Бог Войны - Рина Кент
— Вот тут ты ошибаешься. Я бы никогда не стал ее презирать.
— Даже если она — причина, по которой вы разрушаете свои амбиции, которые лелеяли всю свою жизнь?
— Даже тогда.
— Вы станете разрушительным без какой-либо цели.
— У меня есть цель. Она.
Он испускает долгий вздох, граничащий одновременно с разочарованием и поражением.
— Я знаю вас с тех пор, как вы были ребенком, и никогда не было случая, когда я считал бы вас таким импульсивно иррациональным, как сейчас. Если вы считаете, что лишение ее возможности получать надлежащую помощь в специализированном учреждении считается формой защиты, то вы глубоко ошибаетесь. Вы просто оттягиваете неизбежное, и ни к чему хорошему это не приведет. Ей станет только хуже, чем в предыдущий раз, и закончится все это только катастрофой.
— Думаешь, я этого не знаю? — огрызаюсь я. — Я изучил все возможные варианты развития событий и прекрасно представляю себе, какие могут быть последствия.
— И просто игнорируете их?
— Я не хочу, чтобы ее заперли в учреждении, которое она ненавидит и которому не доверяет. В последний раз, когда мы сделали это, она чуть не покончила с собой.
— Она склонна к попыткам самоубийства даже находясь в любом другом месте.
Мои челюсти сжимаются, и у меня возникает непреодолимое желание ударить Хендерсона по лицу и заставить его замолчать навечно. Но это огорчило бы мою жену, учитывая невыносимую связь, которая у нее с ним сложилась.
Она постоянно говорит Лео это, Лео то, прекрасно излучая энергию экстраверта, который усыновил невежественного интроверта.
Поэтому я отталкиваю его с дороги, не причиняя телесных повреждений — пока. Клянусь, если он и дальше будет нести чушь, я отправлю его на Луну.
Мои шаги медленны, я раскачиваюсь, а потом хватаюсь за стену, чтобы сохранить равновесие. Очевидно, мне нужно больше кофеина.
Сэм и Хендерсон сказали бы, что мне нужен отдых.
Мои уши закладывает от слабого звука виолончели, доносящегося из комнаты наверху, где обычно репетирует Ава. Он высокочастотный и лишен обычной элегантности, которой моя жена славится на музыкальной сцене.
Более того, он напряженный и дрожащий, наполняющий пространство плащом опасности и срочности.
Мои мышцы напрягаются, когда я спешу в том направлении. Если в последнее время мелодии виолончели не вызывали у меня тревоги, то этот звук с ужасом напоминает о не столь отдаленной версии моей жены.
Я хватаюсь за ручку и поворачиваю ее, надеясь, что я слишком много думаю.
Дверь со скрипом распахивается, шум сливается с отчаянными нотами музыки.
Моя жена сидит на стуле, окруженная опасным морем осколков стеклянного журнального столика. На ее босых ступнях и передней поверхности голеней видны багровые следы, как будто она проползла по осколкам, прежде чем встать на них. Она продолжает играть симфонию смерти кровоточащими пальцами, смычок и струны служат инструментами для ее психоза.
Каждая капля крови пачкает некогда чистый ковер и оставляет темно-красные брызги на разбитом экране телефона и светло-розовом платье. Даже ее уложенные в прическу волосы испачканы багровыми полосами.
Кровь окружает нас, являясь ярким и раздражающим напоминанием о хаосе, которому я эгоистично нас подверг.
Я медленно иду к ней, стараясь не напугать ее и одновременно подавляя желание подбежать, схватить, и вывести ее из этой опасной ситуации.
Стекло хрустит под моими ботинками, пока я не останавливаюсь перед ней и не окликаю твердым голосом:
— Ава?
Ее смычок резко останавливается, а пальцы замирают на колках. Она медленно поднимает голову и смотрит на меня пустыми и разъяренными глазами. Они выглядят потерянными, но в то же время в них плещется ярко-красный цвет.
Напряжение трещит в воздухе, пока мы смотрим друг на друга. Я — потому что пытаюсь определить, не наступил ли один из ее приступов.
Она… понятия не имею почему. Она смотрит на меня с гнетущим страхом, который я никогда не думал увидеть на ее лице снова.
— Все в порядке? — я делаю шаг к ней и поднимаю руку, чтобы дотронуться до ее, проверить пульс и убедиться, что он нормальный.
Ава отшатывается, виолончель выпадает у нее из рук и ударяется о разбитое стекло. Ее стул скрипит по осколкам и наклоняется под ее весом, но не падает.
— Не прикасайся ко мне, — говорит она с такой горечью, что у меня волосы встают дыбом.
Чтобы не тревожить ее, я остаюсь на месте и засовываю руку в карман, стараясь говорить как можно мягче.
— В чем дело?
— Ты соврал мне. Все это время ты мне врал, — на ее веках выступает влага, а щеки покрываются румянцем.
— Относительно чего? — спокойно спрашиваю я.
— Всего! — кричит она срывающимся голосом. — Ты соврал о нашем браке. Он был заключен не для того, чтобы мы помогали друг другу. Ты заставил меня выйти за тебя замуж, чтобы убедиться, что я сохраню в тайне твое преступление. Ты угрожал, что сделаешь меня сообщницей, если я не соглашусь на твое предложение.
Блять.
Гребаный ад.
Мышцы на моей челюсти напрягаются, когда стена, которую я старательно возводил вокруг своей жены, рушится в один миг.
— Что еще ты вспомнила? — спрашиваю я сдавленным голосом.
Бессмысленно пытаться заставить ее поверить, что ничего этого не было или что это игра ее воображения. Я никогда не чувствовал себя комфортно, эксплуатируя ее психическое состояние таким образом, даже если это было сделано ради нее.
— Все. То, как ты заставил меня выйти за тебя замуж. Как я стояла у алтаря и думала сбежать, а ты напомнил мне, что убил человека из-за меня и сделаешь то же самое со мной, если я буду доставлять тебе какие-либо проблемы, — она шмыгает носом, и слеза скатывается по ее щеке. — Ты угрожал убить меня в день моей свадьбы! Как ты мог так поступить со мной?
— Потому что я не мог позволить тебе сбежать.
— Боялся, что люди начнут сплетничать, если я брошу тебя у алтаря?
— Боялся, что это был мой последний шанс заполучить тебя.
— Ты имеешь в виду обладать мной? Владеть мной?
Возможно, так все и началось, да, но с тех пор все изменилось, особенно после того, как она потеряла память. Ава стала неотъемлемой частью моей жизни, без которой я не могу прожить, и это делает ее слабостью, обузой, ниточкой, которую любой может использовать против меня.
Все это время я боролся с мыслью оборвать эту нить и избавиться от опасности, которую она представляет, но каждый раз я прихожу к выводу, что не могу представить свою жизнь без ее солнечного,
