много!
- Спит. Не волнуйтесь, всё хорошо. Похоже на обострение сезонной простуды, организм дал такую реакцию. Возьмём анализы, наверное, нужен курс антибиотиков.
- Делайте всё, что посчитаете нужным. Я всё оплачу.
- Я думаю, что дней пять, максимум, и можете её забирать.
- Пять? – Задумчиво почесываю переносицу.
Вообще-то мы должны уехать послезавтра обратно в Осло. Но какая разница?
- Да, - говорю уверенно. – Я её заберу. Передайте, что завтра навещу.
- Пока нет результатов анализов, лучше не рисковать. Болезнь может быть заразной.
- Плевать мне на результаты. Скажите ей, что завтра буду.
Бросаю последний подписанный листочек на стойку и иду к выходу.
Машина приветственно подмигивает фарами. Завожу двигатель и какое-то время сижу в раздумьях.
В салоне всё ещё стоит её запах. Даже оборачиваюсь, чтобы убедиться, что на заднем сиденье не лежит подрагивающий комочек.
Не хочется возвращаться к Эльзе, я так и не придумал, что ей сказать. Опускаю голову на руль и прикрываю глаза. Мне вообще не хочется уезжать отсюда, кажется, что пока я под окнами больницы, я рядом.
Я так боюсь снова её потерять!
Окидываю взглядом мрачный корпус. Интересно, какое из светящихся окон её?
Снова звонит телефон. Опять Эльза?
Ныряю рукой в карман, чтобы достать мобильник и отключить звук. Но с удивлением смотрю на экран – там номер отца.
Ощущение, что из-под меня резким ударом выбили сиденье, оставив висеть в невесомости. У отца уже давно ночь, и он никогда так поздно не звонит.
Вытираю о штанину вспотевшую ладонь и принимаю звонок.
- Да, я слушаю.
- Кирилл Станиславович, - волоски на шее встают дыбом, когда трубка оживает незнакомым женским голосом, – сожалею, но у меня для вас плохие новости...
Глава 10.
Когда всё исчезает, остаётся лишь тишина и вечность
Кир
- Кирилл, - слабое рукопожатие. – Ты здесь.
То ли вопрос, то ли утверждение.
Я смотрю на щуплую руку, покрытую пигментными пятнами, и меня одновременно кроет жалостью и отвращением.
Мне стыдно за то, что я это чувствую. Это плохо, он же мой отец!
- Да, пап, – осторожно пожимаю ладонь, стараясь не задеть какие-то трубки. – Я быстро приехал. Как только узнал.
Да, я ждал этого звонка и боялся его.
И всё равно, когда услышал слова врача в трубке, ощутил будто пробили оболочку реальности.
Отец сдал в последние годы. Он привык решать судьбы людей, и, когда лишился этой возможности, стал чахнуть.
Он не жаловался, но было видно, как его подкосили проблемы. Началось всё с той вечеринки, когда приехала полиция, а потом пошло по накатанной.
Отец не упрекал меня в том, что я загубил его карьеру. И никогда не упоминал об этом вслух.
Вскоре после моего отъезда он покинул свой пост, занимался преподаванием, предпринимательством, поддерживал какие-то проекты. Старые связи остались, его ещё звали на приёмы, он старался держать марку, но постепенно терял свой лоск.
Летом он приезжал ко мне на пару дней, и уже тогда было видно, что дела его плохи. Его словно точило что-то изнутри.
- Хорошо, что ты успел...
- Ты будешь жить ещё долго. – Стараюсь, чтобы голос звучал уверенно, но я нагло вру. Не нужно быть врачом, чтобы понимать, что я реально
