Знаки внимания (СИ) - Шатохина Тамара

— Я посоветуюсь с женой и скажу вам точно.

— Я предварительно уже говорила с Леночкой, — объявила от двери Ирина Борисовна, — девочка в диком восторге, да. И если вы таки соберетесь, то Самсончик пошлет за вами нашего «Патриота», чтобы поместилось кресло Сашеньки. Там же без задних сидений…

Я услышала, как резко звякнула в руках Георгия ложечка в чашке и скосила глаза в ту сторону. Чашка опять дрогнула на блюдце, которое он держал своими длинными пальцами и он взялся за него второй рукой и смотрел так, будто не знал, что дальше делать со всем этим — с чашкой, с кофе, с приглашением? И то напряжение, которое чувствовалось во всей его позе, в его молчании, касалось меня. Я очень ясно почувствовала это и сразу нашла объяснение — он не хочет соглашаться, потому что там буду я. И все верно, это все было очень правильно, я и сама не хотела. Но как же это было обидно — до рези в глазах, до горькой слюны во рту! Неужели он боится, что его жена что-то поймет, неужели по мне все так заметно… вот до этих самых пор?

Поставив пустую чашку на столик, я встала и поблагодарила за приглашение, а потом извинилась за то, что мы с бабушкой не сможем принять его. У меня была уважительная причина сделать это — как раз накануне приезжал из Черногории отец.

— Катенька, мы будем рады всем вашим родственникам, ваш папа точно не объест нас. Да, Ирочка? — удивлялся шеф.

— У нас с ним напряженные отношения, мы очень давно не виделись, и я боюсь, что одного вечера будет слишком мало, чтобы наладить их. Извините, пожалуйста, вот в следующий раз — обязательно, — с сожалением развела я руками, трусливо отступая к двери. Эти несколько минут выжали меня, как лимон в соковыжималке. А его плечи слегка приподнялись и опали, будто он… вздохнул с облегчением, когда я ушла.

Глава 7

Папа приезжал после обеда в пятницу, и встречала его в нашем доме бабушка — его мама. Я подошла после работы, задержавшись там так долго, как только сумела. По дороге заехала в магазин и долго бродила между прилавками, выбирая продукты, но ни кушать, ни просто покупать не хотелось ничего, и я подарила себе маленький букетик хризантем — мелких, вишневых, вкусно пахнущих горьковатым осенним холодком. С ними в руках и вошла в дом, разулась и, не снимая плаща, прошла в гостиную, откуда слышались звуки разговора.

Папа вскочил с дивана, увидев меня и быстро подошел, взяв за плечи и вглядываясь в лицо. А я была не в состоянии нарисовать на этом лице ничего, кроме вежливой улыбки, а может даже и жалкой, потому что хотелось расплакаться. Вцепилась в букет двумя руками, как в спасательный круг и улыбалась, глядя на него.

— Здравствуй, папа, как доехал, как дорога? — показала воспитание, пытаясь осторожно отстраниться.

— Катюшик… — обнял он меня, не обращая внимания на дерганье, и крепко прижал к себе.

— Привязал себя там, как веревкой, идиот… и пилил ее по нитке, и пилил каждый день… Прости старого дурака, такой отравой пропитался… ненависть страшная штука, — бормотал он мне в макушку, — насколько сильно любил ее, настолько сильно и ненавидел потом — до исступления просто, до желания убить, уничтожить следы на земле.

— И меня тоже? — отстраненно уточнила я.

— И от тебя подальше… от всего, что напоминало… — обреченно прошептал он, — не видеть и не знать, забыть к…

— А зачем тогда приехал? — стоя на пороге комнаты, выясняли мы отношения.

— Попустило, наконец, Кать, прояснилось в мозгах. Ну не совсем же я идиот, как ты думаешь? Помрачение какое-то на самом деле, я даже у психа лечился, — тяжело вздохнул он, — болезнь, помрачение, отрава… Я болел, тяжело болел ревностью и ненавистью. А сейчас сам себя не понимаю и как это вообще можно понять? Прошу тебя — прости ты меня за все, что мы творили, прости меня, пожалуйста. Я уже не смогу без вас.

— Да мы давно уже простили, — ответила бабушка с дивана, — нам тоже нужно было от вас отдохнуть. Мы хорошо тут жили, присоединяйся, если что. Кать, раздевайся уже, что ты в дверях выстроилась? А цветы от кого?

— От магазина, — призналась я, согласно кивнув.

— Ни с кем не встречаешься? — удивился папа и тоже печально кивнул, будто соглашаясь с чем-то, а потом улыбнулся: — Ну, а хочешь, я тебя познакомлю? Есть у меня старый друг, это ему я тогда продал свой бизнес и за нашей бабулей он тут без меня присматривал.

— О как… — отреагировала бабушка.

— Да, они тогда всей семьей переехали с Урала. Завтра приглашает в гости, у него свой дом и сын есть — Сережка, кажется. Но ничего не обещаю — ему за тридцатник, может и женат уже давно.

— Вот вначале узнал бы точно, а потом и обещал, — ворчала бабушка.

— Да уж… — поддержала я ее безо всякого энтузиазма, — а то я тут уже вся в предвкушениях, а вдруг там все совсем не так?

Я вообще не представляла — о чем говорить с ним? Радостно озвучить прощение? Я не была готова сделать это, наоборот — после его слов обида вспыхнула с новой силой. А папа с облегчением рассмеялся, стягивая с меня плащ. Я смотрела на него и отмечала, как сильно изменился он за эти годы — поседел, похудел, на лице прорисовались морщины, но почему-то от этого он стал еще красивее. Его лицо… раньше на нем почти всегда читалось болезненное напряжение — упрямо сжатые губы, резкая линия скул, жесткий прищур карих глаз, глубокая морщинка между бровями. Сейчас же оно стало умиротворенным каким-то, что ли? А взгляд — мягким и только немножечко обеспокоенным. Ну да… он же чувствует себя виноватым перед нами.

— А где вы поселите меня — в своей антикварной лавке? — со смешком поинтересовался он.

— Куда поселим, туда и вселишься, — буркнула бабушка, — не надо было хорошую квартиру продавать, Кате бы пригодилась.

— Мам, да мне все равно — где, я только на недельку. Потом начнется загонная охота на кабана, а это у меня основной зверь. Но теперь я буду часто приезжать, а конец декабря и начало января у меня полностью свободны. Новый год встретим вместе, я надеюсь. Кать, бабушка говорила, что ты купила себе старую колымагу?

— Не такую и старую — шестилетнюю. Нужно было освежить навыки, у меня же перерыв был, — пожала я плечами, — смысл калечить новую машину?

— Было? — забеспокоился папа.

— Нет, ничего не забылось, я нормально вожу.

— Завтра посмотрим тебе что-нибудь приличное, у меня с собой нормальная сумма на подарок. Что бы ты хотела? Только сильно не зверей, денег не так и много, — заглядывал мне в глаза мой папка. Который больше четырех лет говорил со мной только раз или два в месяц — у тебя все нормально, ты здорова? Горький осадок от этого оставался, и можно было отказаться от его подарка. Я и сама, наверное, через какое-то время смогла бы купить себе новую машину, пускай и не совсем ту, что хотела. А можно вообще отказаться общаться с ним, и он примет такое мое решение — куда он денется? Я понимала это.

Но такого не хотелось, потому что я слишком хорошо помнила его до всего того, что потом случилось между ними — веселого, живого и деловитого, умевшего интересно отдыхать вместе с нами и работать на износ. Он тогда любил и меня и маму очень сильно. Пускай он будет у меня — думалось мне, пускай я отпущу обиды и прощу его, да я уже простила.

Потому что уже немножко знала, как это может быть больно, когда с любовью пошло что-то не так. А ведь меня никто не предавал, не изменял раз за разом, никто не говорил страшные и обидные слова, не изводил целыми месяцами безразличного молчания… Пускай мы будем друг у друга и тогда нас станет уже не двое, а трое — вместе с бабушкой. Ей тоже досталось.

— «Жука» хочу, — раскололась я и потащила его за собой на диван к бабушке, присела рядом: — Ниссан хорошая фирма, народ хвалит. И он не такой большой, легко паркуется.

— Кать, да ты что? — простонал папа, — ты же сечешь в машинах, а это же уродство чистой воды! Страшнее только «Кенга». Ты же девочка, ты должна тянуться к прекрасному.

— Ты путаешь, папа, это первые фольксвагеновские были страшными, их больше не выпускают. Я про «Джук», если ты помнишь, а он небольшой, аккуратный и очень трогательный. Мне не нравятся зализанные машины, как тебе, — стояла я на своем.