Джеймс Делингпоул - Едва замаскированная автобиография
Но по телефону отвечает не Вера. Какой-то мужской голос, которого я прежде не слышал, некто, на кого, я чувствую, ни малейшего впечатления не производит мое героическое освещение беспорядков в Лос-Анджелесе — предполагаю, потому, что, работая поздним вечером, он уже не раз принимал такого рода драматические донесения из-за рубежа. А может быть, он просто жалкий придурок. Кроме того, с ним гораздо больше хлопот, чем с Верой: нельзя пропустить «запятая», «открыть кавычки» или «новый абзац» в надежде, что он сделает это сам. Даже в очевидном случае он вмешивается с вопросами «это все еще в кавычках?» или «это новый абзац?». Еще более раздражает, что он оказывается умником. Когда я зачитываю «Китайский Театр Манна — все с заглавной буквы, два „н“ в Манне», он мне говорит:
— А это не Китайский театр Грауманна?
— Вы так думаете?
— Я вас спрашиваю.
— Ну, насколько я помню, «Манна», а если нет, корректоры могут проверить.
— Я поставлю рядом знак вопроса.
— Как хотите. — Черт возьми, я уже вижу, как вся иностранная редакция сгрудилась вокруг экрана, изумляясь красоте моей прозы и непосредственности впечатлений, ухмыляясь над кражей лифчика Маданны, качая в недоверчивом ужасе головой над описанием моего столкновения с настоящей бандой и восторгаясь яркой цитатой в конце. И затем добавляют: «Какая жалость. Приди это на пять минут раньше, мы пустили бы его в номер».
Проходит еще лет пятьсот, прежде чем я могу сказать свои самые любимые в диктовке слова: «Конец». Потом я прошу, чтобы меня переключили на иностранную редакцию.
— Привет, это я, Джош Девере, — говорю я, стараясь звучать буднично, что мне не очень удается. — Вы должны с минуты на минуту получить мой материал.
— Да, спасибо, мы уже получили.
Ну и? НУ И?
— Хорошо, — говорю я, — вопросы какие-нибудь есть?
Слышу на том конце приглушенный голос, спрашивающий, есть ли вопросы. Еще более тихий ответ говорит, что нет, пусть идет завтракать.
— Нет, все хорошо, — говорит голос. — Можете идти завтракать.
* * *Потом начальник нью-йоркского бюро «Телеграф» Райдер Флинн приглашает меня «немного развеяться» в его красном открытом форде «мустанг». Инстинкт подсказывает, что нужно ответить: «Нет, спасибо, с меня хватит».
Ты что, не знаешь, что там идет восстание? Но Райдер — не тот человек, которому можно отказать.
Он выглядит так, как и должен выглядеть иностранный корреспондент: довольно длинные волосы в стиле тех среднего возраста наркоманов, которые так до конца и не могут расстаться с ушедшими в прошлое семидесятыми годами, почти постоянный загар, волчья усмешка, обнажающая черные от никотина зубы, стройное, жилистое тело, поддерживаемое строгой диетой из сигарет, кофе и адреналина, манера вести себя в целом как у мужчины, трахнувшего больше девиц и проглотившего больше наркотиков, чем большинству из нас удалось бы, проживи мы несколько жизней. У него та скрипучая, томная, медлительная речь, которую называли «паблик скул» — до того, как этими словами стали обозначать фальшивый лондонский твердый приступ. Он писал репортажи с немыслимого количества полей сражений, включая Афганистан, Фолкленды и, совсем недавно, Либерию, где одурманенные наркотиками воюющие фракции одеваются в женскую одежду и делают макияж, калечат матерей, разбивают младенцев об деревья и жрут еще трепещущие сердца своих врагов. Для многих молодых репортеров «Телеграф», включая меня, он бог.
Вдобавок ко всему такой день идеален для того, чтобы поездить по Лос-Анджелесу. Вокруг пусто. Можешь ехать с любой скоростью, потому что полицейские вряд ли станут тебя останавливать: у них есть заботы посерьезнее, чем следить за туристами, превышающими скорость. На стерео «Free Fallin» Тома Петти, ветер развевает волосы, в зубах Райдера зажат мундштук сигареты. В одно мгновение мы добираемся до корейского квартала.
Здесь все выглядит как в выпусках новостей, только менее интересно. Есть баррикады и мешки с песком перед магазинами, но не видно серьезного оружия, типа пулемета М60, который был на ТВ у корейца — владельца магазина.
— Похоже, все успокаивается, — говорит Райдер с оттенком разочарования.
Мы едем дальше.
Общая задача: найти какое-нибудь открытое заведение, где можно пообедать. Но перед этим Райдер хочет кое-что уладить, если я не возражаю. Ему нужно передать обзорную статью для завтрашнего номера, много времени это не отнимет, просто подумал, что мы могли бы заехать повидать этого пастора, преподобного Какбишьего, его адрес в бардачке, церковь где-то в Южном Централе.
Пока я не слышу его последних слов, я чувствую себя вполне спокойно. Я продолжаю делать вид, что спокоен, но он, должно быть, заметил, как я вздрогнул или побелел от ужаса, или что-то еще, потому что он смотрит на меня одной из своих зловещих ухмылок и говорит:
— Нельзя говорить, что повидал беспорядки в Лос-Анджелесе, пока ты не побывал в Южном Централе.
— Ну да. Конечно, нет. Разумеется, — говорю я, как будто выходя из задумчивости. — Я просто думал о том…
Думал я, конечно, следующее: «ЧЕРТ! Меня заманили в красный „мустанг“ с откидным верхом, которым управляет сумасшедший. Он сказал, что отвезет меня пообедать. Но на самом деле, он везет меня в Южный Централ Лос-Анджелеса. В место, которое напичкано узи и где стреляют из проезжающих мимо автомобилей. В самое неподходящее для посещения данного района время, какое только было в истории этого города. Когда просто ношение не тех эмблем или значков карается смертной казнью. Где просто за светлую кожу на лице могут…»
— …Это все очень похоже на «Костер тщеславия», правда? Этот персонаж, преподобный, не могу вспомнить его имени — Джесси Джексон, Льюис Фаррахан… Нет, не помню, ладно, оставим это, поехали, поехали поговорим с ним, должно быть интересно, — лепечу я.
Уф. Теперь он должен видеть, что я не боюсь.
Но и сам Райдер не вполне лишен страха, потому что при нашем приближении к Южному Централу он вдруг заявляет:
— Может быть, лучше не привлекать к себе внимания. — Он нажимает кнопку, и крыша машины автоматически поднимается. Она встает на место с приятным глухим щелчком. В течение одной обманчивой миллисекунды я чувствую себя почти в безопасности. Взгляд через ветровое стекло напоминает мне, что это не так.
Мы застряли в плотном потоке медленно движущегося транспорта: три ряда, бампер к бамперу, мы в среднем ряду — зажатые легковыми машинами со зловеще затемненными стеклами и пикапами, полными мускулистыми черными парнями в солнечных очках и укороченных жилетках, приплясывающими под хип-хоп, вырывающийся из переносных приемников, включенных на полную громкость. Как очень многое в Америке, это похоже на сцену из фильма, скорее, гангстерского. По сравнению с таким гангстерским фильмом «Нападение на 13-й участок» выглядит как «Лэсси возвращается». Думаю, что я не слишком драматизирую, когда начинаю размышлять, как просто им сейчас выхватить свои автоматические винтовки и изрешетить наш «мустанг». Возможно, они думают о том же.
