Сначала повзрослей (СИ) - Малиновская Маша

Сколько вообще времени? За окном темно, ночь, значит. Я же будильник не завела, ещё просплю в колледж.

Сажусь на кровати и шарю руками по покрывалу, не могу найти телефон спросонья. Блин, я его, видимо, вообще на кухне забыла. Надо сходить забрать.

Заставляю себя сползти с кровати и отправиться на кухню. Свет гашу, чтобы в гостиную не попал, когда двери открою. Герман Васильевич же спит, наверняка.

В гостиной темно, и я осторожно прохожу в сторону коридора, стараясь не шуметь. А когда сворачиваю к кухне, то замираю как вкопанная. Меня будто в кипяток бросает.

Дверь ванной как раз открывается, и в коридор выходит Герман Васильевич. Высокий, мощный, просто огромный. И… абсолютно обнажённый.

13

У меня будто весь воздух выкачали из лёгких. Наверное, я похожа на идиотку, потому что стою, открывая и закрывая рот, как рыба. Замираю без единого движения.

И смотрю. Будто кто-то взял и приклеил мой взгляд к мужскому телу.

Жар неумолимо расползается по всему телу. Не только щёки пылать начинают, а вся кожа. Чувствую, как горит шея, грудь, даже спина. Огонь ползёт по позвоночнику и растекается в руки и ноги, вызывая в пальцах покалывание.

— Лучше тебе пойти спать, девочка, — басит, хмуро взглянув на меня, Герман Васильевич.

Мужчина стаскивает с плеча полотенце и спокойно оборачивает его вокруг бёдер. А у меня дыхание перехватывает. Будто кто-то сжал мои рёбра в тиски и не разжимает. Стальным кольцом стянул. Вдохнуть глубоко не получается. Вот-вот голова кружиться начнёт.

— Я… — хриплый звук обдирает пересохшее горло, и я не узнаю собственный голос, — да, конечно. Я просто…

Хотела забрать телефон. Но сейчас на него вообще плевать. Я пячусь, делаю шаг назад на деревянных ногах, не сразу понимая, что так и продолжаю смотреть на него.

— Иди. — Давит голосом, хотя тон его спокойный.

И я не могу, не смею ослушаться ослушаться. Подчиняюсь, срываясь с места.

Буквально пролетев через гостиную, забегаю в комнату и захлопываю дверь дрожащими руками. Прислоняюсь к ней спиной и с силой бьюсь затылком, пытаясь немного привести себя в чувство.

Сердце стучит так быстро, что кажется, будто проломит рёбра, покрошит там всё внутри, а потом выпрыгнет и покатится по полу. Пытаюсь выровнять дыхание, но получается очень и очень медленно. В крови играет какой-то странный коктейль, запустивший сотни незнакомых, чужеродных реакций. Я не могу, просто не могу прогнать стоящую перед глазами картину: мужчина, в просвете дверного проёма — высокий, большой, широченные плечи, загорелая кожа, мышцы рельефные как на картинке. И эти капли воды, что медленно стекают по его груди всё ниже. Туда, куда я так и не посмела опустить глаза…

Мотнув головой, сжимаю её ладонями, тру лицо, пытаясь отвлечься, переключиться, смазать как-то это странное тревожащее состояние. Я ведь никогда не видела обнажённого мужчину. Взрослого мужчину. Тем более так близко.

Это странно. То, что я чувствую. Будто под кожу загнали тысячи микроскопических молний, и они её наэлектризовали. И кровь тоже… всю меня.

Непонятно так. Ты видишь тело человека, а в ответ с твоим собственным телом что-то происходит. Горло пересыхает, в коленках слабость появляется, а внизу живота странная тяжесть.

И как же быть дальше? Как мне утром ему в глаза посмотреть?

Я выключаю свет и залезаю под одеяло. Сворачиваюсь клубочком, пытаясь унять странную дрожь. И про смартфон на кухне забываю. Точнее, ни за что теперь за ним не пойду сейчас. Просплю колледж, так просплю.

Вот только если бы ещё и уснуть было так просто. С таким-то сердцебиением.

Никак не могу улечься, кручусь то на правый бок, то на левый. Будто не в постели я, а на камнях твёрдых или на досках. Все чувства, все ощущения обострены. И слух тоже — ненамеренно ловит любые звуки из тишины квартиры. И мягкие шаги за дверью, и негромкий скрип дивана и размеренное дыхание спустя какое-то время.

И только тогда и у меня самой получается хоть немного расслабиться, а потом уснуть. Точнее забыться в странной дремоте, наполненной образами, запахами и даже ощущениями. Будто и не сплю я вовсе, но и проснуться до конца не могу.

А вот просыпаюсь я от стойкого ощущения, что на меня кто-то пристально смотрит.

— Ты ещё кто такая? — слышу резкое, едва открываю глаза.

14

Проморгавшись, я сажусь на кровати. От резкой смены положения голова начинает кружится немного.

— Ты что тут забыла?

Напротив, развернув стул спинкой ко мне и усевшись на него, как следователь на допросе в кино, на меня остро смотрит девочка-подросток. На вид ей лет четырнадцать, но если смыть яркие чёрные стрелки с век, то может оказаться и меньше.

— Я Женя, — отвечаю ей, всё ещё пытаясь прийти в себя, но мозг сопротивляется, недовольный таким неласковым пробуждением.

— Что ты забыла в кровати моего отца?

Оу. Оказывается, у Германа Васильевича есть дочь не намного младше меня.

— Сплю.

— Ты дура?

Становится обидно. Что это ещё за допрос такой?

— А ты грубиянка, я смотрю.

Встаю и иду к шкафу с зеркалом. Приглаживаю волосы, заплетаю их в косу. Расчёску нужно искать, но сперва объясниться с этой девушкой. А то не мудрено и без волос остаться, учитывая, каким взглядом она на меня смотрит. Того гляди и вцепится.

— Так я слушаю, — встаёт со стула и складывает руки на груди. — Ты шлюха? Он тебя снял? Спишь с ним?

— Слушай, — разворачиваюсь и тоже складываю руки на груди. Что-то эта выскочка меня уже буквально за пару минут достала, — ты чего сразу оскорблениями кидаешься? Если спрашиваешь, может, всё-таки ответ выслушаешь?

Девчонка пару секунд хлопает глазами, а потом снова садится на стул, закинув ногу на ногу.

— Ну давай. Удиви меня.

— Меня зовут Женя…

— Это я уже слышала, — перебивает.

— … твой отец пару дней назад подобрал меня на дороге… — понимаю, как это звучит, когда девушка выгибает бровь. — Я убегала по лесу от парня и его друзей, которые… хотели меня обидеть. А твой отец меня спас.

— Папа как обычно, — подкатывает глаза.

Я сомневаюсь, стоит ли ей знать все эти подробности, но как ещё ей объяснить моё пребывание тут?

— А потом так сложились обстоятельства, что жить мне в общежитии было небезопасно, и твой папа предложил пока остановиться в его квартире. Я думаю, это совсем ненадолго.

— То есть ты не спишь с ним?

— Нет! — качаю отрицательно головой. — Конечно, нет.

Я вообще ни с кем не сплю, так-то. Кот под боком, когда домой приезжаю, не считается.

Девчонка ещё несколько секунд смотрит с недоверием, а потом вдруг заметно расслабляется. Будто шарик сдувается, и её лицо становится куда более приветливым.

— Я Ксюша, — представляется уже более миролюбивым тоном. — Просто родители развелись, и меня бесит это.

— Понимаю, — киваю.

Какое-то странное чувство внутри появляется. Снова эта щекотка непонятная, когда я думаю о том, что у Германа Васильевича есть женщина. Это ведь нормально, он взрослый мужчина, у него семья. Пусть и в разводе. Но контролировать и даже понять это возникающее ощущение мне сложно. Оно меня удивляет и даже пугает. Тревожит.

— У мамки хахаль — этот придурочный дядя Серёжа, — кривится Ксюша. — У бати эта дура пучеглазая. Бесят. Думала, ещё и ты.

Ещё и я…

Не знаю, о ком девушка сейчас говорила, называя пучеглазой, но у меня внутри уже зарождается неприязнь. Это необъяснимо, но факт.

— Там на кухне борщ. Это ты варила?

— Я.

— Можно я поем? Мама еду заказывает, она невкусная. Я как-то у подружки борщ ела, её мама сама готовит. Мне понравилось.

— Конечно, — смеюсь. — Я тоже проголодалась.

— Тогда пошли.

Мы выходим из спальни. Германа Васильевича, суда по всему, в квартире нет. В колледж я, конечно же, проспала. Первую пару придётся прогулять. Я так ни разу не делала, и мне очень стыдно. Врать не хочется, и я пишу куратору правду, что проспала, и что отработаю занятие в обязательном порядке. Хорошо хоть это не пара Витька.