Escape навынос (СИ) - Колмогорова Анастасия Владимировна
— Ты чего?
Я встрепенулась и посмотрела на Данилу. Он уже снял пальто, оставшись в толстовке, а я чутка подвисла с едой в руках и смотрела на куклу в углу.
— Антон не врал? Отец правда убил маму?
Он нахмурился и ответил не сразу.
— Правда.
— Он тебе сказал?
— Нет. Я видел запись с камер и ДНК-тесты.
В груди что-то задрожало. Что-то сильное и слабое, готовое вот-вот разлететься на осколки.
— Оно у тебя есть? Видео.
Он провёл пальцем по нижней губе, натянув её на зубы. Такой мужской, но красноречивый жест…
— Мне нужно это увидеть. Я хочу знать как выглядела мама. Как выглядел мой брат.
— Милана…
— Пожалуйста, Данил. Если, — я заметалась в мыслях, соображая что сказать, но посмотреть на него не решалась. — Если ты хочешь, чтобы я тебе поверила, покажи.
Да, это было низко, манипулировать им, но мне действительно это было важно.
— Дай мне полчаса. Я достану для тебя это видео.
То есть его у него не было. Я кивнула, но протянула ему пакеты и стакан.
— Сначала поешь. На кухне же есть микроволновка?
Он усмехнулся и забрал всё, а затем ушёл направо. Я разделась, переобулась и последовала за ним. Кухня. Белый гарнитур, огромный стол посреди комнаты, огромный холодильник, три светильника на потолке, и снова игрушки на деревянном паркете. Климов уже сидел за столом со своим грёбанным ноутбуком, а за его спиной жужжала печь. В доме на удивление было тепло. Наверное, хозяева или ещё кто уже приезжали сюда и включили отопление.
Я с любопытством смотрела за арку где видела часть гостинной. Там был камин. У отца тоже были подобные дома, но ни в одном не было камина.
— Если хочешь посмотреть дом, иди. Тут безопасно.
Ну да. Только слепой не увидит, что мне не сидится на месте. Щёлкнула микроволновка, и Данил встал, чтобы достать шаверму и кофе. Я закусила губу и, воспользовавшись моментом, обняла его со спины и прижалась щекой.
— Спасибо, что защищаешь меня. Без тебя я бы погибла.
Да, как в мыльных сериалах, но я хотела это ему сказать. Я нуждалась в этом. Он сжал мою ладонь у себя на груди.
— Я всегда буду рядом, кнопка.
Кнопка. Теперь это не так уж и больно. Я сжала его крепче и выскользнула, отправилась осматриваться. Блин, шикарный дом. Напротив камина стояли диван и два кресла из тканевой обивки, а между ними журнальный столик из дерева. На полу толстый ковёр с верхушками по краям, а на стене у входа висели настоящие оленьи рога… с детским полосатым носком на одной из ветви. Под рогами стоял комод со стеклянной витриной. Под ней я увидела какие-то медали. За труд, за доблесть, за отвагу. Все старые, наверное, военных времен, но отполированы до блеска и на бархатных белых подушках. Огромное окно занавешено белой тюлью и бежевыми плотными шторами. В правом от него углу стоял какой-то автомат с игрой, потом огромные цветы в больших горшках, а после лимонное дерево.
Я подошла к камину и провела пальцами по фотографиям, что были сделаны здесь. На них был Антон, Нина и две близняшки. Такие одинаковые и такие разные. Одна всегда сидела скромно рядом и мило улыбалась, словно ангелочек, а вот вторая истинный чертёнок. Она везде строила рожицы. И они были счастливы. С мамой и папой. Несмотря на то, что папа торгует оружием. Несмотря на то, что мама владела стрип-клубом. У них большая и счастливая семья. А у меня её не было.
Тоска и горечь охватили сердце. Я взяла одну фотографию, что была сделана летом. Они были на пикнике. Антон обнимал обеих девочек и щекотал их наверное, а малышки чуть ли не писались от счастья. Почему? Почему у меня такой жизни не было? Почему я проводила летние дни за книгами и с репетиторами? Почему вместо «люблю тебя, доча», я слышала «знай своё место, дура»? Антон ведь справляется. Он делает свою семью счастливой. Почему мой отец, так не смог?
Я вздрогнула, когда почувствовала руки Данила на своих плечах. Он сжал их крепко и уткнулся носом в мою макушку. Я зажмурилась, чувствуя слёзы на щеках. Сердце будто выковыривали из груди без анестезии. Он ведь мой отец! Почему он избивал меня и отдал Захарову, как товар? Почему унижал меня? За что? Слёзы текли одна за одной и не собирались останавливаться, а после и вовсе перешли в сдавленное рыдание.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Ты тоже меня предал! — выплюнула я, не в силах больше молчать, а Данил лишь развернул меня к себе и обнял, начал убаюкивать в своих руках. — За что? Что я сделала не так? Я же… я же старалась. Я пыталась! Я просто любила тебя, а ты… ненавижу тебя! Ненавижу!
Я колотила его по спине, пока не сдалась, а потом просто давилась слезами и соплями. Даже не заметила, как оба оказались на полу, а Климов умудрился развести огонь. Треск поленьев успокаивал. Данил накручивал мои волосы на палец и гладил по руке, обхватив за плечи. Так спокойно рядом с ним.
— Если я сейчас с тобой поговорю, ты меня выслушаешь?
Я пожала плечами. У меня-то говорить сил не было.
— Спорить у меня сил точно нет.
— Тогда тебе лучше поспать.
Я покачала головой.
— Видео. Я должна его увидеть.
Данил тихо выругался, но больше спорить и сам не стал.
— Ладно. Жди тут.
А куда мне деваться?
6
Данил
Вот же… дерьмо! Только это слово и крутилось в голове. Я пересмотрел видео занова и убедился, что нельзя показывать его Милане, но девочка упёрлась и ни в какую не сдаётся. Даже давить попыталась. А я согласился. Потому что нужно было, чтобы верила мне. Необходимо.
Принёс ноут и поставил перед ней, а сам сел позади и обнял. Пусть сама нажмёт на кнопку. Сама решит нужно ли ей это. Руку вытянула, но замерла над клавиатурой. Я молился, чтобы она этого не делала. Однако палец опустился вниз. Ролик сразу же начал движение, показывая какую-то парковку и женщину освещённую светом от фар. Она прижимала к груди закутанного в плед младенца и катила перед собой одноместную коляску. Вперед вышла тёмная мужская фигура. Были видны только вытянутая вперёд рука с пистолетом и голова. Выстрел. Женщина даже не успевает толком прикрыть собой младенца и падает на асфальт. Малыш выпадает из её рук, шевелится, и тёмная фигура стреляет в него, а затем забирает из коляски второго и уходит. Быстро. И грамотно. Никаких следов. Кроме этого.
Милана прижимает руку ко рту, а я тут же обнимаю её крепче. Да, кадры сняты на старые пиксельные камеры и звука нет, но цветные. Видны те же пшеничные волосы и из-за дальности женщины на видео, я бы подумал что там стоит Милана.
Девушка долго сидит, просто пальцы к губам прижав и в огонь смотрит, а я с ума схожу не зная, что в голове у неё сейчас творится. Сходил на кухню, взял сперва вина, оглянулся, подумал, взял виски и прихватил пару бокалов. Вернулся к ней и в руку сунул уже наполненный стакан. Девушка отстранённо посмотрела на него, но приняла. Попыталась что-то сказать, не вышло, ротик захлопнула, затем челюсти сжала, а взгляд ненавистью лютой налился.
— Когда? Когда вы его убьете?
Голос и руки дрожат, в стакан вцепилась.
— Выпей.
Понимаю, что сейчас ей это надо, иначе делов натворит сейчас, мне ещё ночью уехать нужно, а она головой машет.
— Ответь. Пожалуйста!
Говорит гортанно, будто слова из себя выдавливает. Лбом к её лбу прижался.
— Кнопка. Выпей.
Качает головой, потом кивает и залпом стакан опрокидывает. Дышит глубоко, но, кажется, помогает ей. Дрожать перестает и на меня смотрит.
— Когда, Данил? — спрашивает, уже полностью себя в руки взяв.
— Сегодня. Ночью.
Глаза прикрывает и кивает коротко.
— Обещаю. Он будет страдать. И долго.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Понимаю, что не такие обещания должен ей давать, но в то же время знаю, что необходимо. Именно это она хочет услышать. Именно его смерть сейчас представляет. Невольно задаюсь вопросом, а правильно ли я поступаю, что втягиваю её в это? Правильно ли поступаю, что она знает что мы собираемся сделать? Один раз я уже взял на себя ответственность и решил за двоих. Вот к чему это привело. Мы сидим в доме её жениха, который по совместительству мой лучший друг. Она мечтает о смерти своего отца, а я гадаю — не втянет ли её в эту трясину с головой? Не выскочит ли она потом с ножом на улицу? И что самое главное, я настолько на ней помешан, что готов пойти на убийство. Даже нет. Я уже убивал из-за неё. Убивал всего лишь за то, что кто-то осмелился с ней просто заговорить.