Кэти Хикман - Гарем
— Теперь-то уж сделала. Разве вы не понимаете, что это она отравила главу черных евнухов?
«Нет, это не она», — хотелось закричать девушке, но она сдержалась и вместо этого произнесла со всем спокойствием, какое смогла найти в себе:
— Но, по-моему, вы сами сказали, что Хассан-ага был ее другом.
— Думаю, даже больше, чем другом. — Гюляе-хасеки рассмеялась. — У меня хороший нюх на подобные вещи. Разве вам не доводилось слышать об отношениях между такими людьми? По большей части они могут быть вполне невинными: поцелуи украдкой, нежные рукопожатия, в общем, всякие там детские шалости.
Она встала, не торопясь направилась к ларцу с драгоценностями, стоявшему на сундуке, небрежным жестом выудила пару запыленных алмазных серег, поднесла к лицу и взглянула на себя в зеркало.
— Некоторые из их привязанностей могут быть очень страстными, как мне рассказывали, и длиться буквально всю жизнь. — Она небрежно обронила украшение. — Поэтому-то я и поняла, что Михримах способна на самые отчаянные действия, возможно, как никто другой. — Гюляе с подчеркнутой осмотрительностью произносила каждое слово. — Способна на самые жестокие вещи, если застанет его с женщиной.
— О чем вы говорите?
— О том, как я придумала выкурить карие Лейлу из ее укрытия. — Голос стал неожиданно резким. — Заставить ее совершить что-то такое, что выдало бы ее с головой. Для чего поручила одной из моих служанок соблазнить Хассан-агу и специально назначила для этого подходящее время.
По странному совпадению, им оказалась та самая ночь, когда, помните, вас должен был почтить вниманием султан. Между прочим, это валиде выбрала вас. — Гюляе с прежней небрежностью вынула из ларца изумрудный эгрет, попробовала на пальце его острие. — Гарем в ту ночь пустовал, большинство женщин и евнухов оставались в летнем дворце.
В общем, как только я избавилась от вас, мы с султаном… мм, немного развлеклись, а когда он заснул, я послала за карие Лейлой. Когда она пришла, я вручила ей сахарный кораблик — он оставался на столике у постели султана и после нашего… развлечения должен был принадлежать мне — и велела отнести его главе черной стражи с моими извинениями за то, что я ворвалась в спальню султана и испортила им вечер. — Она медленно улыбнулась.
— Вы знали, что она застанет его с той негритянкой?
— Да. Знала.
Гюляе, не глядя, отбросила эгрет в сторону, и он упал на диван рядом с Хайде.
— И карие Лейла отнесла кораблик в его комнату?
О, как старалась Селия не выдать голосом своего волнения!
— Конечно, как же иначе. О том, что случилось потом, вам известно и без меня. Карие Лейла отравила их, отравила обоих: и негритянку, и Хассан-агу. Кому же еще могла понадобиться смерть этих двоих?
— Но… — Селия поднялась на ноги, внезапно силы изменили ей, она не смогла произнести ни слова, комната поплыла у нее перед глазами.
— Конечно, ему в тот раз удалось выжить, но мы — вы и я — должны набраться терпения. Терпение — самая необходимая для нас с вами вещь.
— Для нас с вами?
— Разумеется, для нас с вами. Одно вы должны усвоить твердо — это то, что события не происходят именно так, как вы задумывали. Валиде долго прикрывала свою Михримах, но даже она не сможет делать это вечно. — Гюляе говорила будто сама с собой.
— Но карие Лейла…
— Да, карие Лейла, карие Михримах, называйте ее как хотите! — Глаза хасеки сверкнули. — Да, она, эта жалкая старая, высохшая банщица! Тем не менее валиде искренно любит ее. И то, что она когда-то попыталась спасти эту уродину, тоже было ее ошибкой. — Гюляе говорила, будто выплевывая слова, на ее щеках заалели гневные пятна. — Прекрасно, это дало мне наконец шанс. Я выведу их из тени, в которой они так долго таились. Я разоблачу их, и вы, да, вы, мне в этом поможете! Я вырву у нее власть! И сердце.
— Но карие Лейла не делала этого! — выкрикнула наконец Селия.
— Что? — опешила хасеки.
— Карие Лейла не делала этого, — повторила девушка чуть тише. — Она не давала яду Хассан-аге. Это сделали вы!
И в ту же секунду лицо Гюляе-хасеки приобрело выражение холодного бешеного гнева.
— Да вы просто сошли с ума! — выкрикнула она.
— Вовсе нет.
— Вам этого никогда не доказать.
— Нет, у меня есть доказательства того, что карие Лейла тут ни при чем.
— Я вам не верю.
— Но она даже не относила кораблик в ту ночь к Хассан-аге. Это сделал совсем другой человек.
Испуганная, Селия отступила назад, но Гюляе метнулась к ней и схватила за руку.
— Кто это сделал?
— Вы понимаете, что я действительно была бы сумасшедшей, если б сказала вам это. — Ногти взбешенной женщины впились в ее руку. — И она видела, как негритянка схватила что-то с подноса и положила себе в рот. И это что-то не имело никакого отношения к сахарному кораблику.
— Ах, так, значит, это была «она». Что ж, тоже неплохо для начала.
— Это вы подали вашей прислужнице такую мысль, разве нет? Сказали, должно быть, что это афродизиак или что-то в этом роде. А на самом деле это был яд!
— Скажи мне, кто это был, или я убью тебя!
Пальцы, сжимавшие руку девушки, казались ей огненным обручем.
— Несчастная скончалась в страшных муках, и только каким-то чудом черный евнух не умер тоже. Это так вы намеревались «разоблачить» карие Лейлу? Заставив ее увидеть этот ужас?
Раздался страшный вопль и наполнил собой комнату. Краем глаза Селия увидела, как на диване сверкнула какая-то зеленая молния и в ту же секунду маленькая фигурка — кости да кожа, настоящий обнаженный скелет — метнулась к ним. Еще одна вспышка зеленой молнии, и хасеки, уронив руку девушки, закричала от боли. Изумрудный эгрет вонзился в ее горло.
— Ах ты дрянь! Ты что со мной сделала?
В гневе она бросилась на Хайде и одним махом швырнула ее обратно на постель, затратив на это не больше усилий, чем на то, чтобы прихлопнуть муху. Но, казавшаяся черной в сумраке комнаты, черной, как деготь, кровь уже текла у нее по груди.
— Ты мне заплатишь за это!
Хасеки отступила, занесла руку над скорчившимся телом Хайде, но в ту же минуту Селия с изумлением увидела, что она застыла на месте, будто окаменев. Мгновение Гюляе-хасеки стояла не шевелясь, рот ее приоткрылся от изумления, и вдруг она как подкошенная рухнула на колени и ткнулась лицом в пол.
— Слишком поздно для поклонов, Гюляе, — произнес чей-то знакомый голос.
Часть стены, на которой висели платья и накидки Хайде, отошла в сторону, и в проеме появилась женская фигура.
— Я очень боялась, — произнесла валиде, — я очень боялась, что заплатить придется тебе, Кейе.
