Таких не бывает (СИ) - Резник Юлия

Юлия Резник

Таких не бывает

Глава 1

– Эй! Ну ты вообще меня слышишь?

Гордей тряхнул головой, отводя взгляд от подмигивающей с окна гирлянды. Растер запекшиеся глаза и уставился на сидящую в кресле напротив женщину.

– Нет. Извини. Повтори, Лен. Ночка выдалась еще та.

– Я говорю, что нашего отказника нужно выписывать. Ну, честно, нет уже ни одного показания, чтобы держать его в реанимации.

– А. Ты опять за свое…

Фокин встал. Подошел к стенке, в одной из шкафчиков которой у него было организовано что-то вроде полевой кухни: чайник там, микроволновка, капсульная кофемашина. С тоской покосился на опустевшую вазочку, где обычно хранил печенье на перекус. Соскреб ложкой со стенок плошки засахарившийся конфитюр (кто-то еще по осени припер ему в благодарность) и сунул в рот. Ну, хоть что-то.

– Так я оформляю выписку?

– А, не. Ты че? Куда его? В дом малютки?

– Можно для начала в детское сбагрить. Пусть ему еще там что-нибудь полечат. Что, в первый раз? Вообще не пойму, какого черта ты с этим пацаном носишься. Ну правда.

Фокин застыл. Желваки вздулись на небритых щеках. Нет, он понимал. И даже не осуждал, что вы. Работа у них такая – или черствеешь, или выгораешь в два счета. Так что Ленку, числящуюся у него в отделении неонатологом, он ни в чем не винил. Просто… Ну, как-то ему не по себе стало. Ни с того ни с сего, считай.

– Пусть еще у нас полежит.

– Зачем? Ну зачем, Гордей Александрович? Чтобы ты еще больше к нему прикипел?

Под просторную робу Фокина скользнули нежные женские пальчики. Прошлись по покрытому короткой шерстью животу. Мочку уха сжали пухлые губы. Но в этот раз ничего не откликнулось – может, потому что Фокин знал, на кой черт это все делается. Будучи умной бабой, Ленка понимала, что в открытую с ним бесполезно спорить, вот и действовала в обход… Точнее, пыталась. Все же тут для порядка надо отметить, что старалась она впустую.

– Лен, перестань. Не сейчас же!

– А когда? Там Новый год, я себе аж три дня выходных выбила. Нас родители мужа в гости ждут. У них там хорошо, и детям раздолье – горки, снег…

Да, словом – нормальная жизнь. Это у него все не как у людей.

– Меня на приемку нового оборудования ждут. Перестань.

Голос Фокина наполнился тяжелыми свинцовыми нотками. Обычно это действовало безотказно, не подвело и сейчас.

– Ладно, – сдалась Лена, отходя в сторону. – Но отказника все равно нужно выписывать.

– Я сказал – нет. Все! Ни слова больше. И субтитры с лица сотри, – хмыкнул Гордей, глядя на недовольно скривившуюся любовницу. Та с оскорблённым видом отошла в сторону. И вот какого хрена, спрашивается? Разве он у нее совета просил? Нет. Не те у них отношения. Поэтому вообще непонятно, почему она на него насела. Выпиши – да выпиши. Да если бы он хотел, чтобы кто-то выносил ему мозг – уже бы давно женился.

Прерывая его невеселые мысли, дверь в кабинет распахнулась.

– Гордей Саныч, там вас ищут! Говорят, оборудование какое-то привезли! – выложила, просунув голову в щель, его лучшая санитарка и смерила Ромашову неприкрыто враждебным взглядом.

– Иду. Елена Степановна… – кивнул на выход. – Давай, остальное потом.

И закрутила суета. Коробки, документы. Нужно было все сличить, убедиться, что в накладных все верно. Как же Фокин это дело ненавидел! Как будто года мало. Обязательно надо под конец бюджеты освоить. А ты бегай потом, как в жопу ужаленный! С другой стороны, лучше уж пусть так.

– Осторожней! – рявкнул Гордей.

– Тяжелая зараза, – пропыхтел один из рабочих, снаряжённых ему в помощь главврачом.

– Ничего, – влезла в разговор та самая санитарка. – Труд сделал из обезьяны человека!

Не получив ожидаемого сочувствия, Петрович раздосадованно закатил глаза. Зыркнул то на Серафиму Алексеевну, то на бедную постовую, которая как раз решила перекусить бананом.

– Будете? – смутилась она от такого внимания, протягивая злосчастный банан мужичку. И так смешно это в контексте упомянутых обезьян прозвучало, что Фокин загоготал в голос.

– Нет, но как закончим, чайку с удовольствием, если Гордей Саныч не против?

– Ой, да чего ему против быть? Выпьем. У меня и конфеты есть. У сына отобрала.

– Хороша же мамаша – у сына сладкое отбирать!

– Ну, я пока сильней. А у этого обжоры аллергия. Вот скажите мне, Гордей Александрович, какой идиот придумал дарить детям сладкие подарки?!

Так под веселый щебет медсестричек и таскали ящики. Три мужика: подсобный рабочий, дворник, электрик и… заведующий, собственной персоной. Тот никакой работы не чурался. У себя в отделении он вообще мог все сделать сам: прибить, прикрутить, заменить, оживить, выходить. Неудивительно, что здесь его боготворили. И персонал, и родители его маленьких пациентов.

А потом Фокин звонил, выяснял, когда явятся наладчики. Оказалось – после Нового года. «Ну, естественно. Значит, его задохлики еще потерпят», – злился он. И это еще хорошо, если через месяц все заработает. Почему-то в мире взрослых считалось, что в задержках нет ничего страшного. Может, в обычной жизни и так. А у них, в реанимации новорожденных, время имело совершенно иную ценность. Порой секунды решали все…

– Ой, что-то чайник опять барахлит. Гордей Саныч, одолжите свой? Ну, или хоть кипятку.

– Нет уж, Ань, сама занимайся. Чайник сейчас принесу.

Фокин метнулся к себе, вытащил провод из розетки и пошел к постовой.

– Держи. И не забудь, что нам великая Максим завещала.

– Кто?

– Максим!

– Горький, что ли? – вконец растерялась постовая.

– Да нет. Просто Максим. Певица такая.

– И что же она завещала? – хлопнула ресницами Аннушка, подивившись тому, какие у ее драгоценного шефа, оказывается, удивительные пристрастия в музыке. Ну, ладно она, на дискотеке школьной эти песни включить просила, но Фокин…

– Не потеряй его и не сломай.

– А-а-а, – захохотала. – Да как же я его потеряю? А может, вы потом нашего старичка глянете? Вдруг его починить можно?

– Да я его уже два раза паял, Анют.

– Так что ж делать? Может, скинемся…

Фокин мог бы сказать, что уже предусмотрел этот момент. И купил в подарок коллективу на Новый год хороший чайник с функцией термоса, но не стал. Иначе бы сюрприза не вышло.

– Ну, вроде все! – отчитались мужики, затаскивая последнюю коробку в зал.

– Отлично. Там Анечка уже чайник поставила.

С деловитым видом Гордей еще раз пересчитал коробки, но его сбило с толку раздавшееся за спиной покашливание.

– Петрович? А ты чего чай не пьешь? На тебя конфет не хватило?

– Я это… Хотел… Кхм… Проконсультироваться.

– Я – детский реаниматолог, – напомнил Фокин, указывая на себя двумя большими пальцами.

– Ну, еще ж и хирург. Вполне себе взрослый. Или врут?

Гордей внутренне напрягся. А внешне… Вполне дружелюбно продолжил:

– Да нет. Но это ведь в прошлом.

– Ну что вам стоит глянуть?

Ох, как часто он это слышал! Для себя Гордей решил, что если он вдруг когда-нибудь съедет из старой родительской квартиры, то никогда… никому не признается, кем работает. Ведь это конец света какой-то! Бывало, придет домой с работы после ночи или суточного дежурства, только ляжет, и начинается! То одной соседке плохо, то другой, то у мелкого с третьего опять приступ астмы. Надоело! И даже тут его догоняла работа, хотя, казалось бы, ну что тому же Петровичу стоило сходить к хирургу? Кроме того, что тогда бы ему пришлось в другой корпус шлепать.

– Так, а на что жалобы?

Петрович тайком огляделся. И стал расстегивать старенькую рубашку.

– Острая боль у меня. В левой груди…

Фокин удивился, конечно. Подошел, внимательно пропальпировал…

– Я вот думаю… Может, рак это? – продолжал Петрович.

– Рак чего?

– Ну… молочной железы.

– М-м-м… – протянул Гордей, про себя посмеиваясь. – И как оно? Боль обостряется на месячные?