Кэтрин Эллиот - Сожаления Рози Медоуз
«А ты попробуй», – хотела было цинично ответить я, но сдержалась. И мне снова пришло в голову, до чего же странные все эти поздравления: будто я приз выиграла или ребенка родила.
– Ты, наверное, просто в восторге.
Вот, опять – как будто я родила мальчика весом девять фунтов две унции!
– Я чувствую облегчение, – серьезно проговорила я. – Думаю, «в восторге» – не самое удачное определение. Все-таки речь идет о смерти моего мужа.
– Разумеется, разумеется, – быстро спохватился он, моментально погасив огоньки в глазах и изобразив более подходящее выражение. – Как бы то ни было, Рози, хоть это и неподобающий случай, должен признать: мне до смерти хочется его отпраздновать! По дороге я проезжал очаровательный маленький паб и подумал: почему бы нам с тобой не заехать и не выпить по маленькой? Ну, обменяться новостями?
– А потом?
– Ладно, ладно, ты меня раскусила. Я хотел и на ужин тебя пригласить, тем более что выглядишь ты просто неотразимо: устоять невозможно. Как тебе такой вариант?
Я подвинула букет так, чтобы он скрыл объект его желания. Было очевидно, что этот кобель помешан на сиськах, я уже давно это подозревала. В ту ночь, когда он зажал меня на диване в холле Джосса, его руки слишком уж быстро отыскали нужное место. А обладательницы большого бюста мигом распознают такие черты.
– На днях ты все же смог передо мной устоять, причем легко, – беспечно заметила я. – Более того, припоминаю, ты даже спрятался под подоконником, чтобы со мной не встречаться.
– Да… А… Я был ужасно занят, – не сразу нашелся он.
Мне не надо было долго подыскивать следующую реплику – я давно отрепетировала ее. В тот самый день, когда он потерял свои контактные линзы.
– Как я тебя понимаю! – сказала я ему. – Ведь я тоже теперь очень занята. А для тебя – отныне и навсегда.
С этими словами я захлопнула дверь прямо перед его изумленным носом. Потом повернулась и наткнулась на мамочку, которая совершенно случайно взялась полировать перила платочком. Как же иначе.
– Куда он ушел? – встревоженно спросила она.
– А я почем знаю. – Я сунула ей букет, невозмутимо просмотрела заголовки в «Телеграф» на столике в прихожей и пошла на кухню.
– Но… что он хотел? – Она засеменила вслед за мной, сжимая в одной руке платочек, а в другой – букет.
– Хотел пригласить меня на ужин.
– И? – завизжала она.
– И затащить меня к себе домой, чтобы там потискать мои груди.
– Рози! – Она уронила платочек.
– Извини, мам, но он такой слизняк. И к тому же Фома неверующий. С первым я бы справилась, но первое и второе вместе… – Я покачала головой… – Увольте.
Я взяла яблоко из фруктовой корзинки, подбросила его в воздух, поймала и зашагала по кухне. Ничего себе, какое приятное чувство. Очень, очень приятное. Я его отшила! Я захлопнула дверь! Я сказала – спасибо, не сегодня! Чувство было совершенно потрясающее. Теперь я понимаю, почему люди часто поступают так со мной.
– Ты – маленькая дура! – завопила мать мне вслед. – Ты никогда в жизни не найдешь никого лучше, он же ветеринар!
– Можно и по-другому посмотреть, мам, – сказала я, открывая заднюю дверь и натягивая резиновые сапоги. – Представь, если бы он был доктором? Представь, если бы я упустила такой шанс. – Я притворилась, будто поеживаюсь в ужасе, и вышла в сад. Мать в отчаянии фыркала за моей спиной. Потом, повинуясь импульсу, я заглянула в дверь черного хода.
– Эй, мам!
– Что? – злобно прошипела она.
– Я тебе никогда не говорила, но много лет назад, знаешь, что я сделала?
– Что?
Я украдкой оглянулась, проверить, не подслушивает ли кто, сложила руки воронкой и прошептала:
– Я отказала хирургу-ортопеду!
Я вышла в сад и побрела прочь от дома, на ходу жуя яблоко. Краем глаза заметила Филли – та загружала машину, готовясь к отъезду. Тут входная дверь распахнулась настежь, и мамочка вылетела на дорожку со злобными неистовыми воплями, демонстративно размахивая руками, бряцая драгоценностями. Несомненно, я довела ее до отчаяния. Филли прекратила загружать вещи и стала слушать; скрестила руки, склонила голову набок, принялась вздыхать, кивать, сочувствовать. Я явно была безнадежна. И что им со мной делать? Отвратительный, проблемный ребенок никак, ну никак не соглашается лечь под первого же мужика, которого они отыскали! Вот и остается качать головой, заламывать руки, пожимать плечами. Я пошла дальше. Я шла и шла по выложенной кирпичом тропинке, вьющейся через рощицу в конце луга; мимо пруда, где я в детстве лежала на животе и часами наблюдала за рыбами; и, наконец, добралась до священного папиного убежища в сарае.
Я подняла щеколду. Ко мне обернулись два виноватых и очень грязных личика. Мой папа и Айво сидели рядом на скамейке.
– Става богу, – вздохнул папа. – Я уж думал, это твоя мать. Мы тут устроили небольшую пересадку, ничего серьезного, но ты же ее знаешь.
Я улыбнулась. Айво был весь в грязи, как и его дед, а перед ними выстроились бесконечные ряды горшков, в которых вода переливалась через край.
– Поливать саженцы – хитрая работа, а Айво может увлечься, – заметил папа. Айво встал на колени на скамье и рискованно закачался, держа в руках большую лейку. Наконец он вылил полгаллона воды в двухдюймовый горшочек.
– Хитвая вабота, – мрачно кивнул он, залив скамейку.
– Айво, будь осторожен! Что ты сделал с дедушкиными семенами!
– Ничего страшного, дорогая, пусть поливает. Я потом все уберу, – сказал папа. – Ему нравится.
Я присела в уголке, глядя, как они трудятся. Счастливые, спокойные, усердные. Лишь изредка тишину нарушал возглас Айво:
– Так, дедушка?
– Да, дорогой.
Спокойствие, запах земли, явно довольные папа с Айво – все это меня утешило. Я любовалась ими. Спустя какое-то время я взяла каталог семян и стала рассеянно листать страницы. Наконец папа заговорил:
– Кто звонил в дверь?
Я отложила журнал и все ему рассказала. В том числе и исход дела. Он усмехнулся.
– Эх, Рози, твоей матери понадобится много месяцев, чтобы от этого оправиться. Много и много месяцев! Она будет вспоминать эту историю каждый раз, когда ты оплошаешь. Помните, как Рози упустила свой последний шанс? Помяни мое слово.
– Я знаю. Я буду долго об этом жалеть, и, самое худшее – скорее всего, она права. Я совершенно не разбираюсь в людях, не могу отличить хорошего человека от плохого.
– Это тут ни при чем, милая. Когда придет время, ты поймешь. Просто ты еще не испытала настоящее чувство. Здесь не разумом взвешиваешь – всем управляют инстинкты.
– Да, – тихо проговорила я, – да, я знаю. – Я сглотнула комок и отодрала с джинсов засохшие мюсли. Потом резко подняла голову и прищурилась. – Пап, а почему ты женился на маме?