Елена Усачева - Влечение
Улетел? Испарился? Ушел под землю?
– Ну, чего? Допрыгалась?
Меня толкнули в плечо, и прямо перед собой я увидела разъяренное лицо Синицына.
Я вжала голову в плечи, не в силах отвести взгляда от своего противника. Ему уже было все равно, кого бить.
Меня дернули в другую сторону, я запнулась о выпавшую из рук сумку и повалилась в руки третьему громиле.
– Мама! – Визг сам собой вырвался из груди. Мне оставалось только отпихиваться. Ни бежать, ни звать на помощь я уже не могла. – Не трогайте меня!
Передо мной вдруг образовалось свободное пространство, я нырнула в него и тут же услышала щелчок выскакивающего из ножа лезвия. Я попыталась уйти от удара, но противник был быстрее. Хрустнула разрезаемая быстрым движением ткань. Левая рука полыхнула огнем.
Ноги подогнулись.
Ко мне придвинулось что-то страшное. Я забилась, выставляя вперед руку. И вдруг все кончилось.
– Halt![7] – рявкнули у меня над головой.
Я резко выпрямилась, стараясь попасть нападавшему макушкой в лицо. Я ожидала боли, думала, меня тут же схватят и произойдет что-то совершенно невозможное.
Но ничего не случилось. Встретившись с пустотой, я кузнечиком скакнула вперед. А потом уперлась взглядом в удивленные большие черные глаза.
Макс коротко кивнул мне, одной рукой сгреб падавшего на меня парня, оторвал его от земли и забросил в темноту детской площадки. Затрещал порушенный инвентарь.
– Все в порядке? – спросил пианист так, словно мы гуляли по парку.
Я смогла только кивнуть, не в силах отвести глаз от его бледного лица.
Оставшиеся двое опомнились и ринулись в бой. Вероятно, они были хорошими спортсменами (наверняка из тех, кто с Синицыным в одной секции занимается), но первого Макс задержал одной вытянутой рукой, а на второго обрушил несколько стремительных ударов другой. Через секунду оба парня оказались лежащими на земле. Петька исчез.
– Идем! – Макс подхватил меня под локоть. – Schneller![8]
В первое мгновение я испугалась, почувствовав, как к моей руке прикоснулось что-то жесткое и холодное. Но потом поняла – это перчатка. Точно! Он ведь ходит в перчатках!
– Ну же…
Сильная рука дернула меня вверх, и мы побежали. Я с трудом поспевала за пианистом, в темноте совершенно ничего не видя. Я вдруг потеряла всякую способность понимать, где нахожусь; я на каждом шагу спотыкалась, норовя сбить с ног ведущего меня Макса.
И тут вспомнила.
– Сумка! – выкрикнула я, вырываясь из его рук. – Я ее там бросила!
– Какая сумка? – взвыл Макс, и я впервые увидела его красивое лицо злым. – Что ты там делала? Кто тебя звал? Откуда ты вообще взялась?
Он орал на меня так, как никто и никогда.
– Я хотела остановить их… – После быстрого бега говорить было тяжело, а тут еще от обиды комок в горле застрял. Я поняла, что сейчас расплачусь. – А что мне было делать? – взорвалась я. – Он собирался тебя убить! Ты разговаривал с Малининой, и Синица решил, что ты ему соперник.
Ответом мне был хохот. Оглушительный. Уничтожающий.
Я попятилась, сжала кулаки, готовая защититься, чтобы больше никто никогда так при мне не смеялся…
Левая рука подниматься отказалась. Она налилась мгновенной тяжестью, и я вскрикнула, хватаясь за плечо. От прикосновения проснулась боль. Рукав был мокрым. Его испачкали чем-то липким, пахуче-сладким… Перед глазами промелькнула детская площадка. Темные фигуры спортсменов. Щелчок выстреливающего в тишине лезвия. Вспыхнувший огонь в руке. Один из придурков поранил меня, и только в пылу сражения я могла об этом забыть!
– Надо было тебя там оставить, – зло прошептал Макс, вытряхивая меня из куртки и перехватывая мою руку выше локтя носовым платком, одним молниеносным движением скрученным в жгут.
Я подняла на него глаза, собираясь сказать, как я ему благодарна, что моя рана – просто ерунда, царапина, что я получала удары и пострашнее.
Но ничего сказать не успела.
Лицо Макса стало страшным. Глаза сузились, поджатые губы превратились в тонкую линию, четче обозначились скулы, на лбу вспухла синяя жилка.
– Уходи, – сквозь зубы процедил он. – Быстро!
Я успела заметить, что руки его испачканы моей кровью, и уже знакомый звериный ужас толкнул меня в грудь, заставив попятиться.
– Уходи! – простонал Максим, сгибаясь пополам.
– Тебе плохо? – прошептала я, борясь с невероятным желанием все бросить и сбежать.
– Прошу! – выдавил из себя Максим, опускаясь на корточки. Его било крупной дрожью. На секунду показалось, что он – уже не он, а кто-то другой.
Мне стало по-настоящему страшно. Я попятилась, чуть не споткнулась на ровном месте и бросилась бежать. Около двери обернулась. Макса не было. Неожиданно ставший ярким фонарь освещал пустую площадку с машинами, безлюдную тропинку.
Вновь стало тревожно. Я подняла голову вверх, как будто оттуда на меня сейчас должно что-то упасть.
А может, ничего этого не было?
Ответ болью забился в руке, и я потянула на себя дверь. Не успела войти в освещенный желтым светом холл, как дверь за мной с грохотом закрылась. Паника толкнула меня в спину, и я бросилась к лифтам.
Вот только пугать меня не надо! Не надо! Я сама себя так напугаю, что никому и в самом страшном кошмаре не приснится!
Меня колотило от пережитого страха. Ничего себе денек: сначала Маринка с букетом, потом драка… Руку мне порезали… Ой, мамочки!
Чтобы меня никто не остановил и не стал задавать вопросы, я прямо в ботинках и куртке прошмыгнула в ванную. Несколько минут бестолково металась, не зная, за что взяться сначала – то ли руку смотреть, то ли перепачканное лицо отмывать, то ли пытаться снять куртку.
Наследила! Как же я наследила!
Сняла кроссовки, снова заметалась. Куда их деть? Не придумала ничего лучшего, как бросить в ванну. И здесь меня снова накрыла паника. Ужас какой! Они ведь могли его убить! Я еще полезла как последняя дура! А Синицын-то каков! Мы же в одном классе учимся! Он думает, я молчать буду?
Стянула куртку. Да… С курткой придется распрощаться… Разрез большой, кровью весь рукав запачкан…
Но как он дрался! Одним движением! Спортсмены даже понять ничего не успели.
Его платок…
Я задрала рукав водолазки. На рану взглянула мельком – ничего страшного, царапина, быстро заживет.
Черная шелковая ткань приятно холодила ладонь. Странный цвет для платка. Да и весь он какой-то странный. По краям обработан изящной вышивкой. В углу монограмма «М.М.». От каждой буквы идут причудливые завитушки.
У парня – такой платок?
Почему-то я решила, что в воде он должен раствориться, но ничего не произошло. Черная ткань заблестела под струей, слиплась. По раковине побежали грязно-бурые разводы. Я провела платком по руке. Мне показалось, или я и правда почувствовала легкое покалывание? Ну вот, начинаю бредить…
