Дуглас Кеннеди - В погоне за счастьем

«Вы абсолютно правы, мистер Смайт. Здесь не судебное заседание. И это даже не расследование и тем более не комиссия Конгресса. Мы собрались исключительно для вашего блага…»

«Моего блага! — произнес я, пожалуй, слишком громко. — Что ж, это меня устраивает».

«Все, к чему мы стремимся, — продолжил Френкель, — это помочь вам избежать потенциально опасной ситуации».

«О, так, значит, все мы тут друзья? — сказал я, уставившись на Берта Шмидта. — Ну и ну, я даже не предполагал, что у меня столько друзей в высших эшелонах…»

«Это бесполезно», — обратился Росс к своим коллегам-инквизиторам.

Но Шмидт попытался сыграть роль доброго полицейского:

«Эрик, прошу тебя… постарайся сотрудничать».

«Хорошо, хорошо, — ответил я. — Валяйте спрашивайте».

Агент Смит снова потянулся к папке. «Как я уже сказал, мистер Смайт, у нас есть доказательства, опровергающие ваше последнее заявление. По нашим данным, вы вступили в коммунистическую партию в марте тридцать шестого года и были членом нью-йоркского отделения в течение пяти лет. Вышли из партии лишь в сорок первом году».

«Ладно, признаюсь. Действительно, в течение короткого периода времени, сразу по окончании колледжа, я состоял в партии. Но с тех пор прошло уже долгих десять лет…»

«Почему же вы только что солгали мне о своем прошлом членстве в партии?» — спросил агент Свит.

«А вам бы хотелось признаться в ошибках молодости?»

«Конечно нет, но, если бы меня спросил федеральный офицер правительства Соединенных Штатов, я бы сказал правду. Ошибка есть ошибка. Но ошибку можно исправить, лишь когда сознаешься в ней и попытаешься поступить правильно».

«Как я только что сказал вам, я вышел из партии более десяти лет тому назад».

Вступил второй юрист, Голден. Он избрал дружеский тон:

«Что заставило тебя выйти из партии, Эрик?»

«Я потерял веру в доктрины, которые они провозглашали. Я решил, что они дают идеологически неверное представление о многих вещах. К тому же я начал верить распространяющимся слухам о сталинских репрессиях в России».

«Итак, — подытожил вечно услужливый Голден, — ты осознал ошибочность коммунистического учения».

Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Берт Шмидт устремил на меня умоляющий взгляд, в котором читалось: «Не лезь в бутылку». И я ответил:

«Совершенно верно. Я решил, что коммунизм — это ошибка. Зло».

Это был единственно правильный ответ, поскольку в тот же миг все присутствующие заметно расслабились, хотя Росс и выглядел разочарованным. Все-таки ему хотелось видеть во мне врага. Представляю, с каким удовольствием он бы светил мне в лицо лампой или долбил по башке телефонным справочником, выбивая из меня правду. Но вместо этого все демонстрировали миролюбие и легкомысленный настрой. Во всяком случае, какое-то мгновение.

«Учитывая ваше замечательное перерождение, — продолжил агент Свит, — вы можете сегодня назвать себя патриотом Америки?»

Я ожидал и этого тупого вопроса. И знал, что придется врать. В общем, я заверил агента Свита — и всех сидящих за столом, — что люблю свою страну больше жизни, ну и все такое прочее. Свит, казалось, был доволен таким ответом.

«Значит, вы будете охотно сотрудничать с нами?» — спросил он.

— Сотрудничать? Что вы имеете в виду под словом сотрудничать?

«Я имею в виду, помочь нам внедриться в коммунистическую среду, которая угрожает безопасности Соединенных Штатов».

«Я и не знал о такой угрозе», — ответил я.

«Поверьте мне, мистер Смайт, — сказал агент Свит, — угроза существует, и она очень серьезная. Но при сотрудничестве бывших партийцев, вроде вас, мы можем пробраться в самое сердце партии и нейтрализовать ее лидеров».

Скажу тебе честно, Эс, в тот момент я едва не лишился всего. Меня так и подмывало сказать агенту Свиту, что он напоминает мне одного из мальчишек Харди, которые охотятся за плохими коммунистами. Помочь нам внедриться в коммунистическую среду, которая угрожает безопасности Соединенных Штатов. Ты можешь поверить в такую ересь? Как будто в нашей стране существует коммунистическая среда.

Я попытался привести логические доводы:

«Послушайте, мистер Свит. Тогда, в тридцатые годы, многие вступали в партию просто за компанию. Это было модно, как крутить хулахуп».

Росс уцепился за эту реплику:

«Ты осмеливаешься приравнивать вредоносную коммунистическую доктрину к такой безобидной вещице, как хулахуп?»

«Я лишь хотел сказать, мистер Росс, что в те времена я был наивным мальчишкой, новоиспеченным выпускником Колумбийского университета, и мне импонировал весь этот треп о правах человека, справедливом распределении богатств и тому подобное. Но все-таки главной причиной, побудившей меня вступить в партию, было желание следовать моде. Я ведь тогда работал в федеральном театральном проекте…»

«Колыбель подрывной деятельности», — прервал меня Росс.

«Мистер Росс, разве когда-нибудь и где-нибудь горстка актеров и режиссеров угрожала стабильности режима?»

«О! — обрадовался Росс. — Так ты считаешь правительство Соединенных Штатов режимом?»

«Я не то имел в виду…»

«Истинный патриот Америки должен знать, что отцы-основатели дали нам самую демократическую систему правления, когда-либо существовавшую на планете».

«Я читал «Записки федералиста»[53], мистер Росс. И понимаю доктрину разделения властей, как ее преподносят Гамильтон, Мэдисон и другие просвещенные мужи… которые, откровенно говоря, пришли бы в ужас, если бы увидели, что гражданина этой страны допрашивают о его верности флагу…»

«Это не допрос», — рявкнул Росс, стукнув кулаком по столу.

И вновь Френкель успокаивающим жестом тронул его за руку. После чего произнес:

«Эрик, я думаю, что агент Свит — как и все присутствующие — лишь пытается выяснить, связан ли ты по-прежнему с партией».

«Неркели в том талмуде нет сведений о том, что я вышел из партии десять лет назад?»

«Конечно, есть, — сказал Свит. — Но кто подтвердит, что ваш выход из партии не был блефом? Насколько мы понимаем, вы вполне могли остаться ее тайным функционером, маскирующимся под бывшего коммуниста…»

«Вы ведь это не всерьез?» — заметил я.

«Мистер Смайт, ФБР никогда не шутит. Тем более когда речь идет о национальной безопасности».

«Я уже произнес это однажды и повторю снова: я вышел из партии в сорок первом году. С тех пор у меня не было никакой связи с партией. Мне не нравится эта партия, будь она неладна, и сегодня я проклинаю тот день, когда вступил в нее. Послушайте, я всего лишь один из авторов шоу Марти Маннинга. С каких это пор писатель-юморист представляет собой угрозу национальной безопасности?»