Золушка для босса - Алёна Амурская
Глава 9. Два босса на крючке
Боярка заскакивает в наш внедорожник с каким-то странным выражением лица. В серо-голубых глазах вместо расслабленного легкомыслия — энергичный блеск, как будто он только что был в кинотеатре и все ещё находится под впечатлением последних кадров… а на губах застыла тень предвкушающей усмешки.
Впрочем, самим собой он становится быстро. Сначала шалопайски подмигивает мне:
— Привет Катюша… — а потом бросает демонстративно испуганный взгляд на Царевичева, хватает меня за руку и начинает трясти ее, как будто мы на каком-то партсобрании: — То есть добрый вечер, Екатерина Николаевна! Ужасно не рад вас видеть, Екатерина Николаевна! Можно попросить вас, Екатерина Николаевна, успокоить своего монстра за рулём?. А то он ведь зыркает так, что меня терзает сильное беспокойство за свое драгоценное здоровье!
— Оставь ее руку в покое, клоун, — цедит Царевичев сквозь зубы. — А то тебе и правда сейчас не поздоровится.
Боярка громко хмыкает, но послушно отодвигается от меня. Потом вынимает свой мобильник и набирает чей-то номер, поглядывая на моего босса.
— М-да, Царевич, совсем ты озверел в последнее время. Кажется, кое-кому не помешает сбросить пар. Может, вспомним старые добрые времена и махнем в клуб к Морозову? Свистнем девочкам и..
— Заткнись уже, Вась, а? — мрачно просит Царевичев.
— Понял, умолкаю. То есть не умолкаю, а… о, здорово, Тим! — Боярка мгновенно забывает о первоначальном разговоре и переключается на собеседника, до которого дозвонился. — Ты где сейчас? В сауне? Какая пошлость с твоей стороны. Ну как, нашел уже свою красотку.?
Внедорожник выруливает на проспект и мчится к центру, а Боярка всё продолжает разговаривать по телефону, выпытывая новые подробности похождений своего приятеля. Речь идёт о некой красавице-фотомодели «с самыми красивыми на свете глазами», которая ни в какую не желает поддаваться обаянию босса модельного бизнеса.
— Может, высадить тебя возле сауны, и ты перенесешь свое приятное общение с Лебедой туда? — не слишком дружелюбно ворчит Царевичев.
— Да погоди ты, Тём! — отмахивается от него Боярка и, отодвинув мобильник от уха, тычет в него пальцем: — Не видишь, у партнёра совсем припекло… хм… хвост. Страдает человек. Надо ж поддержать по-товарищески.
— Я психологом к нему не нанимался. Так что поддерживай его… хвост, — босс как-то криво ухмыляется, — без меня. Не зря же вы везде парочкой по клубам шляетесь.
Боярка начинает ржать так, что я вздрагиваю.
— Лебеда, ты слышал? — обращается он в трубку и включает громкую связь. — Царевич обозвал нас парочкой! Намекает на что-то, очернить хочет нашу мужскую доблесть.
Из мобильника отзывается недовольный мужской голос:
— Скажи Царевичу, чтобы лучше в своей личной жизни разобрался! А то его жена стала вдвое стервозней, чем раньше. Я с ней контракт продлевать больше не буду — она с моей рыжей демоницей свару устраивает каждый день! Достала, блин!
— Да не продлевай на здоровье, — буркает босс. — Как будто ты не знал, что она из себя представляет, когда брал на работу.
— Я хотел привлечь внимание европейских СМИ к своим показам, — нехотя отвечает Лебеда. — Это была плохая идея… Кстати, в сауну не хотите заглянуть? Тут классные массажистки.
— Я загляну, — охотно соблазняется Боярка, а Царевичев коротко и раздражённо мотает головой:
— Без меня.
Видно, что моему боссу крайне не нравится то, что я слушаю этот откровенно мужской разговор, и он хочет поскорее закруглиться с ним.
— Тогда жду, — говорит тем временем Лебеда Боярке и любопытствует: — Ты что, не на своем туареге?
— Да мне фару разбили только что, — ухмыляется тот.
— А чего тогда голос такой довольный? Прикалываешься, что ли?
— Не а… У моей сотрудницы братец один шебутной на парковке великом врезался. Пацан совсем.
— Ну, раз твой конь ослеп на один глаз, — рассуждает Лебеда по громкой связи, — а ты при этом всё ещё на позитиве, то делаю два вывода. Либо ты умом повредился — либо запал на сотрудницу.
В ответ на это замечание Боярка только посмеивается в трубку:
— Лучше говори адрес сауны, делатель выводов ты наш. А то Царевич сейчас меня живьём съест и к тебе доберутся только мои дрожащие косточки.
Внедорожник лихо выруливает с проспекта в узкий переулок и сбавляет скорость.
Сауна, о которой толковали Лебеда с Бояркой, оказывается совсем рядом, возле небольшого торгового комплекса и широкой пешеходной аллеи с разномастными барами-пабами и магазинчиками сувениров по обе стороны.
Когда мы останавливаемся, у меня в сумке громко жужжит телефон. На экране — папашин номер.
— Ну что ещё? — устало говорю в трубку, думая, что это мачеха.
Однако отвечает мне вовсе не она, а слегка заплетающийся отцовский голос.
— Доча… — хрипло прокашливается он, явно мучаясь похмельем. — Тут это странный товарищ один звонил. Говорил, от какого-то царя… и тебя упомнил. Чёта я не понял… дай, думаю, спрошу. Может померещилось мне?
— Не от царя, а Царевичева, — поправляю я. — Подожди минуту.
При самом Царевичеве говорить с отцом мне не хочется, и я выбираюсь из внедорожника почти одновременно с Бояркой.
— Я скоро, — сообщаю шепотом боссу.
На пешеходной аллее останавливаюсь в сторонке около сувенирной лавки с фигурными брелками.
К моему удивлению, вместо того, чтобы нырнуть в гостеприимно приоткрытые двери сауны, Боярка зачем-то топает следом за мной. И притормаживает возле соседнего прилавка с сахарной ватой. Это приводит к закономерному итогу — Царевичев тоже выбирается из внедорожника и небрежно прогулочным шагом направляется к нам.
Блин, они оба что, издеваются? Пока никто не вздумал подойти ко мне, я торопливо говорю в трубку:
— Пап, тот человек, который звонил тебе, действительно хочет устроить выставку твоих картин. Это человек моего босса.
Слышно, как папаша неверяще хмыкает и прочищает горло. Слышно бульканье льющейся в стакан жидкости и жадные глотки. Звук настолько знакомый и неприятный, что я буквально чую вонь похмельного перегара, проникающего через мобильную связь.
— А ему-то какая с того выгода?
— Он говорит, что у тебя талант — пожимаю я плечами, старательно скрывая скептицизм в голосе. — И очевидно, хочет на нем заработать.
— Кхм… ладно… надо посмотреть, в каком состоянии мои картины, — неловко говорит отец, а его голос так и подрагивает от волнения. — Может успею нарисовать парочку новых.
— Только, пожалуйста, постарайся не бухать, пока свои картины людям не покажешь, а? — прошу я.
Отец нетерпеливо отмахивается.
— Да какое там бухать, времени мало — картины не писаны. Пойду-ка прямо сейчас, пожалуй, гляну… Такой шанс, такой шанс!
Он говорит с абсолютно несвойственным ему воодушевлением, чуть ли руки не потирает. Обычно, когда речь заходила о папашиных картинах, его тон становился уныло-депрессивным, а от стенаний о
