Плохой парень// Bad Guy (СИ) - Ли Кристина
— Мне… — я лишь рот раскрыл, чтобы остановить поток дерьма, которое извергал этот противный старик, но он оборвал меня.
— Не заливай мне про любовь, понял! Я уже видел одного, который клялся, что она его любовь до гроба! И посмотри что эта тварь с ней сотворила. Послушай меня, Хан! Я сейчас буду говорить страшные вещи, потому что эта девочка мне как дочь родная. У меня нет детей, и она все, что я холил и лелеял годами, вытаскивая из того ужаса, от которого не смог уберечь! Поэтому это у тебя месяц, Хан! Месяц на то, чтобы приехать и забрать её в место, где она сможет жить спокойно. В котором не будет твоей матери, которая обзывает её грязной шлюхой, и в котором наконец не будет тех ужасов, которые она постоянно наблюдала вокруг себя и боролась с ними. Если ты это сделаешь, значит я не зря, постоянно вел себя, как старый противный подонок и циничная тварь! Не сможешь… Я тебе её не отдам! Хватит с неё боли!
По мне прокатилась волна жара, и горячий воздух из горла вырвался вместе с моим ответом:
— Я вас услышал. У меня последний вопрос.
Мужчина усмехнулся холодной ухмылкой и ответил, зная что мне нужно:
— Его зовут Романенко Станислав Геннадьевич. Он в колонии в Сахалине.
Более мне ничего не требовалось. Поэтому я развернулся, и вышел вон.
Естественно смирится с тем, что я видел и осознать всё полностью я пока не мог. Но лишь вспомнив то как она выглядела, и что я получил от судьбы за свою золотую во рту, понял, с чем столкнулся.
Поэтому лишь опустив ногу с трапа, сразу позвонил тому человеку, который вечно скулил, как его всё достали, но никогда и ни за что не отворачивался от своих друзей.
— Ты прилетел? Почему так быстро? — Тэ Хван взял трубку за четвертым звонком, а я уже успел сесть в такси у аэропорта.
— Ты знаешь красную палатку у Радужного моста на побережье?
— Что с твоим голосом? Хан? Что случилось?
Я попытался успокоиться и мыслить здраво, меня выворачивало два состояния. В одном я хотел сесть обратно на самолёт, и остаться в той палате. Просто лежать рядом с ней и никуда не уходить. А второе прямо вопило, что ничего не хочет. Одно желание упасть в своем вольсэ на пол и просто валятся и ни о чем не думать. Вообще! Забыть. Стереть память. Вернуться к сраной беззаботности. Я же ещё такой идиот. Куда мне брать на себя такую ответственность?
Но оба эти состояния породили третье. Я стал сраный роботом, который боролся за совершенно другое. Оно уже ярко стояло стояло перед моими глазами. И тут я должен был сказать спасибо своей дерьмовой карме, хотя бы за то, что у меня были друзья, и положение. А именно последнее даст мне возможность сделать то, что я собирался.
Я ведь хотел только наш с ней мир? Его я и собирался создать. И я смогу! Иначе зачем тогда вообще пользоваться чувствами? Смысл любить? Если можно просто трахать куклу за куклой?
Нет, я уже хотел другого. Всё что произошло незаметно для меня самого уничтожило прежнего человека, и я стал бездушным снаружи совершенно.
— Тэ Хван! Мне нужно четыре миллиона долларов и два хороших адвоката. Проверенных. Таких чтобы провели немедленно аудит всех активов "Шинорацу". Это нужно сделать за неделю.
Я помнил, что мать затеяла совет директоров, на котором решила представить меня как нового гендиректора. Ухмыльнулся этим воспоминаниям и охренел от глупости этой затеи. Я ни хрена не понимал в том, как руководить нормальной компанией. А она хотела, чтобы я взял под руководство то, что почти развалилось, из-за её же муженька.
— Я могу тебе дать это. Но хочу знать зачем тебе столько денег и такие люди. Это не найти за один день, — его голос изменился, а я смотрел опять на реку, которая этот раз была нереально красивой, потому что её обрамляло золото пожелтевших листьев.
— Я собираюсь развалить "Шинорацу" до того состояния, которое осталось первоначальным после смерти отца. Мне не нужны ни люди, ни деньги твари, которая убивала ради них.
— Это не то что я хотел спросить… — он понял сразу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Я не привез её, и не остался с ней.
— Почему?
— Потому что нам не подходит ни её мир, ни мой, — я стал привыкать к бесцветность в своем голосе.
Он был пустой, резкий и холодный. Такой, которым его сделали наши миры.
— Жди звонка к завтрашнему вечеру. Я должен позвонить своему агенту. Он найдет адвокатов. А деньги… Это много, Хан. И на это тоже нужно время. Мне не вывести такие суммы за день.
— Я понял, брат. Камсамнида!
— Потом сочтемся, засранец. Все вы оболтусы влюбленные. Я не могу оставить вас без присмотра.
— Да я помню, — это был первый проблеск на моём лице, — Но все таки жду в палатке завтра. Я хочу накормить тебя кое-чем умопомрачительно вкусным и вредным.
— Я приеду к восьми. И попытаюсь всё решить, — он поставил трубку, и теперь я должен был сделать кое-что сам, а не только полагаясь на помощь друзей.
Поэтому я вышел у здания департамента, и посмотрел на парковую зону, где всё ещё видел словно наяву, как она идёт по дорожке и катается а плащ. Сейчас стоял полдень, но вокруг меня словно ночь сомкнулась, и я смотрел на парня, который шел прямо за фигурой женщины, аккуратно и пристально наблюдая за каждым её шагом.
Потом она обернулась, и свет дня снова вспыхнул, вернув в реальность.
— Вы что-то хотели, господин? — на меня смотрела девушка, которая стояла точно на том же месте, где ко мне в ту ночь обернулась Лика.
— Простите, я обознался! — поклонился ей, и заметив мелькающие зелёный свет светофора, ушел.
Пошел в сторону здания, и через пятнадцать минут сидел в той самой допросной.
— Ты уверен в том, что ты хочешь сделать, Хан? — Ю Чон-ши смотрел на меня странным испытующим взглядом, — Твоя мать так нас обложила адвокатами Йон Со, что в пору в наших стенах адвокатскую контору открывать! Она делает всё, чтобы сохранить репутацию семьи и компанию. А ты хочешь взять и всё развалить, согласившись дать показания против собственного отчима. Я был уверен, что ты под замком в своем доме. Но ты меня удивил, парень.
— Мы наконец перейдем к сути, или вы и дальше будете восторгаться тем, что малолетний дегенерат, которого вы подозревали в убийстве, пришел давать показания против своей же семьи?
— Что с тобой случилось? Я понимаю, что ты пережил многое. Но на этом не стоит зацикливаться, иначе оно сожрет тебя, мальчик. Поверь мне, я видел многое.
Я сцепил в руках ручку, и поднял на Ю Чон-ши взгляд:
— Вы не видели их? Хотите сказать, что в вас не поселился страх, инспектор? Вы хотите сказать, что вот это вот всё можно взять и сожрать как рисовый пирог на завтрак, а вечером Маколи залить?
Он долго смотрел на меня, а потом включил микрофон и произнес:
— Двадцать пятое октября две тысячи девятнадцатого года. Время тринадцать часов восемь минут. Проводится допрос свидетеля и потерпевшего по делу Хатори Кимура, господина Ким Хан Бина, — он посмотрел мне в глаза, и я продолжил, — Господин Ким, прошу, расскажите всё, что вам известно по делу.
Допрос длился около трёх часов. И начал я свой рассказ с самого начала, подкрепляя именами каждой шалавы, которая была в койке отчима, и могла хоть что-то знать о его связях с Хатори или норэбан.
Поэтому совершенно не удивился, переступив порог своего дома и войдя через ворота, что здесь творился полнейший хаос. Обыски на которые я дал личное разрешение, как прямой наследник и почти руководитель компании, проводили очень профессионально, что не могло не радовать.
Полицейские переворачивали всё в доме, пока я поднимался к себе на этаж и пройдя мимо комнаты матери, заметил, как она стоит у окна и просто смотрит на меня:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Зачем ты это сделал? Ты разрушил всё, Хан. Как ты мог так поступить со мной?
— Это ещё не всё, на что оказывается я способен, выйдя из-под твоей опеки. Дождись, омони, и ты поймёшь за что я просил у тебя прощения на коленях.