Томас Уайсман - Царь Голливуда
После второго круга Кейб спросил:
— Я обхожу сад три раза, вам это не надоело?
— Нет, если это не надоело вам.
— Надоело дерьмо вокруг, но в моем возрасте остается небольшой выбор развлечений. — Он зорко посмотрел на Александра: — Слишком жарко для вас?
— Жарко.
— Знаете, что говорят обо мне люди? Они говорят, что старик Кейб поддерживает в доме температуру пекла, чтобы акклиматизироваться к месту, куда он собирается отправиться.
За этим последовал еще один жестяной смешок.
— Вы такое не слышали?
— Нет, не слышал, — сказал Александр.
— Люди думают, что, когда они состарятся, они не слишком станут цепляться за жизнь. А я противлюсь смерти, как черт, м-р Сондорф!
— Я в этом уверен.
— Очень приятно, м-р Сондорф, что вы сопровождали меня на прогулке, я с удовольствием поболтал с вами. Если вы захотите поговорить со мной о чем-нибудь еще, приходите, повидаемся. Я подумаю о вашем предложении. А теперь прощайте.
* * *В оставшиеся десять дней до премьеры и открытия "Театра Сейермана" — Вилли решил дать театру свое имя — основное время у Александра поглощала реклама. В Нью-Йорке фирмы "Сейерман-Интернешнл" и "Г.О.Х. Инк" тратили огромные суммы, чтобы развернуть совместную кампанию по рекламе нового кинотеатра и нового фильма. Молодость, привлекательность, экстраординарность и быстрый успех Александра делали его, естественно, объектом внимания журналистов из газет и журналов. К тому же за последние полтора года о нем ходили разные фантастические сплетни и анекдоты. До сих пор он отклонял все просьбы об интервью, и это придавало ему некую загадочность, что еще больше привлекало газетчиков. Но теперь, для того, чтобы разрекламировать фильм, он был обязан стать доступным для прессы. Александр вызвал из Голливуда Пита Фентона для совместной работы с Теренсем Роули — специалистом по рекламе, который работал на Вилли. Вилли, вообще-то не расположенный рассказывать о себе, теперь вовсю занялся саморекламой. Стоило раскрыть газету, и сразу можно было увидеть фото Сейермана, обычно вместе с какой-нибудь очаровательной кинозвездой. Печатались интервью, где Вилли рассуждал о том, что он считал в этом мире неправильным, рассказы о чудесах и волшебстве "Театра Сейермана"…
Александр тоже очень много времени уделял интервью. Он был очень сердечен и гостеприимен, но не слишком коммуникабелен с журналистами. Он уклончиво отвечал на их вопросы, касавшиеся его лично, и не позволял им быть настойчивыми. Он не подтверждал и не опровергал ни одну из многих версий о том, как ему удалось взять под контроль студию Хесслена, он ничего не рассказывал о своей личной жизни и уклонялся от вопросов о девушках, неопределенно улыбался шуткам, когда обыгрывалось, что он "маменькин сынок". Но когда речь заходила о киноиндустрии, он разговаривал решительно, а о "Жизни богача на широкую ногу" — с чуть сдержанным энтузиазмом. Очень немногим журналистам, бравшим у него интервью, удавалось заполнить блокноты сенсационными цитатами, но большинству он в конце концов нравился. Журналистки обожали его и большую часть газетной полосы посвящали описанию его привлекательной внешности, сочетанию крайней молодости с решительностью, его прекрасным манерам, его трогательным "скромным" уходам от вопросов о девушках. Александр уже знал, как заставить "скромность" служить своим целям. С более серьезными интервьюерами он свободно рассуждал о конфликтах между искусством и бизнесом в кинематографии, отдавая должное гению Вальтера Стаупитца, но добавляя, "что если человек гений — не означает, что он всегда прав". Александр позировал фотографам, а поскольку на большинстве фотографий была видна шикарная обстановка, то в большинстве газетных заголовков обыгрывалась в различных вариантах «"Жизнь богача на широкую ногу" — Александр Сондорф»! Вскоре в Соединенных Штатах "жизнь на широкую ногу" стало ходячим выражением. Когда мальчик хотел пригласить девочку на угол в аптеку, чтобы выпить молочный коктейль, он говорил: "Пойдем со мной, будем жить на широкую ногу". А когда провинциальный щеголь вывозил девушку в большой город, люди говорили: "Смотрите, он приучит ее к жизни богача на широкую ногу". И врачи, предостерегая бизнесменов от излишеств и призывая их к более умеренной жизни, говорили: "Чуть-чуть многовато жизни богача на широкую ногу". Эта фраза бытовала не только в беседах, но и в иных сферах. Коул Портер включил эту фразу в одну из своих песен, социологи использовали ее иронически, сатирики — сатирически, моралисты и реформаторы громили ее с трибун и кафедр, придавая ей презрительный, уничижительный оттенок. В середине 20-х годов это была одна из фраз, что у всех на устах. Еще до премьеры оправдалось предсказание Александра, что "Жизнь богача на широкую ногу" будет знаменитый фильм.
В день премьеры Александру позвонила девушка и сказала, что обращается к нему по поручению м-ра Кейба. М-р Кейб благодарит за билеты на премьеру, но, к сожалению, вряд ли выйдет из дому и не сможет их использовать. Девушка поинтересовалась, не будет ли м-р Сондорф возражать, если один из этих билетов она возьмет себе, ей очень хочется посмотреть этот фильм.
— Нет, конечно, не буду возражать, — сказал Александр.
— В таком случае, — продолжала она, — не могу ли я попросить вас еще об одной любезности. Так как уже поздно и я не смогу ни с кем сговориться, не согласитесь ли вы заехать за мной?
Александр сказал, что не уверен, сможет ли он это сделать, у него еще куча забот. А если сможет, то куда именно?
— На квартиру, — сказала она.
— На какую квартиру?
— Квартиру моего дедушки, вы здесь уже были однажды.
* * *К восьми часам вечера толпы народа, собравшиеся на улице, стали неуправляемыми. Они смели заграждения на перекрестке Седьмой авеню и Сорок девятой стрит и хлынули, оттеснив шествие мормонов. Вереницы машин: "минервы", "пирс-аррон", "линкольны", такси, "роллс-ройсы" рывками ползли сквозь слякоть и дождь. Кое-кто, доехав до пробки, теряли терпение и вылезали из машин, а их шоферы и лакеи, держа зонтики, прокладывали путь к навесу у входа в "Театр Сейермана". Периодически в толпе раздавался рев, людям казалось, что они увидели кого-то из знаменитостей: "Это Чарли… Чарли… Чарли-и-и! Это Глория Свенсон, это Глория… О, это Глория! О!.. Глория!.. Гей, Глория!"
Мокрые лица без стеснения прижимались к стеклам автомобилей, пристально вглядывались внутрь в надежде увидеть знаменитостей. Прожектора, направленные в толпу, высвечивали отдельные группы, обдавая их теплом, а кинохроникеры снимали возбужденные лица в различных ракурсах, прежде чем подъедут знаменитости и они запечатлеют их на пленку.
