Первозданная (СИ) - De Ojos Verdes
Я ведь стоял в растерянности очень долго, жадно впиваясь в линию позвоночника. А потом выпал из времени и пространства, следя за тем, как пальцы, которые в эту минуту будто были не моими, повинуясь неведомой силе, тянутся к пышущей завораживающим светом коже.
Эффект был, сука, просто убийственный.
Как столько всего может уместиться в одно лишь прикосновение? Как, черт возьми! Чтоб одновременно и в холод, и в жар. Как благословение и как проклятие. Как жизнь и как сама смерть. За секунду испытать целый спектр эмоций, о существовании которых в природе никогда и не подозревал!
Если бы она не заговорила и сама бы не развернулась ко мне, я лично ни за что не вышел бы из этого транса. Так и стоял бы, приросший к полу, вбитый туда на веки вечные — плевать, лишь бы не прерывался это наш космический контакт.
А потом как голодный мальчишка окидывая девичью фигуру, отмечая нереально тонкую талию по сравнению с соблазнительными покатыми бедрами, которым практически вторила и гордо выпяченная грудь.
Это было невозможно!
Как эта бестия умудрялась столько времени настолько тщательно конспирироваться, чтобы мне даже ни разу в голову не пришло, как она красива? Я ведь не смотрел на нее глазами мужчины, заинтересованного в женщине. Сатэ была для меня сродни дикой кошке, которую — чего греха таить — было приятно иногда подразнить и понаблюдать за выпущенными острыми коготками.
А в тот роковой момент девушка казалась богиней.
Мне хотелось сию же минуту совместить собственнический поцелуй на нереально розовых губах, приправленных тонким слоем блеска, и удушливый захват с целью превратить ее в пыль.
Я был неимоверно потрясен тем, сколько всего хотел с ней сделать!
Человек, в подростковом возрасте умевший сдерживать себя даже во время диких первых экстазов, вдруг теряет контроль в присутствии обыкновенной девчушки, одетой в весьма невинный наряд. Да разве самые опытные желанные дивы вызывали во мне подобную бурю?
Вызывали всё, что угодно, но не такую первозданную потребность моментального обладания. С другими меня заводила игра взглядов, наступление, сопротивление, штурм, падение крепости. Роль победителя.
А с ней я как чертов маньяк хотел содрать идеально сидящее на фигуре тряпье и убедиться, что она везде такая — белоснежная, светящаяся, гладкая, без изъянов, словно tabula rasa, где я могу даже имя написать своё на этой сведшей меня с ума бархатистой поверхности.
Я знал, что это точка. И так и будет…
Стискиваю зубы и выдыхаю через них, пытаясь усмирить свой гнев.
Как же я хочу догнать её, приволочь обратно и наказывать, наказывать, наказывать. За то, что вывернула душу наизнанку и исчезла, оставив меня мучиться.
Год.
Я прожил в ненависти к себе именно такой отрезок времени.
А когда Сатэ предстала передо мной такая…совершенная, понял, что её всё же ненавижу больше.
Она так изменилась!..
Раньше я смотрел на неё и не понимал, чем эта девушка так зацепила мой пресыщенный идеальными телами взор. Бесспорно, глаза у неё необыкновенные, взгляд слишком глубокий, вмещающий в себя какую-то энигму, хранительницей которой она и стала, явившись в этот мир будто только с этой целью. Я сканировал каждую черту этого сосредоточенного лица. Разве мало таких? Гладкая кожа, небольшие розовые губы, припухлые, естественные. Линии хоть и благородные, но мягкие. Не те, что врезаются в память своими совершенными переходами, манящей резкостью. Среднестатистическая армянская девушка, коих не счесть.
Тем не менее, я всё же воспринимал Сатэ незаконченной картиной. Которой не хватало пары незначительных штрихов, чтобы стать шедевром. Её темперамент, эрудиция, живость, искрометный юмор — яркие краски, которыми только и создавать, что лучшее из творений.
И сейчас эта кобра им стала.
Долбаным потрясающим шедевром, от которого сил не было оторвать взгляд.
Нашёлся, что ли, Пикассо?..
Она повернулась ко мне в этом коридоре и перевернула всё вверх дном.
И я бросился к ней, чтобы убедиться… Это та же Сатэ?
Постройнела. Черты преобразились, став резче, больше выделялись глаза, розовые губы. Но теперь еще и скулы, линии подбородка. Сатэ покрасилась в русый цвет, который разбавляли многочисленные высветленные пряди, и это невероятно шло ей. Волосы были уложены, на лице — нежный макияж, а вопиюще красивые «песочные часы» облачены в строгую облегающую юбку и легкий кремовый джемпер. И туфли… Ровные ножки в уточненной обуви на высоком каблуке.
Чистый секс.
Она. Просто. Адски. Прекрасна.
И каково теперь видеть её и не иметь возможности прикоснуться?..
Чертовски х*рово.
Так, что мышцы сводит от боли, когда Сатэ появляется в поле зрения.
Я стараюсь свести к минимуму эти столкновения. Но когда мы всё же пересекаемся… Так и хочется вцепиться в эти точеные плечи и растрясти, выуживая ответ, какого хрена она так поступила?..
Зачем дала познать себя, чтобы потом себя же и лишить…
Но я не стану оспаривать её выбор.
Глава 7
«Как может что-то такое грандиозное случиться в один миг?». Дженнифер Нивен «С чистого листа»
— Тебе не кажется, что наш шеф последние несколько недель…подозрительно счастливый? — доверительным шепотом интересуется Лиля.
Мы шагаем после работы по сердцу города — центральной улице Х. Абовяна, поедая знаменитое джелато. Минуем здание кинотеатра «Москва» на площади Шарля Азнавура.
Я так люблю лето в Ереване. Жгучее, яркое, настоящее. И никуда не хочется выезжать. Наслаждаюсь даже зноем. Но в этом году погода действительно прохладнее, поэтому конец июня пусть и жаркий, но не удушливый.
Откусываю любимое шоколадное мороженое, я его по-другому есть не умею. Наслаждаюсь выраженным вкусом какао и жмурюсь от удовольствия, будто мне тринадцать, а не все тридцать в скором будущем.
— Да, Роберт явно очень счастлив, — кивая и улыбаясь своим догадкам.
Луиза-то тоже в последнее время уделяет мне слишком мало внимания. Меньше надменных взглядов, колкостей, шпилек. Уверена, об их связи догадываются немногие. Потому что стервой девушку считают именно по призванию, а не потому, что она такой может быть от болезненной любви к Арзуманяну.
Очень рада за них. Как человек, живший в этой шкуре, я знаю, что такое страдание.
— Думаешь, у него кто-то появился?
Я лукаво усмехаюсь, искренне поражаясь тому, что такая романтичная натура как Лиля не заметила искрящей страсти между этими двумя.
— Бесспорно, Лиль.
Останавливаемся у урны, чтобы выбросить салфетки. Визг тормозов неприятно режет слух, привлекая внимание.
— Конченые, — осуждающе качается головой подруга.
— Да, ладно. Молодые. Что с них взять?
— Сыновья богатых папочек, вечно тусующиеся в этих клубах. Насмотрелась до тошноты в своё время.
Продолжаем путь, и Лиля берет меня за руку, показывая на темное здание через дорогу.
— Раньше это было одно из самых крутых мест. Была там?
Я смотрю на кричащую вывеску «Папарацци», и меня пробивает на истерический смех.
— Была… — выдыхаю под недоуменный от моей реакции взгляд девушки.
Еще как была…
Опять же воспоминания картинками проносятся перед глазами. Будто это было вчера, а не больше года назад…
«Музыка гремела вовсю, мрак с дикой частотой освещала неестественно яркая фиолетовая цветомузыка. Слишком активные молодые тела разбрасывались своими конечностями с завидной легкостью — вправо, влево, вверх и снова по кругу. И все были в миллиметрах друг от друга.
Смотрю на них и думаю, ну как такое может нравиться? Как? Не выношу, когда нарушают мое личное пространство, тем более, если это посторонние. Не смогу двигаться, соприкасаясь с чужими… Хоть и люблю танцевать.
Идея прийти в один из самых популярных клубов в столице, находящийся в центре города, неудивительным образом взбудоражила умы молодежи нашей обители. Они весьма оперативно занялись вербовкой тех, кому до тридцати пяти, чтобы повеселиться. К несчастью, я не разделяла этого энтузиазма. Но отказать не могла. Не то, чтобы роль белой вороны меня смущала, но Гаянэ, сетующая, что я и так с ними никуда не хожу, не оставила бы в покое.
