Владимир Лорченков - Свингующие пары
Она, – не вставая, – вынула из моего кармана бумажные салфетки, вытащила одну, и вытерла губы.
Молча встала, одернула юбку. Я грубо дернул ее к себе, и запустил руку в трусы. Конечно, там было мокро, и я с силой схватил Лиду за мохнатку несколько раз, отчего она пошла волной и бессильно повисла у меня на руке.
В отличие от Алисы, она не любила ухищрений.
Алиса любила, когда мужчина проявлял старание: словно римская патрицианка от раба, она ждала от вас усилий и выдумки. Лиде было достаточно хотеть вас. И я даже не знал, что именно мне нравится больше. Вынув руку, я небрежно вытер пальцы о лицо Лиды.
Она вцепилась мне в плечи еще раз.
Мы дождались, пока внизу будет тихо, и быстро скользнули туда. Сначала она, потом – когда и ее шаги стихли, – я. На улице я встретил одну из ее подчиненных, – почувствовав себя очень старым, – и она посмотрела на меня, как заботливая мамаша на непутевого сына, Может быть, я интересовал ее и как потенциальный любовник. Но слишком мало они были похожи на женщин, эти странные и необычные девочки. Так что я ушел, не оглядываясь. И позвонил Лиде на следующее же утро.
Как она и просила.
Лида, сказал я.
М-м-м, сказала она.
Ты что, спишь, сказал я.
Да, сказала она.
Когда мы увидимся, сказал я.
Да хоть сейчас, сказала она, но без особого желания.
Просто она знала, что – когда я хочу, – меня не остановить. И никакого смысла врать мне ей не было.
Это как, сказал я.
Он уехал, сказала она.
Можешь приехать ко мне домой, сказала она.
О-ла-ла, сказал я.
Слабо, сказала она.
Кстати, я бы лучше поспала, сказала она сонно.
В пять утра встала, провожать, сказала она.
Я же сова, а не жаворонок, как ты, сказала она.
Она была неправа. Это не я был жаворонок. Это мой член был жаворонок. Каждое утро, едва лишь светало, он поднимался с неумолимостью подсолнуха, тянущегося к солнцу, и, хотя жена частенько списывала это на так называемую «утреннюю эрекцию», дело было вовсе не в физиологии. Он стоял у меня поутру и после посещения туалета. А в чем же было дело?
В страхе.
Только на рассвете, – в самый темный час перед тем, как оттенки серого проявятся в окружающей нас черноте, – мне бывало по-настоящему страшно. И я познавал меру вещей и страх смерти. Единственный способ избежать этого был – ебля. По крайней мере, к такому объяснению пришли мы позже с моим психоаналитиком, но, – позже, много-много позже. Я был одержим страхом небытия, и знал единственный способ победить это небытие. Мой член стучал ему по лбу.
Я давал Смерти в рот, как самой распоследней и распроклятой шлюхе.
Я знал, что пока у меня стоит, я жив. Мой член – доказательство бытия и существования мира. Он был в начале вселенной и будет в момент гибели.
А раз так, то я молился на свою эрекцию.
Она у меня была гигантской, можно сказать, слегка даже гротескной, когда я впервые поехал к Лиде домой, хотя мы оба понимали, что делать этого не стоило бы. Меня с молодости нервировали анекдоты про десятые этажи, любовников, висящих на балконе, и тому подобный безрадостный фольклор. Кстати, они жили в большом доме на земле. Машинально отметив это, я чуть было не позвонил в дверь, а потом вспомнил, что делать этого нельзя, потому что может услышать горничная, которая обычно возится на кухне. Первое напоминание. Ну, что же, я набрал номер мобильного Лиды, – готовый в любой момент сказать, что мы можем встретиться позже – и она, дверь, передо мной распахнулась. Она ждала. Я проскользнул по гигантской прихожей, которую уже изучил во время визитов в дом, – но никогда я еще не был здесь сам, – и попал в маленький коридорчик. Мы зашли в какую-то комнатку на втором этаже, Лида сказала, что горничная – туповатая задастая латиноамериканка, привезенная Диего откуда-то с его родины, название которой я все время забывал, – ушла час назад. Моя любовница закрыла, по моей просьбе, дверь. Я услышал щелчок и расслабился. Лида, не оглядываясь, пошла к кровати, и легла. Я пошел к ней, раздеваясь по пути. Встал над кроватью, погладил лицо Лиды членом. Сказал:
Бедная, бедная моя невыспавшаяся девочка, – сказал я.
Она, безо всякого энтузиазма, стала вылизывать меня, – я увидел, насколько ей в самом деле хотелось спать, – и я пристроился к ней. На все про все ушло минут двадцать-пять – тридцать. По нашим меркам, совсем ничего. По странной причуде и прихоти моих родителей, добрую половину жизни проведших в Венгрии, – где отец работал военным советником и где детей принято обрезать из соображений гигиены, – я также не избежал этой процедуры. Она приводит к огрублению каких-то там рецепторов, в результате вы – говоря языком посетительниц специализированных форумов в интернете – можете трамбовать нутро вашей подруги так долго, как только захотите. Вы платите чувствительностью за возможность трахнуть как следует.
Это был далеко не самый лучший наш секс.
Она все проваливалась в дремоту, хотя и завелась несколько раз, – когда я поддавал особенно сильно, – и оттого, что я облизывал ее груди, всасываясь в них отчаянно, как сбившийся с маршрута турист, который месяц бродил по пустыне без воды, которого нашли, и сунули в рот губку, пропитанную водой.
Если бы груди Лиды были накачаны водой, я бы выпил их.
Мне так нравилось трахатьэто потрясающее тело именно сейчас, когда она слаба и вяла, когда ей хочется спать, и когда она у себя дома. Что самое удивительное, она не заводилась, хотя любила секс.
Сегодня можно в меня, пробормотала она.
Я приналег, заставил ее раскрыть глаза пошире, – большие и лучистые, они были влажны, словно у священной индийской коровы, и я почувствовал себя Аписом, овладевающим своей законной самкой, – и слил все. После чего рывком вынул, и отправился в ванную. Когда я вернулся, она подремывала. Я постоял у окна, глядя на город внизу, – расчерченный районами, и домами с огородами, – и, не одеваясь, уселся на кресло, и тоже, почему-то, уснул. А когда проснулся, Лида уже была в душе. Я услышал, как она поет. Что-то из «Битлз». Ее манера петь по утрам в душе меня поражала, ведь это, – как и ревнивые мужья, что возвращаются из командировки не вовремя, знал я, – анекдот какой-то. И, надо же. Моя любовница как раз – из породы людей, что поют в душе!
Я был в тупике, словно атеист, заполучивший аудиенцию у Бога.
Немного предвосхищая события, могу сказать, что и мужья, которые не вовремя возвращаются домой, тоже существуют.
