Сладкий грех. Искупление (СИ) - Мур Лина
Дверь за моей спиной открывается, и я устало вздыхаю.
— Не хочу на улицу. Не хочу есть. Не хочу. Спасибо, но оставьте меня одну. Таков ведь план? — равнодушно говорю я.
Дверь закрывается, но я чувствую присутствие человека у меня за спиной. По моему позвоночнику пролетают мурашки, и я резко оборачиваюсь. Ледяной взгляд серых глаз встречается с моими. Как только это происходит, то в белесо-сером тумане появляется другой цвет. Он наполняет радужку, пока зрачки расширяются.
Слэйн.
Конечно, кто же ещё может вызвать такую сильную ответную реакцию моего тела, как не он? Кажется, что он не меняется со временем. У него не появляются морщины или другой взгляд. Слэйн всегда одинаковый и на самом деле выглядит, как идеальный манекен в элитном магазине мужских костюмов.
Он касается моей щеки кончиками своих пальцев. Я задерживаю дыхание, наблюдая за ним. Моё сердце болит, потому что тянется к нему. Оно простило. Это так жестоко. Разум не простил, а сердце простило. Разве это не чудовищно? Как такое может быть?
— Выглядишь уставшей, Энрика. Тебе нужно больше выходить на улицу, — говорит Слэйн.
Хмыкаю и качаю головой.
— Думаю, что мне лучше, вообще, уйти отсюда. Ты поставил чёртов электрический забор, — тихо возмущаюсь я.
— Да, я же говорил, но тебе нужно было проверить. Хорошо, что разряд я выставил небольшой. Для животных он выше. Но тебе нужен свежий воздух.
— Отпусти меня, — шёпотом прошу его. — Отпусти меня, пожалуйста. Я схожу с ума.
— Я тоже, — Слэйн смотрит на меня с болью и горечью, но я боюсь верить. Боюсь. Мне так больно. — Но я не могу тебя отпустить. Я говорил о последствиях. И не хочу этого делать.
— Ты начнёшь охотиться на меня, как чёртово животное? Что за чушь? Ты человек, а всё остальное было твоим сценарием. Ты говорил так, как написал себе. Ты врал мне. Признай, что тебе просто нравится издеваться надо мной. Ты ждёшь, когда я покончу с жизнью и тогда самоликвидируюсь. Но ты не добьёшься этого, понял? Я сбегу отсюда. Клянусь. Сбегу. Я не позволю тебе снова играть со мной. Я тебе не верю. Больше не верю и не буду верить ни одному твоему слову. Ты лживый козёл, — злобно шиплю я.
Из глаз Слэйна исчезает голубой цвет, и они становятся безжизненными. Он отходит от меня и глубоко вздыхает. Что за чёрт? Почему он не защищается?
— Да, я лживый козёл. Ты можешь оскорблять меня сколько угодно и какими угодно словами, я знаю уже каждое, Энрика. Я не ищу жалости. Раньше искал. Восемь лет искал хотя бы жалости, но потом она стала мне противна. Я не жертва и не опущусь до того уровня, когда человек перекладывает ответственность за свои поступки на обстоятельства, на других людей, на прошлое. Я ублюдок. Мудак. Злодей. Я больной урод. Я труп. Ошибка природы. Я ничтожество. Сотня эпитетов моего имени. Да даже имя несёт с собой смерть. Мне не нужна твоя жалость. — Слэйн не смотрит на меня, чтобы я не угадала его эмоции. В принципе, и угадать я уже не могу, потому что он всегда врал мне.
— Тогда что тебе нужно? — Этот вопрос с моей стороны уже заезжен, но я хочу знать ответ. Я не получила его. Нормальный ответ, который я бы поняла, и он заставил бы меня что-то делать.
— Мне нужна помощь, Энрика. Мне нужна твоя помощь, — ему с трудом даются эти слова. Хмурюсь, внимательней разглядывая Слэйна. Он какой-то другой. Затравленный как будто. Но он хороший актёр. Очень хороший.
Вновь замечаю под его манжетами рубашки край белого бинта. А также костяшки его рук стёрты и все пальцы в порезах. Да… я была слишком увлечена своими ощущениями, чтобы заметить разницу от его прикосновения к моей щеке. Раньше у него была очень мягкая и гладкая кожа на пальцах. Сейчас она стала шершавой и сухой.
— Ты снова дерёшься? — холодно спрашиваю его.
— Что? — Слэйн бросает на меня затуманенный взгляд. Опять. Когда он раздавил в руках бокал с водой, то у него был такой взгляд, как будто Слэйн находился где-то в другом месте. Да что же происходит? В какую игру он снова со мной играет?
— Ты опять дерёшься в своих чёртовых клубах? — резче повторяю свой вопрос. — У тебя бинты на руках. На запястьях. Ты потянул связки, значит, дерёшься очень много. Твои руки в царапинах. Скорее всего, от трения о перчатки или что-то ещё. И я должна верить твоим словам? Ведь ты не изменился, Слэйн. Ты даже не хочешь останавливаться, но просишь у меня какую-то помощь, посадив меня на цепь, как чёртову собаку. У тебя совесть есть?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Я в ярости от его наглости. Вместо того чтобы поговорить со мной или хотя бы немного попытаться пойти мне навстречу, он продолжает жить так, как жил дальше. Это и не даёт мне верить ему. Он ничего не делает для того, чтобы остановиться. Ничего. Ему плевать на то, сколько жизней он сломал. Его не заботит, что он сотворил со мной. Слэйн бесчувственная скотина, и Лиам был прав. Все были правы, а я была тупой дурой.
— Нет, совести нет. Я не испытываю сожаления, Энрика. Но ты для меня другая. Они отдельный мир, а ты мой мир, — говорит он.
Фыркаю от злости и закатываю глаза.
— Конечно. В эти сказки я больше не поверю. Уходи. Больше я не попадусь в эту ловушку, Слэйн. Уходи, — рыкаю на него, указывая рукой на дверь.
Он смотрит на дверь, а потом на меня. Дёргает головой и глубоко вздыхает.
— Энрика…
— Не смей. — На несколько секунд прикрываю глаза от его мягкого тона. Не поддамся. Не поддамся. Он разорвал моё сердце, а я любила его. Любила!
— Пожалуйста. Помоги мне. Спаси меня, Энрика. Я больше не могу. У меня не хватает сил. Я теряю связь с тобой. И теряю причины. Они такие слабые. Их уже нет. Я не вижу их. Не отталкивай меня. Спаси меня, Энрика. — Слэйн протягивает ко мне руку. На мою грудь словно наступили. Мои лёгкие не справляются с таким быстрым дыханием, а рёбра болят от резкого и частого биения сердца. Оно вновь разлетается в клочья.
Я больше не буду влюблённой дурой. Не дам ему шанс. Нет.
— А ты достоин спасения, Слэйн? — с обидой выплёвываю я. — Ты заслужил прощение? Заслужил спасение? Заслужил хотя бы что-то человеческое по отношению к себе? Нет. Ты ни черта не заслужил. Ты подонок. Ты поступаешь с людьми, как ублюдок, и даже за людей никого не считаешь. Ты был тем, кто заставил Дэйзи работать на тебя. Эти козлы изнасиловали её и избили, а ты наблюдал, да? Можешь не отвечать. Я знаю, что это так. Ты смотрел. Ты любишь смотреть, как причиняют боль женщинам. Так ты мстишь им за то, что Сальма не любила тебя. Не смогла полюбить отродье от насильника. Мстишь всем, чтобы доказать, что стоишь уважения. Нет. Ты ничего не стоишь. Ты ничтожество. Ты падаль, и я не собираюсь больше марать о тебя руки. Нет. Сдыхай в одиночестве, мне плевать. Ты для меня никто. Я не люблю тебя и никогда не любила по-настоящему. Мне хотелось спасать тебя, потому что мне нравится спасать людей. Я тоже за их счёт повышаю свою самооценку. Но ты не стоишь этого. Ты ничего не стоишь. Надеюсь, что и твоё сердце вырежут, чтобы остановить гены твоего отца. Остановить жестокость, которой ты пропитан. Ты не заслуживаешь ни любви, ни заботы, ни ласки, ни спасения. Тебе нравится жестокость, так наслаждайся ей в одиночестве.
Замолкаю, коря себя за то, что сказала столько гадостей ему в лицо. Но я имела право. Имела. Я больше не буду дурой и не поддамся его тонкому соблазну, чтобы оказаться снова в его руках. Нет. Ведь мне так больно.
Глаза Слэйна превращаются в ледяные и острые кристаллы. Из его горла вырывается рычание. Я ловлю себя на мысли, что уже слышала его, но мысль не развивается дальше, потому что Слэйн прыгает в мою сторону. Я кричу от ужаса и срываюсь на бег. Несусь к дивану и оббегаю его. А он, как чёртово животное перепрыгивает через диван! Перепрыгивает через него! Ору во всё горло, отскакивая назад, но Слэйн разворачивается очень быстро, и его рука хватает меня за горло. Он так сильно сжимает его и поднимает меня вверх. Хрипло кричу, пытаясь ударить его. Лёгкие горят от боли. Мои ноги дёргаются в воздухе.
За спиной раздаётся грохот. Не меньше дюжины мужчин врываются в комнату. Я не понимаю, что происходит. Они все нападают на Слэйна. Он отбивает одного и второго, не сводя с меня глаз. Я задыхаюсь. Обмякаю и медленно умираю. Моё горло горит огнём. Глаза готовы взорваться, к чёрту. Боже мой, я никогда не думала, что умирать так печально. Не больно даже, а печально и грустно. И дело не в том, что я оставила нерешённые дела, а в том, что не вижу ничего человеческого в глазах хищника, убивающего меня.