Маргарет Пембертон - Богиня
Иногда же она горько жалела, что согласилась работать с Видалом. Теперь все стало по-иному – больше не было близости, возникшей во время съемок «Королевы-воительницы». Сейчас между ними сложились лишь строго официальные отношения. Никаких обсуждений. Никаких расспросов, каково ее мнение по поводу роли. Он требовал только выполнять его указания, и ничего больше. Она так и делала, забывая под светом юпитеров о собственных несчастьях.
Каждый день, в шесть утра, за ней заезжал студийный лимузин. Валентина сразу же шла в гримерную, потом к парикмахеру и костюмерам. Репетиции. Изменения. Все тс же дежурные фразы:
– Стать на метки! Подвинуть юпитеры! Смотреть в камеру! Тишина! Начали! Снято! Повторить! Дубль шесть! Мотор!
Времени на грустные размышления почти не оставалось.
Уже через несколько недель актеры и съемочная бригада привыкли к напряженным недоброжелательным отношениям между режиссером и звездой. Некоторые репортеры светской хроники распускали сплетни, будто Видал Ракоши держит актрису в заточении до окончания съемок, другие утверждали, что после того, как будет снята последняя сцена, Валентина объявит о своем решении уйти в монастырь. Сама актриса лишь безразлично пожимала плечами. Писаки и представить не могли, что она старается остаться в одиночестве, потому что несчастна. Для них такая причина слишком проста. Им подавай что-нибудь более пикантное.
– Надеюсь, все эти слухи о монастыре просто вздор, дорогая, – сказал однажды Саттон, после того как пригласил ее на уик-энд и получил вежливый отказ.
– Конечно, – ответила Валентина, улыбнувшись такой редкой теперь улыбкой.
– Умоляю, поскорее отделайся от всего, что так тебя мучит, – проворчал Саттон. – Нам не хватает тебя.
– И мне вас, – честно призналась она. – На следующей неделе фильм будет закончен, и обещаю, Саттон, мы будем чаще видеться.
Валентина положила трубку, не желая думать о том, что будет, когда она освободится. По крайней мере последние четыре месяца она видела Ракоши каждый день, слышала любимый голос.
Валентина решительно запретила себе понапрасну терзаться. Переживет как-нибудь, ведь пережила же она все остальное.
– Снято, – сухо бросил Видал. Последняя сцена. Фильм наконец-то обрел существование.
Валентина глубоко вздохнула и направилась к своему бунгало. В этот миг на нее упала тень. Видал стоял перед ней, загораживая дорогу.
– Минутку, – властно сказал он, и резкий голос подействовал на нее словно удар тока. – Мне нужно с тобой поговорить.
– Говори, – коротко ответила она.
В глазах Видала промелькнула почти неуловимая ярость и тут же исчезла.
– Не здесь. В моем офисе.
– Сожалею, но… – начала она и осеклась – затянутая в перчатку рука стиснула ее запястье.
– В моем офисе, – с нескрываемой злобой повторил он. Валентина попыталась вырвать руку.
– Отпусти немедленно, или я устрою публичный скандал.
– Попробуй, и каждый электрик и оператор услышит, как я спрашиваю о здоровье своего сына!
Валентина задохнулась. В широко раскрытых глазах застыл ужас.
– Даже ты не осмелился бы на такое!
– Хочешь проверить? – осведомился он с таким взбешенным видом, что она съежилась.
– Все, что о тебе говорят, – правда, – хрипло прошептала она. – Ты настоящий дьявол!
– В таком случае поговорим о дьявольском отродье, – мрачно пробормотал он и потащил ее из павильона на солнечный свет, к деревянной лестнице, ведущей в его офис.
Только захлопнув дверь, он отпустил Валентину.
– Что тебе нужно? – разъяренно процедила она.
– Я хочу знать, где он.
– Зачем? Ты не выказал ни малейшего интереса к нему, если не считать того единственного раза, когда его видел.
– И через несколько дней после этого ты решила выйти замуж за Брук Тейлора! – рявкнул Видал, зловеще сузив глаза. – Подарить ему отчима! И вряд ли когда-нибудь призналась бы Александру, что его отцом был человек, с которым ты не желала иметь ничего общего!
– Я не вышла замуж за Дентона.
– Нет. Без сомнения, потому что появились другие… увлечения. А я ушел на войну. Но теперь хочу видеть сына.
– Нет.
– Да!
Они стояли друг против друга, словно враждующие хищники: глаза сверкают, все мышцы напряжены.
– Я не позволю тебе уничтожить счастье и покой Александра!
– А я не позволю тебе и дальше скрывать от меня сына! Он был исполнен решимости настоять на своем.
Глядя на него, Валентина поняла, что не выиграет поединок. Если он захочет узнать, где Александр, это не составит труда. Видал – человек, который привык добиваться своего. Ярость Валентины сменилась отчаянием.
– Если Александр должен узнать правду, пусть он узнает ее от меня, – выговорила она наконец.
– И ты скажешь ему?
– Да, – кивнула она, зная, что после этого их дружба с сыном уже никогда не будет столь же крепкой, а отношения – доверительными.
Боязнь того, что подумает о ней Александр после того, как узнает, кто его отец, очевидно, отразилась у нее в глазах, и при виде искаженного болью лица Видал резко отвернулся.
– Обещаю, что пока ты этого не сделаешь, я не буду искать с ним встречи.
– Спасибо, – тихо ответила Валентина, и, как только дверь за ней закрылась, Видал рухнул в кресло, прижимая руки к раскалывающимся от боли вискам.
– Я еду отдохнуть в Новый Орлеан недели на две и хотела бы взять с собой Александра, – попросила она директора школы мистера Левиса.
Мистер Левис почувствовал, что краснеет под умоляющим взглядом этих удивительных глаз. За все то время, что Александр Хайретис учился в школе, он так и не привык к тому факту, что мать мальчика и есть та самая легендарная Валентина.
– Конечно, – поспешил согласиться мистер Левис, готовый на все ради нее. – Конечно, это можно устроить.
– Не могла бы я повидать Александра сейчас?
Мистер Левис вызвал секретаря.
– Пожалуйста, передайте Александру Хайретису, что его в моем кабинете ждет мать и хотела бы поговорить с ним.
Он восторженно смотрел на Валентину, пытаясь хотя бы каким-то образом продлить ее визит.
– Ему будет весьма интересно посмотреть Новый Орлеан.
– Вы правы, – коротко бросила Валентина, не спуская глаз с двери, не в силах дождаться, когда увидит сына.
– Без сомнения, это его изменит.
– Простите?!
Валентина испуганно обернулась к директору.
– Я сказал, Новый Орлеан, вне всякого сомнения, его изменит. Этот город обладает таким свойством. Оттуда возвращаются совершенно другими, – ангельски улыбнулся мистер Левис.