Здравствуй, папочка Мороз! - Амелия Борн
Как ни странно, Лина оказалась права. Вот только я совсем не вспомнила о презервативах в тот вечер.
В комнате, куда меня завели, было темно, хоть глаз выколи. Я неловко споткнулась обо что-то на входе, и тут же обнаружила, что это что-то весьма живое. Еще шаг – и я внезапно оказалась прижата к крепкой мужской груди. На меня вдруг повеяло смутно знакомым ароматом и низкий мужской голос промурлыкал на ухо:
– Осторожнее надо.
– Я не… не думала, что тут так темно и что кто-то есть.
– А с кем же ты шла на свидание? – уточнил незнакомец насмешливо. – С дверью?
– Честно говоря, я вообще не хотела приходить, – вывалила я на него в ответ правду-матку. – Подруга заставила.
– Я тоже не хотел, – проговорил он серьезно. – Но раз уж мы оба тут… может, присядем, пообщаемся? Я уже нащупал стол и стулья. И не только их, – издал он дико сексуальный смешок.
– Ладно, – согласилась я, позволив мужчине взять меня за руку и провести к стулу.
Я слушала, как он устраивается напротив, и никак не могла избавиться от чувства, что он мне кого-то напоминает. Кого-то весьма конкретного.
– Ну… и как тебя зовут?
– А это важно?
– Вообще-то нет.
Я не могла видеть, но буквально почувствовала, как он передернул плечами.
– Итак… и для чего же тогда ты здесь, незнакомка?
Сердце стучало так громко, что едва ли не оглушало. Наверно, я схожу с ума. Наверно, эта неразделенная, нелепая страсть к Мельникову попросту неизлечима. Иначе почему мне сейчас так отчаянно хочется представлять, что это именно он сидит напротив меня в темной комнате?
– Я уже говорила – меня притащила подруга, – ответила и вздрогнула, когда его негромкий смех прошелся по мне, словно физическое прикосновение.
– Ну окей, а для чего она тебя притащила сюда?
– Чтобы отвлечь, – призналась со вздохом.
– Понятно. Ну что ж, тебе повезло – я знаю отличный способ отвлечься от любых проблем. Работает стопроцентно!
Я почувствовала его приближение. Первый порыв – встать и убежать – потонул в глупом, нерациональном желании остаться. Обмануться. Еще один раз. Всего лишь один, последний, раз…
Мужские руки подняли меня со стула и, подхватив за бедра, усадили на стол. Прохладные губы с привкусом мяты накрыли мои, послав по всему телу дрожь возбуждения. Душу прожигал стыд, но отрицать того, что хочу всего того, что происходит, я не могла. Слишком сильным искушением было представлять, что все это проделывает со мной Мельников. Мельников, который никогда не посмотрел бы на меня в реальности, как на женщину. Но сейчас, в абсолютной темноте, я могла отдаться своим фантазиям. Тому единственному, что было мне доступно.
Его руки шарили по телу жадно, низкий голос, отдаленно похожий на голос босса, что-то шептал… и этого оказалось достаточно, чтобы совершить самую большую глупость в моей жизни.
А через девять месяцев получить самое большое счастье.
Настоящее время
Это был он!
Вспоминая сейчас все это, сравнивая с тем, каким предстал сегодня передо мной Мельников, я со всей неотвратимостью понимала – там, в темной комнате, был со мной несомненно он.
В это было не только трудно поверить, но даже представить – почти невозможно. Если бы не явно недостаточные знания о боссе, не дефицит общения с ним, я, возможно, поняла бы все еще тогда. Но одного эпизода в лифте, где он смотрел на меня, как на грязь, явно не хватало для того, чтобы даже просто подумать, что была в тот вечер именно с ним. Какая ирония!
Но это, впрочем, ничего не меняло. Я сама ничего не желала менять.
Потому что стоило быть с собой откровенной – если бы не его невеста, я могла бы поступить по-другому. Но зная о ней… к чему было так усложнять сразу несколько жизней?..
А главное – как я сама смогла бы жить, зная, что родила ему сына, но что он никогда не будет моим?..
Нет, лучше было забыть обо всем этом. Один бог ведал, чем все это может обернуться, если я ему признаюсь.
Это было лучшее из возможных решений. Если бы не одно «но» – мой сын, который больше всего на свете мечтал о папе.
– Что случилось? – ужаснулась я, когда двумя днями позже приехала забирать Митю из садика и обнаружила его с огромным синяком под глазом.
– Ничего, – мрачно пробубнил сын себе под нос, но тут в разговор вмешалась воспитательница:
– Подрался он, Снежана Валерьевна! На бедном Прокофьеве живого места нет!
Я присела перед сыном на колени и требовательно сжала хрупкие плечики:
– Почему ты подрался с Олегом?
– Потому что он меня дразнил! Узнал, что я просил у деда Мороза папу и смеялся надо мной! Говорил, что меня тебе наверно дед Мороз и принес, он мне и папа!
Я невольно пошатнулась. Митя и представить не мог, насколько все это было близко к правде!
Поднявшись на ноги, я твердо заявила:
– Я побеседую с этим мальчиком. Он не должен такое говорить.
– Не надо! – резко вскинул голову Митя и от горечи, зазвучавшей в его голосе, разрывалось сердце.
– Это ведь правда. Я даже не знаю, кто мой папа!
Всхлипнув, сын побежал в сторону раздевалки, а я так и осталась потрясенно стоять на месте.
Решение, принятое мной два дня назад, было самым простым. Но было ли оно правильным?
Этот момент решил все. Вернувшись домой, я дрожащими пальцами набрала номер своего бывшего офиса и, когда мне наконец удалось пробиться к Мельникову, сказала:
– Надо поговорить. Тебя устроит завтра в пять, в «Шопене»?
– Мда уж, Мельников! Ну и истоооория! – протянула Сашка, подхватив со стола бокал с полусухим.
Плюхнулась на диван возле Мирона, на лице которого было такое выражение, как будто его только что ударили пыльным мешком, при этом
