А я тебя да (СИ) - Резник Юлия
— Я принес завтрак.
— Мне опасаться яда?
— Если только своего. — Семен сел рядом. Поставил между нами стол. Сегодня он был спокоен. И на его фоне я и впрямь выглядела истеричкой. Не совсем понимая, как продолжать разговор, бесцветно заметила:
— Я не инвалид. Могла бы поесть за столом. Тем более что мне и есть не очень-то хочется.
— Надо. Таблетки…
Те лежали здесь же, на отдельном блюдце. Синенькая капсула, белая круглая и еще две желтых поменьше. Я взяла белую и желтые. Синюю оставила без внимания.
— Это мне врач не назначал.
— Только потому что ты не захотела обратиться к психотерапевту за антидепрессантами.
— Не чувствую необходимости, — пожала я плечами.
— Ты нестабильна.
— Угу. — Нарочито зевнула. — Напомнить, кто меня расшатывает?
Простынь соскользнула вниз, оголяя грудь. Взгляд Шведова повторил ее путь, темнея.
— Я не хочу тебя расшатывать.
Это был абсолютно бесконечный, повторяющийся, ни к чему не ведущий разговор, который в этот момент у меня совсем не было сил продолжать. Поэтому я молча закинула в рот таблетки, запила водой и, отставив стакан, взялась за приборы. Ломтик подсушенного хлеба, крем-чиз, семга, яйцо пашот и авокадо. Все до ужаса полезно, ага… Но вкусно.
— Разве тебе не нужно на работу?
— Сегодня суббота.
— У мирового зла выходной?
— Доедай, кое-куда надо съездить. — Шведов пропустил мои слова мимо ушей и отпружинил от матраса. Все же он передвигался завораживающе грациозно. В одной из немногих экспедиций, куда меня с боем и истериками отпустили, я своими глазами видела Амурского тигра, который передвигался с той же обманчиво ленивой грацией.
— Куда? — насторожилась я.
— Хочу посмотреть один участок.
— Тебя к земле потянуло? — недоверчиво пробормотала я и легко рассмеялась, представив Шведова на грядках раком. А тот в ответ посмотрел на меня и так… хмыкнул. Не знала бы его как облупленного, подумала бы, что с обидой. А ведь на самом деле он вроде как даже оценил мою шутку, прежде чем вышел.
— Нет, а серьезно, зачем тебе участок? — крикнула ему вдогонку.
— Нам, — поправил Семен, возвращаясь с чашкой кофе. — Мы с тобой, Вера Ивановна, будем строиться.
— Типа, все мое — твое?
— Типа.
— Слушай, а вот интересно, если бы мы все же развелись, ну ты же можешь представить гипотетически, что полюбил другую?
— Нет.
— Ну а как же «седина в бороду — бес в ребро»? Перестань. Представь, что тебе захотелось от меня поскорей избавиться. Мы бы как имущество делили при разводе? Пополам, как по закону положено, или ты бы у меня все, что есть, отжал?
— Мы не разведемся, — пожал плечами Шведов. — И кстати, тебе не к лицу образ меркантильной дурочки.
— Дурочкой я бы была, если бы ничего не захотела урвать.
Семен пригубил кофе, смерив меня странным взглядом поверх края чашки.
— Ты бы не захотела. Еще бы и приплатила, да, чтобы я от тебя отстал?
— А ты поэтому не отстаешь? Тебя это заедает? В смысле, то, что я тебя не хочу?
— А кого ты хочешь, Вер? Того смазливого сопляка?
— Не трогай его, — просипела я, чувствуя, как маховик моего настроения с оглушительным свистом полетел вниз.
— Все в твоих руках, Вер, — заметил Шведов, возвращаясь к кровати. Что означало — не делай глупостей, и я не буду. В груди тоскливо заныло. — Доела? Я уберу. Через двадцать минут жду тебя на парковке. Одевайся потеплей. Там прохладно.
Утренний диалог стоил всех сил. И, наверное, мне бы было лучше, сознавшись в этом, остаться дома. Но я не хотела давать Семену лишний повод думать, что я не в порядке. Иначе мне было не видать работы как своих ушей. Так что я, превозмогая себя, согласилась. И на стоянку спустилась, да. Правда, не без задержки.
— Ты как?
— Поехали, — прошептала. — Все равно ж не отстанешь.
С участка, на который меня привез муж, открывался потрясающий вид на море. Впрочем, я бы скорей удивилась, если бы его, то есть вида, не было. Все более-менее престижные районы располагались у воды. А тут и вовсе был совсем рядышком заповедник — места красивейшие.
— Не знала, что здесь городские земли.
— Угу. За нами дальше Вершинин будет строиться. А за ним городские земли как раз и заканчиваются.
— Очень удобно, — не сдержала иронии я. Семен промолчал, а я пошла вглубь участка, залитого будто отфильтрованным кронами вековых сосен светом. Выглядело это очень кинематографично. Если зажмуриться, можно было представить и дом, и качели, и горки, установленные во-о-он там на полянке. И как налетевший с моря ветер уносит счастливые детские голоса…
— Ну? Что скажешь?
Никогда оно, наверное, не отболит.
Обняла себя за плечи, прикрывая зияющую дыру внутри. Медленно к нему обернулась:
— Думаю, что никогда тебя не прощу. Баб простила бы, наверное… А ребенка — никогда, слышишь? Если бы не ты… — голос предательски сорвался. Слезы набежали на глаза, размывая картинку напрочь. Жалко! Я бы хотела его видеть. Я бы очень, очень хотела видеть его сейчас. Он хоть немного переживает? Хоть чуть-чуть ему жалко? — Если бы не ты, я бы его выносила.
Глава 8
Семен
Я в жизни много зла делал. Должность такая — либо ты, либо тебя. Да и сверху могли дать указку кого-нибудь слить, подставить, сфабриковать. Регион сложный. Граница. Словом, руки по локоть если и не в крови, то уж точно в таком говне, что мама дорогая. И поначалу, конечно, приходилось справляться с чувством вины, договариваться с собственной совестью, но потом худо-бедно втянулся. Психика у человека очень подвижная, знаете, а мне в той системе иначе было нельзя. В общем, нормально я жил. А если что и лежало неподъемным грузом на сердце, придавливая порой так, что не дышалось, так это как раз вот это ее «Если бы не ты, я бы выносила»… И похер, что этот вопрос был спорным. Поначалу еще как-то удавалось не загоняться, но со временем, с каждой следующей неудачей, я винил себя все сильней.
Однажды мы все-таки забеременели. Сами.
Не сказать, что тогда я так уж хотел делить внимание жены с ребенком, или что во мне проснулись какие-то отцовские чувства. Но Вера почему-то стала хандрить. Что-то между нами стало портиться. И я подумал, что будет хорошо, если она переключится. На беременность, на ребенка — да на что угодно, лишь бы между нами все стало как прежде.
В работе как раз был такой период, что я мог все потерять — в лучшем случае, в худшем, если бы не вывез — сесть. Меня гнули так, что как только хребет не сломался. Тут, кстати, мне Вершинин помог, наш местный олигарх. Помог, конечно, не по доброте душевной. У него свой интерес имелся. Умный парень, понимал, что эта кампания разворачивалась как раз под него. Менее удачливым не давало покоя, как лихо он развернулся в нашем регионе. В ходе закулисных переговоров те союзники, на которых Артур ставил в местной власти, стали его под шумок сливать. И мне поручалось разыграть главную партию. Хорошенько все взвесив, я решил, что лучше от этого ни мне, ни региону в целом не будет. Поэтому разработал план на опережение и пришел с ним к Вершинину. Рисковал сильно. Полгода где-то вообще не понимал, во что это выльется. В каком-то смысле даже смирился, что попаду под раздачу. Но все равно до последнего не сдавался — привык с детства держать лицо… Потому как улица многое прощала, но не слабость. Сдашься — все, сожрут.
На работе торчал порой сутками. Семье тоже ведь стали угрожать. Так, намеками. Но я все понимал — не дурак же. Напряжение было ужасное. А я ведь уже говорил, как привык с ним справляться.
Работала там у нас одна… Безотказная. Только пальцем ткни — на колени бухнется и все сделает в лучшем виде. Она минетом создавала такой вакуум, что туда уходила вся душевная муть. Обычно для расслабления этого было достаточно. Но когда напряги и внутренняя агрессия накапливались, хотелось большей жести. Неспособность ни на что повлиять в своей судьбе убивала. Хотя бы в чем-то мне нужно было вернуть контроль. Хотелось доминировать, подчинять, наказывать…
