Янина Логвин - Гордая птичка Воробышек
И Босс тепло отвечает:
– Здравствуй, Матвей!
– Как долетели?
– Спасибо, хорошо. Как видишь – целы и невредимы, и все твоими молитвами. Если и в просьбе моей не откажешь, видит Бог, сполна отплачу за доброту твою.
Мужчины долго не разжимают рукопожатие, изучая друг друга взглядами, а я, позабыв обо всем, жду, когда же кто-нибудь из них заговорит об Илье.
– Удивил ты меня, Роман, и сын твой удивил: так обвести Байгали вокруг пальца! – прогнав с лица улыбку, наконец произносит Матвей, и я вся обращаюсь в слух. – И ведь, паршивец, не заикнулся о тебе ни разу!
– М-да, нечем мне перед тобой похвастаться. По всем статьям я виноват. Так что скажешь, Байгали?.. Поможешь? Или на свои силы рассчитывать?
– Не дома ты, Большой Босс, чтобы в одиночку в незнакомом лесу рукава закатывать да сучья рубить. Боюсь, не справишься. Шаман – сошка мелкая против тебя, ну так и ты не на своей земле стоишь. А в чужой степи да на чужой тропе не то, что заяц – матерый волк в капкан угодить может!
– Так как, Байгали?
– Помогу. Все же сыну твоему я не просто друг, а отец названный. И не смотри так ревниво! Знай я раньше, чей он сын – жилы бы из тебя вытянул, что такого парня едва не загубил! Я ведь его в преемники хотел. В зятья. Дочь у меня подросла – Гулька. Красавица! Глаз на него положила, но разве ее за то винить можно?..
Я так и застываю с заполошенно бьющимся сердцем, а мужчина договаривает:
– Такой джигит, эх… Цена мне – линялый тымак[3], если не помогу!
Он улыбается хмуро поджавшему губы Боссу и показывает широким жестом на дверь.
– Прошу в дом, гости дорогие! Женщин к столу – обогреться с дороги, а нам бы с тобой, Роман, с глазу на глаз поговорить не мешает, раз уж свидеться выпал случай. Ни к чему ребят напрягать, вон как встопорщились молодцы!
– Поговорим, Матвей, – соглашается Босс и дает отмашку обступившей нас охране отойти к машинам. – Идем в дом, Валюша, вы с Женечкой совсем замерзли, – мягко подталкивает под спину маму, на которой, кажется, и лица нет – настолько происходящее этим днем все еще ошеломляет ее.
У Босса очень теплый тон и внимательный взгляд, он ведет нас к дому, приобняв за плечи, показывая всем свое расположение, но даже я сбиваюсь с шага, когда черноглазый Матвей, поднявшись по ступеням крыльца и собственноручно распахнув перед нами массивные входные двери, вдруг обращается к маме, приглашая переступить порог:
– Госпожа Градова?
– Черта с два! – она спотыкается и говорит это очень быстро и тихо, схватившись рукой за ворот плаща, но все равно сказанное ею звучит невежливо, и мама, глядя, как удивленно замер у дверей хозяин, тут же пытается исправить ситуацию:
– Госпожа Воробышек! То есть, не госпожа, – теряется, покраснев, как помидор. – Просто Воробышек.
Теперь озадачен мужчина, хитрая улыбка покинула лицо, но его рука все так же поднята в приглашающем жесте, и мама, буркнув извинения, скрывается внутри дома, оставив за Боссом право легко отмахнуться на ее слова и пожать плечами:
– Не обращай внимания, Матвей. Это у нас игры такие – брачные. В птички! – И снова поймав маму за плечо, когда хозяин отвлекается на своих людей: – Поверь мне, Валюша, это Восток. Лучше, если тебя здесь будут воспринимать, как мою женщину. Да и мне спокойнее, пока вы тут без меня с Женечкой…
– Чт-то?
– Ну, не упрямься. Давай помогу снять плащ. И чего разнервничалась, спрашивается?
– Сумасшествие какое-то… – как-то потерянно отвечает мама, послушно отдаваясь рукам Босса. – Рома, – поднимает к мужчине все еще смущенное лицо, – кажется, я не одета для такого дома. Я ведь с работы.
– Не бери в голову, Валентина, это мне переживать нужно, не тебе. Скажут люди, что я жадный, – поясняет на ее удивленный взгляд, – а я не жадный, правда, Валь! Вот совсем! Дай только сил с нашими детьми разобраться. Так что выше голову и чувствуй себя королевой, – тебе по положению положено!
Я тоже раздеваюсь, едва ли замечая богатое убранство дома, выдержанное в светло-золотых тонах. Сбрасываю с головы капюшон, поправляю волосы…
– Рад тебя видеть в своем доме, Кунсулу! Так вот ты какая… – оказывается рядом Матвей, но я не сразу понимаю, что слова мужчины обращены ко мне, поэтому ответная улыбка получается откровенно натянутой.
– Роман Сергеевич! – обращаюсь к Градову, пользуясь тем, что он сам провожает нас с мамой в парадную столовую, прежде чем уединиться с хозяином в его кабинете. – Я так боюсь, что будет поздно, и Илья пострадает! Что же мы тянем? Ведь это, – обвожу рукой вокруг, – совсем не важно!
Но он возражает мне, разрешив беспокойству проявиться в голосе:
– Ты ошибаешься, Женя. Здесь свои обычаи, и это нельзя не учесть. Гостеприимность хозяина многое говорит о его расположении и желании помочь. К тому же, мы должны набраться терпения – Байгали нужно время созвать своих людей. Бои начнутся с приходом ночи, а мы, к сожалению, до сих пор так и не выяснили место проведения турнира…
У меня покалывает щеки и грудь, подводит живот, ноги совсем непослушны, но в доме неожиданно людно, и Босс, притянув меня к себе за плечи, с отеческой заботой просит держаться ради Ильи и мамы.
– Пожалуйста, девочка. Если с тобой что-то случится, я никогда себе не прощу, что привез тебя сюда. Но ты – моя последняя надежда!
Мне почти все равно, что он может оказаться неправ в своих ожиданиях относительно чувств своего сына ко мне. Главное сейчас – найти Илью, и я заставляю себя улыбнуться мужчине, возвращая ему и себе уверенность.
– Все хорошо, Роман Сергеевич. Не беспокойтесь, конечно, мы с мамой подождем вас.
У Байгали красавица жена и не менее красивая дочь. Они встречают нас довольно прохладно, как встречают незнакомых, невзначай навязанных для общения людей. Беседу за столом в отсутствие хозяина и его главного гостя поддерживают трое из присутствующих женщин – то ли сестры, а то ли тетушки Матвея, – к счастью, не требуя от нас особого внимания, не вовлекая в разговор, позволяя нам с мамой молча цедить горячий чай с молоком и довольствоваться, несмотря на полный угощений стол, лишь кусками сыра и вкусной лепешки.
Разговор ведется вокруг Анаргуль – дочери Матвея, – ее успехов в учебе, красоты, нарядов и прочих атрибутов юной любимицы. Женщины без устали восхваляют девчонку, сулят ей выгодное замужество, упоминают о тайной симпатии, а она не спускает с меня цепких глаз. Когда я, в очередной раз поймав на себе чуть раскосый высокомерный взгляд, не без раздражения поправляю очки, она, взметнув косами, привстав над столом и под громкий тетушкин «Ох!» поймав крепкой рукой мое запястье, требовательно говорит, показывая взглядом на тонкий золотой браслет.
– Откуда это у тебя?
И я, сама того не ожидая, отвечаю вдруг холодно и почти зло:
– Руку убери. Не то откушу.
Эта девочка – Анаргуль – обласкана вниманием, с ней нельзя говорить подобным тоном, и она совершенно по-детски теряется, повернувшись к матери.
– Мама! – громко восклицает и разом сникает. А я встаю из-за стола, больше не в силах выносить эту компанию незнакомых мне людей и слушать неинтересный разговор, наверняка переступая черту допустимого приличия.
– Гуля, сядь!
– Спасибо за чудесный ужин! Извините нас, Зарина, но мы с дочерью, пожалуй, выйдем подышать свежим воздухом. Это все перелет виноват, смена климата и перепады давления! – моя мама тоже знает, когда вмешаться, и я с облегчением и благодарностью ловлю ее руку. Не глядя на поджавшую губы Анаргуль, плюхнувшуюся под материнский окрик на стул, в свою очередь благодарю хозяйку:
– Спасибо вам за гостеприимство, и правда, все было очень вкусно.
Когда час спустя хозяин с Боссом находят нас с мамой в теплой беседке за домом, Байгали без стеснения говорит:
– Не обращай внимания на мою Анаргуль, Кунсулу. Понравился ей Илья – видный джигит, дрогнуло девичье сердце. А тут я еще масла в огонь подлил, рассказав о невесте. А подарок от всей души, не сомневайся! Горсти золота парень отмел, а на часиках этих остановился. Как увидел, так и загорелся взгляд! Да я и сам вижу, что не прогадали мы с подарком.
– О невесте? – я чувствую, как мой голос внезапно предает меня, а к сердцу подкрадывается холод. – У Ильи… есть невеста?
– Шутница ты, дочка, однако, – коротко смеется Матвей. – Есть! Как две капли воды похожи вы с ней! Сам не ожидал, что мальчишка так скоро определится. В последнюю нашу встречу Гульку свою за него сватал, – буду честен, с радостью бы отдал, – а он так старика удивил. Отказал, надо же! Самому Байгали отказал, слышишь, Роман! Не увидишь меня, говорит, если будешь с родством в душу лезть, и все тут! И фотографию любимой Кунсулу под нос, чтобы пасть свою волчью, значит, зря не разевал.
– Ф-фотографию? Мою? – я так удивлена, что и не знаю, что сказать. Кусаю губы, не представляя, откуда у Ильи мог оказаться мой снимок.
– А ты чего стесняешься, Женя? – поднимает густую бровь Большой Босс. – Ведь в новогоднюю ночь признались еще!
