Кэролайн Барт - Костер на снегу
Когда мы вернулись в Париж, все родственники почему-то уже считали нас помолвленными. Меня это забавляло, я понемногу встречался с ней, а потом и сам не заметил, как уже был назначен день свадьбы. Ну я и решил, что вроде пора, ведь мне почти уже тридцать лет. Мои коллеги в клинике поздравляли меня, говорили, что она редкая красавица и благородных кровей… Слышать это было приятно и необычно…
Мы стали жить в моей квартире в Латинском квартале, на бульваре Сен-Мишель. Софи стала меняться. А может быть, я просто лучше узнавал ее. Она интересовалась лишь светской жизнью. Софи — косметолог, работает в клинике своей матери, и ее клиентки — очень богатые женщины, из знатных родов. Они общались только друг с другом. Ездили на воды в Виши, на море в Довиль и Сен-Тропе. Мне вся эта надутая аристократия скоро осточертела.
Но я продолжал нести свой крест: ходил с ней на всякие рауты, благотворительные вечера. Неприлично, чтобы дама приходила одна… Я пытался увлечь ее своими радостями. Она немного научилась кататься на горных лыжах, но только потому, что это стало модным в «их» кругах.
— Ты чересчур строг к ней, — перебила его Элен. — Она вполне прилично катается для начинающей.
— Такой начинающей она является уже во-семь лет! — возразил ей Жозеф. — Она не хочет ничему учиться. А с тех пор, как умерла ее мать и Софи стала владелицей клиники красоты, она совсем сбрендила. Подружилась со старухами-графинями, которые, кажется, помнят еще Казанову. Сама постепенно начала превращаться в экспонат паноптикума, стала манерной.
Зимой стала ездить со своими графинями в Межев. Может быть, ты слышала, это такой курорт для богатых стариков, к северу отсюда, в Высокой Савойе. Но горы там ниже, чем здесь, и трассы проще. На лыжах эти люди не катаются, они живут в шикарных отелях, загорают только на теплом предвечернем солнце, сидя укрытыми пледами на балконах…
— Но ведь сюда вы приехали вместе, — заметила девушка.
Он вздохнул.
— Мы решили совершить эту поездку напоследок… перед разводом. Кому нужна такая супружеская жизнь?.. Только претензии и больше ничего…
— Совсем ничего? — спросила Элен с намеком. Он понимающе усмехнулся:
— Уже давно ничего…
— Зачем же вы приехали вместе?
— Это она настояла. Давай, говорит, в последний раз проверим свои чувства. Может быть, что-нибудь получится. Хотя она прекрасно понимает, что уже ничего не склеить.
— Так делают все женщины. Они более привязаны к семье, им труднее расставаться, чем мужчинам, — понимающе заметила Элен. — А к тому же, с «ем она теперь будет ходить на рауты?
— О-о-о! Есть у нее один овдовевший виконт де Савиньяк, — воскликнул Жозеф. — Он называет ее своей Прекрасной Дамой, беспрестанно целует ручки и дарит фамильные безделушки. То сердоликовую печать, то веер из слоновой кости…
— Она тебе показывает эти подарки и все рассказывает? — робко поинтересовалась Элен.
— Да, постоянно, все рассказывает и говорит, что когда мы расстанемся, она недолго останется в одиночестве.
— А что ты? — тихо спросила Элен.
Я? Я с головой в работе… Неохота было заниматься разводом, терять время, силы. Это все я отдаю моим больным. Но теперь… — Он остановился, взял Элен за плечи, и, отстранив ее, с любовью посмотрел ей в глаза. — Я готов на все. Я нашел то, что никогда не искал, но в чем всегда нуждался. Тебя…
Он прижал ее к себе и стал целовать. По щекам Элен медленно текли слезы. Он слизывал их и приговаривал:
— Как я тебя понимаю, это так страшно… Пришел чужой человек и решил забрать девочку к себе, навсегда, на всю жизнь… Ужас какой…
Элен рассмеялась, всхлипнула и сказала:
— Ты же понимаешь, что я плачу от счастья…
Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, но она, схватив его за отвороты куртки, сама стала осыпать поцелуями его глаза, губы, чуть шершавые щеки. И опять уткнулась в сильную, родную шею.
— Пойдем к тебе, — глухо сказал он.
Они только теперь заметили, что все в снегу. Смеясь, начали отряхивать друг друга, прерывая эти занятия поцелуями.
Они тихо поднялись на третий этаж и вошли в номер Элен. Свет включать не стали. Им хотелось только одного: скорее избавиться от одежды, которая мешала ощутить друг друга полностью. На пол полетели куртки, ботинки, брюки, свитера, белье… И наконец их горячие обнаженные тела приникли друг к другу. Сила и нежность, твердость и гибкость, биение сердец в унисон и общий стон — хриплый и мелодичный…
Жозеф не спешил. Он хотел прочувствовать каждый миг их первой ночи, оттянуть самое главное мгновение. С трудом оторвавшись от губ любимой, он уложил ее на кровать и, удерживая жар страсти, стал нежно целовать всю, от бровей до пальчиков на ногах…
— Боже мой, боже мой, что же это происходит… — страстно бормотала Элен, вздрагивая под его горячими поцелуями. — Какой же ты сильный, как я люблю тебя…
Жозеф наслаждался ее словами. Сам он был не в состоянии ответить ей. Он еле сдерживал своего зверя, готового сорваться с привязи…
Но вдруг в коридоре хлопнула дверь. Нет, это не была дверь номера Жозефа и Софи. Их апартаменты находились в другом конце коридора. Но этот стук стал таким диссонансом состоянию влюбленных, что грубо вернул их к реальности…
Элен вздрогнула и отстранила любимого.
— Прости… Я не могу. Я знаю, что это не ваша дверь, но вдруг Софи проснулась и ждет тебя… Прости, я не могу…
Он отстранился, уткнувшись в подушку. Элен стала целовать его плечи, умоляя понять ее и не обижаться. Наконец он повернулся к ней и тихо сказал:
— Ты права, я все понимаю. Это была лишь прелюдия, увертюра к грандиозной симфонии… — Он улыбнулся и нежно поцеловал ее.
Она подхватила его мысль:
— Это была «Ода к радости» из Девятой симфонии Бетховена. А сама симфония, прозвучит ли она когда-нибудь?
Он с готовностью подыграл ей:
— Непременно! И слова «Обнимитесь, миллионы» будет исполнять хор духов гор…
Их наполнила радость полного взаимопонимания. Они сели на кровати, укутавшись в одно одеяло.
— Ой, уже пять утра, — удивилась Элен, взглянув на маленький будильник со световой индикацией. — Иди, моя радость, поспи немного.
Они оделись и нежно простились.
Он тихо повернул ключ в двери, обернулся, нежно чмокнув ее на расстоянии, и выскользнул в темный коридор. А Элен легла в растерзанную постель, намеренно ничего не поправляя, храня следы его присутствия. В душ она тоже не пошла, чтобы подольше чувствовать жар его поцелуев.
4
Элен улыбнулась, даже еще не проснувшись, и сладко потянулась. Половина одиннадцатого, убедилась она и решила еще чуть-чуть понежиться в постели. Шторы не были задвинуты — ночью в этом не было необходимости, и Элен увидела, вернее, не увидела ничего, кроме стены снега. Огромные снежинки медленно падали с неба, как будто сцепившись все вместе. Несмотря на заявленное самой себе желание понежиться, она вскочила с постели и открыла балкон. Такого снегопада Элен не видела никогда. Не было видно не только ближайшего склона, в снежной белизне исчез подъемник, и едва угадывались очертания скамеек у входа в гостиницу.
