Ким Эдвардс - Дочь хранителя тайны
Миновала неделя. В субботу Каролина, двигаясь из последних сил, загрузила стиральную машину и отправилась на кухню, чтобы наскоро что-нибудь приготовить. Вытащила из холодильника фунт моркови для салата, порылась среди замороженных продуктов, надеясь на вдохновение. Тщетно. Что же, Ал будет недоволен, но придется заказать пиццу. Уже пять часов, скоро ехать за Фебой. Каролина прекратила чистить морковь и, сквозь собственное смутное отражение, посмотрела в окно на вывеску «Фудленда», мерцавшую красным за голыми ветвями деревьев. Она думала о Дэвиде Генри и Норе, бессменном объекте его фотографий, о холмах и долинах ее тела, волосах, наполнявших пространство снимка неожиданным светом. Письмо из адвокатской конторы по-прежнему лежало в ящике стола. Она ходила на встречу, которую назначила еще до аварии, и ей, в солидной обстановке, среди дубовых панелей, зачитали условия завещания Дэвида. Это не шло у нее из головы всю неделю, хотя времени все как следует обдумать, а тем более обсудить с Алом, не было.
С улицы донесся шум. Каролина вздрогнула, обернулась. В окошке задней двери мелькнула Феба, почему-то без пальто. Каролина бросила ножик, подошла к двери, вытирая руки о фартук, и увидела то, чего не было видно изнутри: рядом с Фебой стоял Роберт, обнимая ее рукой за плечи.
– Что вы тут делаете? – резко спросила Каролина, выходя на крыльцо.
– Я взяла выходной, – ответила Феба.
– Вот как? А работа?
– Там Мэкс. Я заменю ее в понедельник.
Каролина медленно кивнула.
– Но как же ты добралась домой? Я собиралась за тобой ехать.
– Мы приехали на автобусе, – сообщил Роберт.
– Понятно. – Голос Каролины дрожал от волнения. – Разумеется. На автобусе. Феба, я же тебя просила! Это небезопасно.
– А я была с Робертом! – Феба выпятила нижнюю губу – как всегда, когда сердилась. – Мы поженимся.
– Ради всего святого! – воскликнула Каролина, теряя терпение. – Как вы можете пожениться? Что вы знаете о браке, вы же ничего в этом не смыслите!
– Мы смыслим, – с рассудительным видом возразил Роберт. – Смыслим в браке.
Каролина вздохнула.
– Роберт, тебе надо домой, – сказала она. – Раз ты смог приехать на автобусе сюда, то и обратно как-нибудь доберешься. У меня нет времени тебя отвозить. Все это уже слишком. Поезжай домой.
Роберт, к ее удивлению, улыбнулся. Посмотрел на Фебу, прошел в неосвещенную часть крыльца, нагнулся, сунул руку под кресло-качалку. И вернулся к двери с охапкой красных и белых роз, которые почти светились в сгущавшихся сумерках. Роберт протянул букет Каролине; бархатистые лепестки нежно коснулись ее кожи.
– Роберт… – изумленно выдохнула она. Слабый аромат разлился в холодном воздухе. – Что это?
– Я купил их в своем магазине, – ответил он. – На распродаже.
Каролина помотала головой:
– Не понимаю.
– Сегодня суббота, – напомнила Феба. Суббота – день, когда Ал возвращался из поездок с неизменным подарком для дочери и букетом для жены. Каролина представила, как Роберт и Феба едут на автобусе в магазин, где Роберт работал на складе, изучают цены на цветы, старательно отсчитывают монеты. Какой-то части ее существа по-прежнему хотелось завопить, выпихнуть Роберта за дверь, затолкать в автобус и навсегда выпроводить из их жизни, – той ее части, которая кричала: для меня это слишком, оставьте меня в покое.
В доме настойчиво зазвенел маленький колокольчик, который она дала Алу, чтобы тому не приходилось кричать на весь дом, вызывая ее. Каролина вздохнула и отступила назад, жестом приглашая Фебу и Роберта в кухню, к теплу и свету.
– Ладно, – сказала она. – Заходите, оба. Пока не замерзли.
Она поспешила наверх, стараясь успокоиться. Столько всего на голову одной женщине.
– Вообще-то считается, что ты больной, – заговорила она, входя в комнату Ала. Он сидел, водрузив ногу на тахту, с книгой на коленях. – Ты понимаешь, что это означает? Больному полагается болеть. Скучно, конечно, но что поделать – заживление идет долго, господи боже ты мой.
– Сама хотела, чтобы я чаще бывал дома, – огрызнулся Ал. – Правильно, выходит, говорят: опасайся своих желаний.
Каролина покачала головой и села на край кровати.
– Такого я не хотела.
Он несколько секунд смотрел в окно, а потом буркнул:
– Ты права. Извини.
– Как нога? – спросила она. – Сильно болит?
– Терпимо.
В фиолетовом небе за окном ветер трепал последние листья платана. У ствола лежали пакеты с луковицами тюльпанов, их пора было посадить. В прошлом месяце они с Фебой сажали хризантемы, яркие всполохи оранжевого, кремового, темно-пурпурного. Каролина садилась на пятки, отряхивая землю с рук, и любовалась ими, вспоминая то время, когда она точно так же занималась цветами со своей матерью. Их объединяло дело, не слова; они редко обсуждали что-то личное. А теперь Каролина жалела, что многого ей не сказала.
– Решил поставить на этом крест, – не глядя на жену, бросил Ал. – В смысле – на перевозках.
– Ну и прекрасно.
Каролина попыталась представить, как такой поворот событий скажется на их жизни. Она обрадовалась – поскольку буквально обмирала от страха при мысли о том, что он снова уедет, – но в то же время испугалась. С тех пор как они поженились, им ни разу не удалось провести вместе больше недели.
– Я все время буду путаться у тебя под ногами, – сказал Ал, будто прочитав ее мысли.
– Вот как? – Она внимательно посмотрела на него, отметив про себя его бледность и серьезный взгляд. – То есть ты собрался на пенсию?
Он помотал головой, рассматривая собственные руки.
– Я еще не настолько стар. Подумываю заняться чем-нибудь другим. Например, перейду в диспетчеры: я же знаю всю систему вдоль и поперек. Или на городской автобус, не знаю. Да что угодно, только не на трассу.
Каролина понимающе кивнула. Она ездила на место происшествия, видела расплющенное заграждение и землю, взрытую упавшим трейлером.
– У меня всегда было предчувствие, что рано или поздно это обязательно случится. – Ал по-прежнему глядел себе на руки. Он не первый день не брился и оброс щетиной. – И вот случилось.
– Я не знала, – удивилась Каролина. – Ты никогда не говорил, что боишься.
– Я не боялся, – поправил Ал. – Предчувствовал. Разные вещи.
– И все равно ты не говорил.
Он пожал плечами:
– Это ничего бы не изменило, Каролина. Предчувствие – всего лишь предчувствие.
Еще пара ярдов – и Ал бы погиб, не раз повторил полицейский. Всю неделю она отгоняла от себя мысли о том, чего не произошло. Тем не менее она могла уже быть вдовой и остаток жизни провела бы одна.
