Что, если? - Юлия Резник
– Что замолчала?
– А что сказать? Мои результаты есть в личном деле.
– В личном деле можно что угодно нарисовать!
– Думаете, мне подтасовали данные?
– Скажем так, твои результаты вызывают сомнение.
Имана кивает. Опускает взгляд к носам ботинок. Перекатывается на пятки.
– Серьезное обвинение.
Сейчас в девчонке с улицы гораздо больше достоинства, чем во взрослом состоявшемся мужике. В офицере. Пусть и отставном. В какой-то момент Михалыч и сам это понимает. Не в силах смотреть на Иману, которую не по делу приложил, виновато отводит взгляд:
– Извинюсь, если ошибся.
– Что мне ваши извинения?
– Ты сначала результат подтверди!
– Подтвержу. И улучшу. А в качестве извинений вы позволите мне забрать пса.
Михалыч, пораженный наглостью девки, глядит на нее, открыв рот. А та как ни в чем не бывало поворачивается к нему тылом и уходит.
– Мечтай! – оставляет за собой последнее слово начбез. Звучит это не очень-то убедительно. Особенно потому, что Имана, так и не обернувшись, парирует:
– Щенок. Мужчина вы или как?
У Михалыча едва дым из ушей не валит, когда Герман присоединяется к нему на террасе.
– Че, сделала тебя девица, Коля? – хмыкает Глухов.
– Ты слышал, да?
– Слышал-слышал. Чего стоишь? Иди. А то потом скажешь, что она и тут смухлевала. – Герман допивает остатки кофе. Тот остыл и горчит больше обычного.
– А что еще мне думать? Ты где-нибудь встречал такие результаты, как ей в деле намалевали? Ясно же – липа.
– Так почему ты еще здесь? – подначивает Глухов. – Иди и убедись в своей правоте.
– Я не пойму, ты что думаешь – она стопроцентный результат мне сейчас выдаст?! Да у Сухарева выше девяноста восьми никогда не было, а он мой лучший боец.
Посмеиваясь, Глухов кивает, мол, тогда тем более, чего ты еще здесь? Стоишь и споришь, буквально из трусов выпрыгивая.
– Сам-то посмотреть не хочешь?
Герман косится на запястье, скованное тяжелым браслетом часов. На окно спальни, где досыпает его женщина…
– Ладно, пойдем, – решает в конечном счете. Когда еще он так повеселится? К тому же и ему уже интересно – какие результаты покажет его новая охранница. Отрицать, что в деле он выдающийся – абсолютно бессмысленно. С таким странно, что девочкой не заинтересовались структуры поинтересней. Или все же заинтересовались?
Когда они присоединяются к бойцам в тире, парни стоят притихнув. Имана о чем-то переговаривается с привлеченным со стороны инструктором. Предельно собранно проверяет магазин. Становится на позицию. Прикрывает глаза. Оу… Серьезно?
– Малышка, открой глазки, а то расшибешь лоб о мишень, – кричит кто-то из парней. Другие тихонько ржут. Глухову хочется их заткнуть. Под руку говорить – последнее дело. Но Имане на все плевать. На их приколы она вообще никак не реагирует. Просто стоит отрешенная, будто нездешняя, ждет звуковой сигнал. И тут, наконец, ей дают отмашку.
Ни секунды не медля: бах, бах, бах. Словно знает, откуда и когда покажется цель.
Имана придерживается того же способа стрельбы, что и сам Глухов. Постепенно сближает пистолет с мишенью, следом некоторое время движется согласованно с ней, а потом подается рывком вперед на величину упреждения и во время рывка нажимает спуск.
Бах… Бах…
Тихо, так что только звуки выстрелов и слышны. Мужики не дышат.
Бах! Быстрая замена магазина. Ни одного лишнего движения. Просто глаз не оторвать, как красиво. И снова бах, бах, бах… Она как ртуть перетекает, меняет форму. Может, так кажется, потому что девчонка с ног до головы в черном. А может, и впрямь дело исключительно в ее пластике. Стреляет, пригнувшись, помогая себе свободной рукой при переползании и кувырках, из каких-то совершенно невообразимых загогулин гасит на поражение. Точно, мать его так, в десяточку. Как это возможно, откуда столько силы в этой тонкой девчонке? Да там отдача такая, что…
Вспыхивает табло. Ее отработка закончилась.
Рука с пистолетом падает вниз. Девчонка прикрывает глаза. И делает несколько глубоких вдохов.
Глухов ловит взгляд начбеза. Вздергивает бровь. Дескать, ну? Что ты теперь скажешь? А тот такой пришибленный, что не сразу находится:
– Сто пудов, ее завербовали. Вот поэтому я и ни черта не могу на нее нарыть.
– Зачем бы тогда она подставлялась, паля свои умения? Ну не из-за пса же, – усмехается Глухов.
– Я не знаю, Гер, но что-то тут нечисто. Жопой чую.
– Так узнай, что.
В этот момент инструктор подносит к ним отчет с результатами девчонки. Не то чтобы эта бумажка что-то меняла, в конце концов, они все своими глазами выдели, но… Кто-то из бойцов за спиной присвистывает.
– Охренеть, Малышка. Вот это да.
И снова Глухов ведет бровью. Михалыч скривился, будто съел что-то пропавшее:
– Малышка – это ее позывной. Сам знаешь, как они прилипают. Я тут ни при чем.
Глухову до чужих позывных нет дела. Сам он не собирается им пользоваться. Ровно как и лично контактировать с новенькой. За все время, что она на него работает, они и парой слов не перекинулись. Да и с чего бы вдруг?
И то, что он восхищается ей как бойцом, ровным счетом ничего не меняет. Это сугубо профессиональный интерес. Ну и… ладно. По чесноку, Глухова немного заело, что девчонка его достала в тот самый первый раз. Он, может, только потому и не разогнал свою охрану вместе с ее начальником, что Имана и его сделала, а вовсе не из каких-то сентиментальных чувств. Так-то Глухов умеет принимать непростые решения. И то, что Николай у него работает десять лет, вообще ничего бы не изменило. Вылетел бы он как пробка из-под шампанского, да… Если бы сам Герман не проебался.
Несмотря на восторги вьющихся вокруг нее мужиков, Имана все так же скромна. Ее на все лады расхваливают, она лишь слабо улыбается. И тут их с Глуховым глаза встречаются… Герман думает о том, что раз уж он пришел посмотреть на девчонку, ему надо бы тоже как-то отреагировать. Но уподобляться своим парням ему не хочется, а как еще выразить свое уважение, Герман не знает. И потому он просто кивает, не особенно рассчитывая, что белобрысая все поймет как надо. Но Имана опять его удивляет. Задерживается на Глухове взглядом еще чуть-чуть, едва
